— Так вы до сих пор любовники?

— Нет! — выкрикнула я, страдая от столь прискорбного упадка сил некогда такого выдающегося во всех отношениях человека. — Больше уже нет…

— Как я и предполагал…

— Он не может… — Мне очень хотелось все объяснить, защитить короля, который был не в состоянии защитить себя сам. Я не смогла бы снести презрительные насмешки над тем, что король утратил былую мужскую силу, которая превращала его в коронованного могучего жеребца. Эдуарду это очень сильно не понравилось бы, заставило бы его страдать. Но ничего объяснять не потребовалось: Виндзор и не думал насмехаться.

— Печальная немощь старости, — заметил он будничным тоном. — Рано или поздно она настигает нас всех. И давно это?

— Два года, чуть больше, может быть, — призналась я.

— Тем не менее вы остаетесь при нем.

— Остаюсь.

— Ради власти, которую это вам приносит? — Взглядом он пронизывал меня насквозь.

— С этим и спорить нельзя, правда? — спросила я с горечью.

— Я полагаю, что вы лучше, чем хотите казаться.

Он напомнил мне Уикхема. Наверное, это хорошо, если сразу двое мужчин считают тебя хоть чуточку лучше, но я не чувствовала никакой радости. Когда все вокруг бросают на тебя косые взгляды, порой и сама начинаешь верить тому, что о тебе говорят. Наверное, я не заслужила того, чтобы жить счастливо. Особенно если взвесить все мои грехи…

— Он нуждается во мне, — твердо сказала я, послав к дьяволу всякую жалость к себе. — И оставить его я не могу. — К моему облегчению, Виндзор не стал переубеждать меня, удовольствовавшись тем, что мы поняли друг друга. — Понимаете, он меня любит, — продолжила я. — Пусть он перестал являть мне свою мужскую доблесть, он меня любит. Неужели он не заслужил, чтобы я оставалась с ним до самого конца?

Виндзор снова повернулся к стене и опять положил голову на руки.

— Вы подумайте вот о чем. Если между вами нет былой близости, какая важность, если вы станете моей женой? Телесно вы ему изменять не будете, верно?

— Но король воспримет это именно как измену и будет прав.

— С этим я не могу согласиться. Часто бывает так, что он не замечает, когда вы входите в его опочивальню? — Должно быть, Виндзор чувствовал, что внутренне я еще сопротивляюсь. — Отвечайте честно, как и прежде. Я не сплетник.

Да, не сплетник.

— Слишком часто… — вздохнула я.

— Вот в этом и все дело, — настаивал он, и голос его звучал все проникновеннее. — А вы подвергаетесь опасности. Когда король умрет, вы останетесь совсем одна.

— А если выйду за вас, вы встанете на мою защиту.

— Обязательно.

— А я буду управлять вашими имениями.

— Да.

— И все же, как ни крути, это голая сделка.

— Ну, если вам хочется так считать…

— Таким мне это видится. — По моей спине пробежал холодок разочарования, словно порыв северного ветра среди жаркого дня.

— Выходите за меня, Алиса. — Виндзор посмотрел на меня с вызовом. — Хватит у вас смелости на это?

— Думаю, что смелости мне не занимать.

— Так соглашайтесь!

Наблюдая за взвившимися снова в небо воронами — за парой, наслаждавшейся своей свободой, — я обдумала его слова так и эдак. И решила, что у меня никакой свободы нет.

— Алиса… — вздохнул Виндзор.

— Нет. Не пойду. Я не могу.

Он не стал уговаривать меня дальше — просто удалился, предоставив мне в одиночестве созерцать радость двух ворон, разрезавших крыльями воздух над моей головой, исполнявших свой брачный танец. А мне осталось лишь убеждать себя, будто не кружили мою голову его поцелуи, будто не стремилось мое сердце совсем не туда, где предписывал быть мой долг.


Предложение Виндзора засело в мыслях саднящей занозой, и уснуть мне в ту ночь не удалось.

Выйти замуж? Сделка между партнерами — это одно, а вот брак?.. С мужчиной, которого я находила невероятно притягательным? Эта мысль не покидала меня, пока честность не вынудила обдумать все сызнова. Эдуард… Где же моя верность королю? Разве не заслужил он моей преданности и стойкости?

Когда моя служба при дворе подойдет к концу, у меня должно быть достаточно средств, чтобы безбедно провести свой век и обеспечить будущность своих дочерей. Что еще мне нужно?

«Тебе нужен мужчина-защитник».

Нужен ли? Да нет. Однажды я была уже замужем и никакой радости в том не нашла. Еще раз я на это не пойду. Я даже еще не решила, нравится ли мне Вильям де Виндзор. Его прикосновения зажигали жар в моей крови, но ведь это всего лишь похоть. Нет, он предназначен не для меня. Если и выходить замуж, то за человека мягкого, податливого, которым сильная женщина сумеет управлять: я не стану чьей-то бессловесной собственностью. Со всех сторон рассмотрела такую весьма нежелательную перспективу и твердо решила: нет, замужество — это не для меня, а на брак с Вильямом де Виндзором может согласиться только очень уж смелая женщина.

