Олег Иванович не дался.

– Домофон! – закричала Раиса Романовна. – Лежи-лежи, я сама открою…

Через несколько минут в комнату вошел Юра, сел на диван рядом с Ниной.

– Ну, как ты? – тихо спросил он.

– Хорошо, – улыбнулась она. – Устал?

В свободное время он подрабатывал.

– Так… – пожал он плечами. – Перекусить бы чего-нибудь…

– Иди на кухню, мама тебя накормит. Да, пока не забыла!..

– Что? – обернулся он уже из двери.

– Ты знаешь, где Ложкина живет?

– Кто?

– Господи, Жанна Ложкина!

– Нет… А почему ты спрашиваешь?

– Надо к ней съездить в выходные.

– Зачем? – спросил он почти испуганно.

– Затем, что у нее ящик водки и надо его забрать, пока она его не выпила! – засмеялась Нина.

– Жанна собирается выпить ящик водки? – удивился Юра.

«Он сам как ребенок… – мелькнуло в голове у Нины. – Ему приходится все по два раза объяснять! Хотя, конечно, понятно, что ему не хочется тратить свои выходные на какую-то ерунду!»

– Да кто ее знает… По-моему, она потихоньку превращается в алкоголичку, – пожала Нина плечами. – Жалко ее!

Жанну ей было совсем не жаль, она была безразлична Нине, но отзываться о Ложкиной слишком грубо – дурной тон. В сознание жениха надо осторожно и ненавязчиво ввести мысль о том, что они на самом деле из себя представляют, эти фамм фаталь…


Нина заранее предупредила Жанну, что они с Юрой заедут к ней в выходные.

– Конечно-конечно, – любезно ответила Жанна. – И, пожалуйста, будь добра, Нина, предупреди Рутковскую, чтобы она мне больше подобных сюрпризов не устраивала!

– Разумеется, – обезоруживающе улыбнулась Нина. – Только толку… Ты же знаешь нашу Зину!


«Наша Зина» упорно скрывалась от Жанны, видимо, чувствуя, что ей в очередной раз придется еще много чего услышать в свой адрес (уже давно известного и еще кое-чего нового).

Разумеется, Жанна понимала, что вряд ли будущие супруги Пересветовы заглянут к ней надолго – скорее всего, Юра, под руководством Нины, заберет ящик с пресловутой водкой, и они немедленно уедут – не те были отношения, чтобы рассиживаться в гостях…

Но она вычистила и убрала всю квартиру и даже окна вымыла, хотя время для мытья окон было не самое удобное – всего лишь конец марта. Это был своего рода трудовой порыв, на который Жанну подвигла любовь.

«Господи, а чего надеть? Если в халате – неприлично… В брюках и майке, как я всегда хожу? Нет, не то… Тот новый костюм? Это просто смешно, кто же дома в костюме ходит, Юра подумает, что я специально так разоделась…»

В конце концов Жанна остановила свой выбор на розовом атласном платье, которое было куплено сто лет назад и так ни разу и не надето «в люди» – поскольку являлось слишком розовым и слишком атласным, а носить его дома было жаль, поскольку стоило оно недешево.

«Ладно, пусть думают, что я именно так дома хожу!» – с мстительной гордостью решила Жанна. К платью она специально купила розовые тапочки с пушистыми помпонами из страусиных перьев. Маленькая золотая цепочка, и никакой косметики, ну, почти никакой – лишь тон для лица и бесцветный блеск для губ…

Жанну трясло как в лихорадке. Раза три она принималась плакать, когда ждала звонка от Нины. И он все-таки раздался, но не телефонный, а звонок в дверь – словно гром среди ясного неба. Причем в самый неподходящий момент: Жанна как раз закапывала в глаза специальные капли против покраснения, забрызгав ими свое платье.

Жанна распахнула дверь – на пороге стоял Юра. Один.

– Привет… – растерянно прошептала Жанна. – Это ты?..

Ничего лучше она придумать не могла.

– Это я, – тихо сказал он. – Еле нашел твой дом, заплутал тут в переулках… Пустишь?

– Да-да, заходи! – поспешно посторонилась Жанна. Из глаз ее текли слезы.

– Ты что? – испуганно спросил Пересветов.

– Не обращай внимания, у меня… у меня глаза болят! – в отчаянии замахала Жанна руками. – И… вот этот самый ящик, который ты должен забрать.

Юра прошел мимо – от него пахнуло крепким, очень крепким табаком и одеколоном, и от этого запаха Жанне стало жутко.

– Юра… – шепотом сказала она. – Юра, а где Нина?

– Нина? Нина дома, у нее голова болит…

Они стояли в коридоре друг напротив друга, и Жанна поняла вдруг, что он тоже собой не владеет. Что есть нечто сильнее их обоих, сильнее жизненных обстоятельств, сильнее всего…

– Ты всегда так ходишь дома? – спросил он.

– Как?

– Вот так… – Пересветов коснулся атласного плеча Жанны, потом смахнул шершавой ладонью у нее слезинку со щеки. – Жанна, так нельзя. Ты делаешь все – все, чтобы убить меня. Вон платье какое надела, туфельки… – Он посмотрел вниз и сморщился, словно вид ее розовых тапочек со страусиными помпонами был ему невыносим.

– Это ты меня убиваешь… Я же знаю, что ничего уже не изменишь! – пробормотала она.

– Все, я ухожу. – Он наклонился, чтобы поднять ящик, но она вдруг упала на колени, и ее лицо, все залитое слезами, оказалось прямо перед ним. – Жанна!

– Я тебя люблю, – сказала она.

