Но она зачем-то держится за свое место зубами. Было бы за что держаться! У королевы двор скучнейший, и это во Франции, где у амура не лук со стрелами, а пулемет.

Анна Австрийская и дома воспитывалась столь строго, что и нынешняя жизнь ей должна казаться вольностью, но все же за столько лет могла бы перевоспитаться?

Я вспомнила рассказы Мари о жизни королевы до приезда в Париж. Конечно, это все почти секретные сведения, но именно секреты при дворе известны лучше всего.

Испанский король Филипп III и его жена королева Маргарита полностью подчинялись первому министру герцогу Лерма, который держал королевскую чету на положении послушников монастыря. Никакого образования, кроме зачатков языков, пара слов на латыни и бесконечные молитвы, черные платья без малейшего намека на нарядность, питание буквально впроголодь и круглосуточный надзор старых ханжей, для которых шаг быстрее старушечьего уже преступление против правил приличия. Даже детям ни бегать, ни прыгать, ни, упаси господи, кричать не позволялось.

Попав в четырнадцать лет во Францию, юная супруга короля (Людовик уже был королем) оказалась в ином мире, где царило веселье, дозволялось многое и на еще большее закрывали глаза. Мария Медичи, рассчитывавшая, что у спокойного, меланхоличного Людовика, который все время занят какими-то делами, более присущими ремесленникам, чем королю, будет тихая и спокойная жена-испанка, похожая на мышку, просчиталась. Анна Австрийская оказалась красива броской красотой голубоглазой блондинки и весьма восприимчивой к радостям французского двора.

Честь короля спасло все то же строгое религиозное воспитание королевы, Анна Австрийская могла сколько угодно кокетничать и строить глазки поклонникам, но супружескую верность блюла неукоснительно. Даже история с герцогом Бэкингемом привела не больше как к неприятному казусу на аллее парка, но герцогу удалось лишь привести платье королевы в некоторый беспорядок, не больше.

Этот беспорядок категорически рассорил супругов на много лет.

Конечно, сейчас Анна уже не та, за столько лет безделья она основательно раздалась вширь, забыла и то немногое, чему научили в детстве, не узнала ничего нового, а потому поглупела. Рядом с королем, способным совать свой любопытный нос в любое дело, которое можно сделать руками, она и вышивку-то забыла. Недоверие, разность интересов, периодическое попустительство королевы разным заговорам привели к тому, что они совершенно чужие, что, впрочем, никого не удивляет. Во Франции пары, подобные чете Рамбуйе, большая редкость.


Я так задумалась о несчастной (по собственной вине) королеве Анне Австрийской, что пропустила обращенные ко мне слова герцогини. Отреагировала только на повтор:

– Анна! О чем вы так задумались? Вредно слишком много размышлять, пойдемте прогуляемся. Мне тоже не мешает развеяться после письма госпожи де Лансак!

Герцогиня подожгла письмо в пламени свечи, положила на поднос и проследила, чтобы оно сгорело полностью, только переворошив пепел и выбросив его в камин, кивнула мне:

– Прогуляемся по парку.

С ума сойти, вокруг нее только отобранные, проверенные-перепроверенные, а она боится!

Кого или чего? Неужели провокация?

Мы немного ушли вперед, что, впрочем, не было редкостью, когда герцогине хотелось посоветоваться или предаться воспоминаниям, она так и поступала. Интересно, что на сей раз – совет или воспоминания?

Оказалось и то, и другое.

– Анна, ты знаешь подробности заговора Сен-Мара?

– Да.

– Не помнишь, королева уезжала в Руссильон?

– Нет, она не оставила детей одних в Сен-Жермене.

– Она не подчинилась приказу короля?

– Сказалась больной.

– Не догадается… – вздохнула Мари.

– Значит, приказ короля уже есть?

– Да. Ты точно помнишь, что она не поехала?

– Точно.

– А что дальше?

Со стороны казалось, что две дамы щебечут о нарядах, хотя, думаю, зная тогдашний французский (да и не только) двор, нетрудно догадаться, что модными новостями в беседе и не пахнет. За улыбками скрывались оскалы, за заверениями в любви и дружбе готовность подсыпать яд, за клятвами готовность предать. Может, в той нормальной жизни я просто не вращалась в кругах, где вершится история, а у простых смертных и проблемы проще?

Я пересказала, что помнила. Мари вздохнула:

– Надеюсь, что ты не ошиблась и ничего не напутала. Сегодня ночью съездишь в Сен-Жермен. Нужно, чтобы она действительно сказалась больной и никуда не ездила.

– Кто меня пустит к королеве?

– Лансак, я напишу записку. Если я поеду, заметят.

Вот так, меня снова бросали на амбразуру, не считаясь ни с моими собственными желаниями, ни даже с моими соображениями. Мари легко затыкала мне рот тем, что она лучше знает обстановку двора и без нее мне не сделать и шагу.

– Мари, я хотя бы должна знать о твоих задумках, я не кукла-марионетка. И сюда переправлена не для того, чтобы соблазнять любого, на кого ты укажешь пальцем!