«А ты — не смелая?»

Я зарылась лицом в подушку. Он сказал, что любит меня, но этому я не поверила. Его предложение скорее походило на договор купли-продажи земельных владений. Уж в чем-чем, а в этом я разбиралась!

Он не сказал мне ни единого ласкового слова.

Я оставила всякие попытки уснуть, взялась за перо и занесла в свой гроссбух совсем недавно купленное имение Ганнерсби — поместье на Темзе, которое обещало куда более надежную защиту, нежели Вильям де Виндзор.


— Доброе утро, сэр Вильям. — Я стояла среди дрожащей от холода кучки придворных вместе с Эдуардом, который изъявил желание поохотиться с соколами. Мы неспешно пошли пешком вдоль реки, приноравливаясь к шагу короля, который, казалось, совсем не чувствовал холода. — Не ожидала увидеть вас в такой ранний час. Вы, наверное, хотите попасть в милость к королю?

— Вы поразмыслили?.. — спросил он, пропустив насмешку мимо ушей.

— Да.

— Не передумали, мистрис Перрерс?

Я слегка откинула голову, изображая этакую царственную надменность, — знала, что он по достоинству оценит шутку.

— Нет, сэр Вильям.

— Ну скажете, когда передумаете.

— Не передумаю.

— Передумаете, я полагаю, — усмехнулся он.

По возвращении, когда сокольничие собирали у охотников птиц и относили их на королевские конюшни, Виндзор снова оказался рядом со мной.

— Подумайте о выгодах.

— Их просто нет.

— А я вам говорю, что есть. — Он посмотрел на меня долгим красноречивым взглядом, от которого по телу у меня растеклась жаркая волна. Я почувствовала, как приливает кровь к щекам, и поспешила отвернуться.

— Вы самонадеянны, сэр Вильям.

— Не без того. Неужто вы отбросите мое предложение, даже не обдумав его как следует? Вы же привыкли внимательно вдумываться, когда вам предлагают купить феодальные права на то или иное поместье.

Да уж, конечно, черт бы его побрал!

— Женщине нравится, когда за ней ухаживают, сэр Вильям. — Я изобразила невероятную застенчивость, потупив глаза и рассматривая свои новые перчатки, вышитые золотом.

— Я не мастер на сладкие речи, мистрис Перрерс. — Он не извинялся, а просто отмечал то, что было в действительности. Я оторвалась от созерцания вышивки и пристально посмотрела ему в лицо. Там не было ни малейшего притворства — этот человек сказал то, что думал: в его словах были и сладкое вино, и горький осадок. И если я решу выпить из этой чаши, мне достанется и то, и другое…

— Но вы можете попытаться, — сказала я, не теряя надежды склонить его к подобающему ухаживанию. — Если, конечно, действительно хотите получить мою руку и сердце.

— Я начисто лишен какой бы то ни было поэтичности.

Как и я, однако мне было бы приятно услышать от него что-нибудь романтическое. Должно быть, он разглядел на моем лице разочарование, потому что сразу протянул руку и провел кончиком пальца по моей щеке.

Мое сердце радостно вздрогнуло.


Я обдумала все сызнова. Вспомнила Дженина Перрерса. Поразмыслила об Эдуарде. Не давала себе покоя до самой зари. Каково это — связать себя с человеком, который не нуждается в моей заботе? С мужчиной, которого я вольна сама принять или отвергнуть? Такой свободы я раньше никогда не знала. Каково это будет — любить человека по моей собственной воле? Об этом я не имела ни малейшего представления.

«Лучше бы тебе вообще никого не любить!»

Ну, что до этого…

Я тихонько поглядывала на то, как Виндзор гладко вписался в дворцовые будни. Он очень ловко владел и конем, и мечом, в поединках (какие часто устраивались при дворе, чтобы показать молодецкую удаль) действовал упорно, пока не дотрагивался кончиком меча до горла противника — и тут же в знак дружеского расположения пожимал руку побежденному. Надменно откидывал голову, принимал горделивую позу, приличествующую рыцарю. «Прекрати, Алиса!»

Он не был таким уж красавцем, но мой взор он притягивал неизменно.

Я вдруг снова ощутила ласковое прикосновение его пальца, которое заставило меня жарко покраснеть.

Наблюдала я и за тем, как Эдуард все больше и больше отдаляется от меня, пока однажды утром, когда я сделала реверанс, он не спросил меня раздраженно: «Филиппа? Отчего вас так долго не было? Ну, вы убедили Изабеллу не выходить замуж за де Куси? Скажите ей, что я этого не допущу…»

Чаша моего терпения переполнилась.


Он увидел, что я приближаюсь, и сразу отошел в сторону от бездельников, слонявшихся, как и он сам, по одной из королевских передних. Чтобы убить время, они играли в кости, но ему безделье претило. Я хранила на лице суровое выражение.

— Вы изменили свое мнение, милая Алиса?

— Изменила.

Брови его взметнулись вверх, но он хотя бы не позволил своему наслаждению победой перерасти в самодовольство.