– Встань… сейчас же встань! – рассердился Пересветов и стал поднимать Жанну – но в тот момент, когда держал ее в руках, силы тоже покинули его. Он уже не смог расцепить рук.

Они стояли так, обнявшись, очень долго.

– Жанна…

– Что?

– Это все неправильно… Так нельзя!

– Я знаю. Уходи. Скорее уходи.

– Я не могу. – Юра слегка отстранил ее от себя, и Жанна увидела его глаза. Его глаза…

– Что же делать?

Он провел пальцем по ее шее. Попытался улыбнуться, но не смог.

– Пусть бог накажет меня… Вот прямо сейчас, на этом месте, – сказал он и поцеловал ее.

Его горькое сигаретное дыхание…

Жанна уже совершенно ничего не соображала – это с ней уже было когда-то, когда с горя она бросилась искать «первого встречного».

– Ю-ра…

Она протянула руки к его рубашке, расстегнула пуговицу, потом другую, прижалась мокрой щекой к его груди. Он гладил ее затылок, ерошил волосы. Они словно забыли, что надо делать друг с другом, они забыли всю свою жизнь до этого момента…

– Я буду жалеть, если сделаю это, – с тоской сказал он. – И я буду жалеть, если я этого не сделаю…

– Пожалуйста, ни о чем не жалей! – умоляюще воскликнула Жанна. – Это я во всем виновата, я, только я!

– Как же ты, когда я?.. – Пересветов поцеловал ее мокрые глаза. – Если ты плачешь, то я во всем виноват!

И в этот момент у него в кармане затрезвонил мобильный – «Полонез Огинского». От неожиданности Жанна ахнула и разомкнула руки.

– Нина, – сказал Юра, глядя на экран телефона. – И что теперь?..

– Ответь ей. Скажи… скажи, что все в порядке!

– Она спросит, где я… Она время рассчитала – когда я должен к тебе подъехать, когда уехать, когда снова быть у нее…

– Что, правда?

– Ну да! – усмехнулся он.

Телефон в его руках звенел, дрожал и переливался огнями. А на экране была строгая надпись – «Нина».

У Жанны возникло ощущение, что Нина где-то здесь, рядом.

– Ответь! – умоляюще повторила она.

– Алло! – наконец нажал на кнопку Юра. – Ниночка, ты?..

Жанна, сцепив руки у груди, внимательно слушала.

– …Да, все в порядке. Нашел… не сразу, но нашел. Да, Жанна рядом. Нет, сейчас выезжаю… Все, пока.

Он убрал погасший, словно успокоившийся телефон в карман куртки.

– Все.

Они молча стояли друг напротив друга, с опущенными руками – и, казалось, между ними снова была пропасть.

– Ты сама сказала, что я не мужчина… помнишь? – наконец произнес Юра. – Да, я не мужчина! Я не могу изменить женщине, которая меня любит и которая ждет от меня ребенка… Я не мужчина, потому что потом меня бы замучила совесть! И я не смог бы потом и на тебя смотреть равнодушно – если бы сейчас между нами что-то произошло!..

– Тс-с, молчи… – движением руки остановила его Жанна. – Я все понимаю. Иди. Ничего не было и не будет – никогда. Иди! Ты очень хороший… – Она заморгала, пытаясь отогнать новую волну слез. – Ты и есть тот самый… настоящий мужчина. И… и вовсе не обязательно… вовсе не обязательно заниматься любовью! – Она зажмурилась и затрясла головой. – Нет-нет, со мной все в порядке… Я вот что еще чего хочу сказать – ты просто помни, что я тебя люблю. И все.

– Пока. – Он подхватил злополучный ящик, звякнувший в его руках, и вышел вон.

Жанна, оцепеневшая, ошеломленная, стояла посреди прихожей. Она не знала, что делать. Буквально – куда пойти, чем заняться, включить ли телевизор, пойти ли в гости к лучшему другу, жившему за соседней стеной…

Из оцепенения ее вывел телефонный звонок. Звонила Ксения Викторовна.

– Жанна, это я. Записывай адрес Арины Каплер. Она ждет тебя во вторник, к шести…


Это было странное чувство. Оно возникло вдруг, на пустом месте – словно из ниоткуда. Так лопается пузырь на поверхности воды – потому что там, на глубине, притаился кто-то огромный, черный, страшный и пускает пузыри черными губами… Страшный даже не тем, что может напасть, а другим – своей непредсказуемостью. То ли нападет, то ли скроется, подняв хвостом темный ил со дна…

Однажды, в далеком детстве, с Ниной было нечто подобное. Она тогда со своим дядей, заядлым рыбаком, каталась в лодке и увидела на дне озера черную тень. «Это сом», – объяснил дядя, закидывая удочку. Он, наверное, мечтал о том, чтобы поймать этого самого сома, но маленькой Нине вдруг стало страшно… Она поняла, что умрет от страха, если дядя вытащит из воды это огромное черное чудище, и потребовала, чтобы он немедленно вез ее к берегу, по которому прогуливалась Раиса Романовна, тогда еще молодая и красивая…

И вот теперь пузырь снова поднялся с глубины и лопнул на поверхности – на мгновение потянуло илистым сероводородным запашком, а потом все успокоилось. Тишь да гладь, и ясный солнечный весенний день на дворе.

Юра был какой-то не такой.

Слишком измученный, что ли?.. У Нины заболела голова – в первый раз за время беременности, и она решила не ехать с ним. Юра вернулся довольно быстро, хотя и позже рассчитанного ею срока (Нина любила определенность) – но всего лишь на полчаса. Сказал, что плутал в переулках, никак не мог найти дом этой фамм фаталь Ложкиной.