– Сейчас никого соблазнять не нужно, просто сообщи королеве, что ей нельзя уезжать, оставив детей на кого бы то ни было.

– А что дальше?

– Подумаем.

У нас очень странные отношения, мы то беседуем, как две подруги, то Мари вдруг вспоминает, что она герцогиня уже больше столетия и требует, чтобы я знала свое место.

Хуже всего – я понимала причины её поведения и то, что ничего не могу поделать против. Мари неравнодушна к герцогу де Меркеру, как и я. Чувствуя его интерес к необычной девушке (я все же отличаюсь от остальных, как ни стараюсь быть похожей), она на меня приманила Людовика де Меркера в Малый Люксембург, рассчитывая к тому же вызвать некую ревность со стороны Сен-Мара. Но расчет на ревность не оправдался, не так Сен-Мар оказался мной вдохновлен, чтобы лезть на рожон, а Мария де Гонзага вовремя учуяла опасность и пресекла нашу аферу почти в зародыше.

Зато эта глупость основательно подпортила наши отношения с Меркером, он отдалился от меня и теперь при редких встречах только насмешничал. Карнавал оставалось вспоминать с грустью.

У меня враг, вернее, врагиня – Мария де Гонзага, оправдываясь моей возможной встречей с ней, герцогиня все чаще бывает где-то без меня. Я понимаю, что она нарочно оставляет меня дома, надеясь встретиться (и явно встречается) где-то с герцогом де Меркером. От понимания этого очень тошно, а еще тошней от собственной беспомощности.

Мари, вернее, теперь для меня герцогиня, постоянно напоминает, что я не могу перейти, не выполнив порученное дело, следовательно, должна её слушать и стараться на любом поприще, куда укажет её пальчик. У меня крепнет уверенность, что как раз ей это не нужно, ей безразлично, выполню ли я то, зачем пришла. Но что делать, просто не знаю.

Король, кардинал и заговорщики в армии, королева сумела не уехать вместе с Его Величеством, но вовсе не из-за пролитых по поводу разлуки с детьми слез. Король понимал, что огромный обоз его самого, дополненный обозом кардинала, а потом еще и королевы приведут к вытоптанной территории и простому бунту.

Королеву оставили в Сен-Жермене до весны.

Но весна вот она, пора ехать. Приезда королевы с самого начала требовал и кардинал. Я попыталась понять почему. Герцогиня не объясняла, видно, не знала и сама. Пришлось заняться рассуждениями. Все сложилось, как пазл, довольно легко. Кардинал силен там, в армии, потому что основные командиры его ставленники, и пока он жив, никуда не денутся.

Потому он и требовал дофина с братом оставить в Париже, а королеву (без детей) и Гастона Орлеанского только с личной охраной привезти в Руссильон. Ришелье сумел внушить королю свои опасения по поводу Гастона, Людовик вызвал брата в армию, чтобы был под присмотром. А королева до сих пор в Сен-Жермене.


Я согласилась ехать в Сен-Жермен с запиской от герцогини, причем ехать в мужском костюме и с пропусками от кардинала и короля, которые следовало предъявлять в зависимости от того, кто встретится.

Анри де Виньеро – гласил пропуск.

Ладно, Анри так Анри.

Сен-Жерменский замок почти весь погружен во мрак, хотя еще не ночь. Просто королеву покинули все, кто только смог сделать это под любым предлогом. Словно зачумленную…

Я прекрасно понимала, что стоит измениться обстановке, и здесь будет не проехать даже верхом, и в коридорах не протолкнуться сквозь толпу тех же придворных. Такова придворная жизнь – она вся вокруг того, кто у власти.

Ладно бы придворная, в Париж съехались все, кто не в армии, а еще те, кто не желает быть замешанным в стычке заговорщиков и кардинала. На улице весна, зацвели первые каштаны, высаженные кардиналом в саду, сколько их потом будет в Париже!.. Скоро наступит жара, но никто, похоже, не помышляет об отъезде в загородные дома, у всех ушки на макушке и только привычка улыбаться, не разжимая губ, не превращает нынешние улыбки в волчий оскал.

Королеву мне по-человечески жалко. Она боится за своих детей по-настоящему. Тогда зачем привечает заговорщиков? Зачем ей Сен-Мар?

Слушая, как докладывают о приезде Анри де Виньеро к Её Величеству, я вдруг поняла, что именно надо сделать: нужно, чтобы королева объединила усилия с кардиналом, он при смерти и ей уже не страшен, зато спасет от остальных! И я скажу ей о этом наедине, у нее, как и у меня, нет другого выхода.


Королева – испанка, даже при том, что ничего испанского в её внешности нет, даже после четверти века жизни во Франции – на самом видном месте распятие. Анна Австрийская добрая католичка (а как же герцог Бэкингем?), хорошая мать, для нее главное – двое мальчишек, старший из которых Луи спать ложиться не намерен, он с гиканьем носится по кабинету королевы, задевая все, что попадается по пути.