– А если убьют?

– Ну и пусть. Значит, судьба такая.

– Все, Русику больше не наливать! – несколько нервно засмеялся Сидоров. – У меня, может, тоже мечта – в садоводы пойти… И что теперь – бросить все, уйти в поля? Так теперь?

– Да, – бесстрастно ответил Айхенбаум.

– Дурак, ну дурак…

– А я в детстве мечтала быть дрессировщицей тигров… – задумчиво пробормотала Жанна.

– Теперь ты нас дрессируешь, – вздохнул Сидоров.

– Станцуй, Жанна… – Руслан Айхенбаум тяжело поднялся из кресла, отставил гитару. – Станцуй со мной, а? В том платье.

– И со мной! – встрепенулся Сидоров. – Пока мы еще на ногах стоим…

– Хорошо, – сказала Жанна. – Айн момент…

Она переоделась в гардеробной, припудрила разгоряченные щеки. В висках слегка шумело. «Что я делаю, господи, что я делаю…»

Вышла к ним через десять минут – в том же виде, что была на свадьбе Юры. Сидоров перебирал диски у музыкального центра:

– Вот, годится…

Заиграла медленная мелодия.

– Русик, сначала с тобой…

Жанна с Русланом Айхенбаумом медленно закружились по комнате. Он прижимал ее к себе нежно, крепко и, как ни странно, очень хорошо держался, словно и не пил совсем. От него веяло горячим, влажным теплом.

– Русик…

– Что?

– Не ходи в Иностранный легион.

– Ладно. – Он прижал ее чуть крепче, закрыл глаза. На виске у него пульсировала какая-то жилка.

Потом она танцевала с Яшей Сидоровым.

– Почему жизнь так неправильно устроена?..

– О чем ты, Яша?

– О том, что ты любишь Пересветова, а я люблю тебя.

– А Нина любит Юру. Бедная Нина… – пробормотала Жанна, уткнувшись в его плечо. – Мне ее очень жаль!

– Перестань, – Сидоров слегка встряхнул ее. – Никакой любовью там и не пахло!

– Ну что ты говоришь…

– Это правда! Неужели ты не поняла, что это был чистый расчет с ее стороны?.. Она хотела замуж и сделала все, чтобы женить на себе Пересветова! Все это видели, все это знали.

– Я не знала.

– Это потому, что ты другая… Ты живая, – прошептал ей на ухо Сидоров. – В тебе нет расчета. Ты или любишь, или нет.

Руслан поставил другой диск, с модной этнической музыкой, быстрой и зажигательной. Теперь они плясали втроем, выделывая какие-то немыслимые коленца…

Потом Руслан с Яшей сидели на диване, а танцевала одна Жанна, не замечая ничего вокруг, впав в какое-то странное исступление. На ее лице была неподвижная улыбка, в глазах стояли слезы.

Руслан Айхенбаум вскочил, схватил ее за запястья.

– Все. Жанна, все…

– Русик, пусти ее, – вступился Сидоров.

– Отстань, – мрачно произнес Айхенбаум. – Вообще, вали отсюда…

– Сам вали! Я тебе ее не отдам.

– Да ты… – Еще чуть-чуть, и они бы подрались.

– Все, хватит! – закричала Жанна, едва держась на ногах. – Оба! Оба – вон! Я вас сюда не звала!

– Жанна, ты должна выбрать, – нетвердым голосом произнес Сидоров. – Так больше жить нельзя, ты понимаешь?..

– Кого я должна выбрать? Тебя или Русика?.. Я не знаю! Может быть, кинуть монетку?.. – в отчаянии произнесла она. – Чего вы хотите, а? С кем я должна провести эту ночь – вы об этом спорите?..

Руслан Айхенбаум пришел в себя.

– Нет, Жанна, ты не поняла… – пробормотал он. – Наверное, одной ночи не хватит…

– Всю жизнь! – засмеялся Сидоров.

– Ладно… – без сил пробормотала она. – Разберемся потом. Вон в том шкафу – постельное белье, подушки… Я иду спать.

Жанна закрылась в гардеробной, легла на узкую кушетку, лицом к стене, и заснула – моментально, сразу она провалилась в тяжелый, пустой сон…

Разбудили ее звонки в дверь и отдаленный грохот.

Она вскочила – с тяжелой, мучительной головной болью. Обнаружила, что спала в роскошном платье от Арины Каплер, которое все измялось за ночь.

Щелкнула задвижкой и осторожно выглянула в соседнюю комнату: Сидоров спал на диване, Айхенбаум – на стульях. В гостиной царил невообразимый разгром.

– Кошмар… – содрогаясь, пробормотала Жанна. – Что же мы вчера тут делали? Взрослые люди…

В этот момент звонки и грохот продолжились с новой силой.

– Ну кто там ломится? – сквозь сон пробормотал Сидоров. – Откройте…

И вмиг вчерашние страхи охватили Жанну – тот, кто должен был ее наказать, пришел.

Она прокралась в прихожую и заглянула в «глазок». Там стояла женщина с фиолетовыми волосами. Сердце у Жанны упало…

В коридор выглянул Айхенбаум, кутаясь в простыню.

– Кто там, Жанна? – сонным голосом спросил он. Тоже заглянул в «глазок». – Это же эта, как ее там… мамаша Нины. Раиса Романовна, что ли…

– Кто? – изумленно спросил Сидоров. Он тоже вышел в коридор, кутаясь в простыню. – Что ей надо?

– Надо открыть, – безнадежно произнесла Жанна.

– Ты спятила! – в один голос шепотом закричали Сидоров и Айхенбаум. – Зачем?..

– Я все слышу! – с той стороны завопила Раиса Романовна. – Жанна Ложкина, ты там?.. Так вот – будь ты проклята, проклята, проклята…

Жанна зажмурилась и закрыла уши руками. Внутри у нее все похолодело. Раиса Романовна продолжала бушевать, но Сидоров с Айхенбаумом затащили Жанну обратно в комнату.

– Жанна, детка… – пробормотал Сидоров, с нежностью проводя ладонью по ее спутавшимся волосам. – Не бери в голову.

– Она старая женщина, она не в себе. Она не того винит! – с жаром подхватил Айхенбаум. – У нее должны быть претензии к Пересветову, а не к тебе! Это он, в конце концов, бросил ее дочь.

– Вы не понимаете… – пробормотала Жанна. – Она меня прокляла!


Раиса Романовна бушевала недолго – скоро она ушла. Потом ушли Сидоров с Айхенбаумом, страшно мучаясь с похмелья – но тем не менее идти на работу было надо.

Жанна осталась одна.

Когда в очередной раз позвонили в дверь, она едва смогла сдержать крик – но на этот раз визитером оказался Марат. Он был встревожен и испуган.

– Все в порядке? – спросил он, когда Жанна наконец впустила его. – Сейчас встретил соседку в лифте, она сказала, что тут был какой-то шум, люди кричали… Даже милицию собирались вызывать! Я только с ночной…

– Марат, это у меня, – сказала Жанна. – Приходила одна женщина…

– Кто?

– Так, неважно… – Она потерла пальцами виски. – Впрочем, ты должен знать – Юра Пересветов бросил Нину. Это ее мать сегодня приходила ругаться…

Некоторое время Марат молчал, пытаясь осознать ситуацию.

– Надо же, он ее все-таки бросил… – пробормотал он. – И что теперь будет, интересно знать?..


Ситуация для него, для Марата, была самая невыгодная. Теперь ничего не мешало Жанне воссоединиться со своим возлюбленным. «Значит, он все-таки решился… Он так любит ее, что пожертвовал своей невестой и своим ребенком. А ведь казалось, что он не из тех мотыльков, для которых нет ничего святого, да и сама Жанна твердила, что принципы господина Пересветова сильнее его самого! Ох, как он ее любит, если решился на такой шаг…» – с тоской думал Марат.

И еще он думал о том, что сам пожертвовал бы всем ради Жанны. Они, наверное, были почти как братья с Пересветовым, у них была одна кровь, одно желание… Именно поэтому Марат не мог ненавидеть своего соперника – потому что понимал того, как никто другой. Любить Жанну! Вот для чего была дана им обоим жизнь…

Теперь стало ясно, что соперник выигрывает. Он, Марат, остается с носом, теряет Жанну. Случилось самое худшее.

«Он сильнее меня. Наверное, между ними было все… Почему же я так боюсь прикоснуться к ней, боюсь сказать то, о чем сто лет назад должен был сказать?..»

Вопрос этот был самого тонкого, деликатного свойства. Странно, что других женщин Марат не боялся. Он их и не любил, а просто терпел рядом… По большей части они вызывали в нем отвращение. Все его связи носили тупиковый, скучный характер и заканчивались неизбежным, скорым разрывом.

А как все могло быть с Жанной, он и представить себе не мог… И ему было страшно. Нет, он, конечно, прикасался к ней – обнимал утешающе, гладил по волосам, клал голову ей на колени… Невинные, целомудренные действия, дозволенные другу детства.

И ведь она сама, Жанна, и ценила его за то, что он был не как все, что он не демонстрировал желания обладать ею – у нее, прекраснейшей, эти демонстрации, наверное, в печенках уже сидели! Она бы не привязалась так к Марату, если бы он был – как все!

Если бы хоть на чуть-чуть задержать объятия, целовать ее чуть дольше, не торопиться выпускать ее из рук…

Иногда Марату приходило в голову, что он должен был сделать это тогда, в ранней юности, когда они сидели рядом на берегу моря и ее длинные волосы касались песка. Золотая, солнечная девочка. Первый поцелуй – отдать ей. И вся жизнь потекла бы по-другому… Скучная, серая жизнь стала бы праздником!

Он и во второй раз не осмелился показать ей свои настоящие чувства – что ж, ничего удивительного, что снова терял ее…

«Отчего бы этому Пересветову не вернуться снова к своей невесте? Уж я бы тогда точно сумел наладить отношения с Жанной! А как было бы здорово, если бы он, например, попал под трамвай… Или на него напали бы грабители и забили бы до смерти. Если б у меня были деньги, я бы нанял киллера! Иди и убей – сказал бы я ему. Убей этого человека…» – мечтал Марат, впрочем, без всякой ненависти к сопернику, прекрасно сознавая наивность своих фантазий.

Некоторое время назад он сошелся с одной женщиной – она работала на том же предприятии, что и он, уборщицей. Приходила раньше всех. У них было полчаса, час – до того, как предприятие наполнится людьми. Мало ли подсобных помещений… Все происходило быстро, почти без слов.

И то, что происходило между ними, Марат никак не мог назвать любовью, хоть Надя – так звали ту женщину, считалась милой и обходительной. В разводе, двое детей… Однажды призналась, что хотела бы видеть Марата их отцом. Его тогда чуть не вывернуло от отвращения. «О, мама, мама! – мысленно он тогда обратился к своей матери. – И ты хотела девочку?! Видела бы ты, во что они превращаются со временем, в каких безобразных чудовищ! Хотела бы ты, чтобы твоя дочь отдавалась в подсобке первому встречному?.. И этому первому встречному она готова отдать на воспитание своих детей!»