– Полно, возьми и не задавай вопросов, на которые нельзя ответить. Хотя ты и знала меня всегда бедным, как Иов, это не значит, что я не могу найти деньги, чтобы спасти тебе жизнь.

Впрочем, времени для вопросов уже не было. Дверь в библиотеку отворилась, пропуская другого кардинала. Одетый, как подобает его рангу, новоприбывший был такого же небольшого роста, как и его коллега Сан-Лоренцо, а лицо его, очень красивое, дышало благородством и обладало большим сходством с портретом над камином.

– Карета и эскорт готовы к пути, мой бедный друг. Нам надо ехать… Ваша лошадь с багажом и необходимой одеждой ожидает вас в конюшне.

– Я готов, – почти радостно воскликнул Готье де Шазей, крепко пожимая руки кардиналу. – Однако, мой дорогой Филибер, я никогда не смогу достаточно отблагодарить вас за подобную жертву! Марианна, я хочу представить тебя канонику де Брюйару, который, не довольствуясь тем, что приютил меня, простер дружескую заботу до того, что сыграет этой ночью мою роль.

– Боже мой, – воскликнула Марианна, – я забыла. Это правда, вас высылают в Реймс. Но в таком случае…

– В таком случае я не еду. В то время как в эскортируемой жандармами господина герцога де Ровиго карете мой друг Филибер спокойно покатит в Реймс в обществе аббата Бишета, я, переодетый слугой, галопом помчусь в Италию, где Святой Отец ждет, когда я дам ему отчет о некой миссии.

Озадаченная, непроизвольно сжимая в руках драгоценное письмо, обеспечивающее ей год свободы, она глядела на двух кардиналов, подлинного и мнимого, спрашивая себя, знала ли она когда-нибудь по-настоящему Готье де Шазея. Кем был в действительности этот человек, который так отчаянно боролся за спасение малютки, какой она была когда-то, чья жизнь окутана тайной, кто обычно, не имея за душой ни гроша, смог, однако, одним росчерком пера заплатить княжеский выкуп и, будучи одним из столпов Церкви, разъезжал в одежде простого слуги?

Понимая, без сомнения, волнение крестницы, бывший аббат подошел к ней и нежно обнял:

– Не пытайся постичь то, что не доступно тебе, Марианна! Помни только, что ты всегда остаешься моим дорогим ребенком и что я хочу видеть тебя счастливой, даже если… средства, которые я использую, чтобы привести тебя к благополучию, не очень тебя привлекают. Да хранит тебя Бог, малютка! Я, как всегда, буду за тебя молиться.

Он торопливо перекрестил молодой женщине лоб, затем подошел к окну и открыл его.

– Это самая короткая дорога к конюшне, здесь не рискуешь кого-нибудь встретить, – пояснил он. – Прощайте, дорогой Филибер. Когда сможете, пришлите Бишета, вы знаете куда. Надеюсь, что вы не пострадаете из-за нашего подлога.

– Не бойтесь. Жандармы Савари ничего не увидят, кроме пурпурной мантии, а лицо я по возможности укрою. К тому же мы не знаем друг друга. Конечно, ваши братья из Святой Коллегии будут несколько удивлены при своем прибытии, но я поставлю их в известность, а через три-четыре дня, на этот раз уже в своем обличье, я изыщу возможность вернуться сюда, где мои люди будут держать запертыми двери под предлогом заразной болезни. Счастливого пути, дорогой Шазей! Сложите к ногам Святого Отца мою сыновью любовь, мое почтение и покорность.

– Будет сделано. Прощай, Марианна. Когда ты отыщешь ее, поцелуй за меня эту шальную Аделаиду. Мы всегда с нею ссорились, но я все равно люблю ее.

Сказав это, его преосвященство взобрался на подоконник и спрыгнул во двор. Марианна видела, как он побежал к сараю, видневшемуся в тени четырехугольной башни. Каноник де Брюйар слегка поклонился.

– Он выйдет к берегу Сены, можете не беспокоиться о нем. Что касается меня, с вашего позволения я покину вас. Аббат Бишет ждет меня рядом, а жандармы – на улице.

С этими словами он набросил на плечи просторный плащ и поднял его воротник, чтобы закрыть возможно большую часть лица, затем с прощальным кивком покинул библиотеку. Через открытую дверь Марианна заметила аббата Бишета, больше чем обычно похожего на испуганную курицу, а за ним синие мундиры жандармов. Выглянув через забранное решеткой окошко на улицу, она увидела там большую берлину с зажженными фонарями, ожидавшую в окружении целого взвода всадников в черных треуголках с красными плюмажами, чьи лошади нетерпеливо выбивали искры из старой королевской мостовой. Все это воинственное сборище, призванное сопровождать двух мирных служителей Бога, показалось вдруг молодой женщине чрезмерным и одновременно жалким, во всяком случае – невыносимым. Но, вспомнив ту непринужденность, с которой Готье де Шазей выбрался в окно, ощущая в руке письмо, стоившее столько денег, денег, которые ей выплатит личный банкир Императора, она почувствовала сомнение. Не представлял ли собой этот маленький кардинал, такой хрупкий и безобидный с виду, гораздо более могущественную и опасную силу, чем можно было подумать? Похоже, что он мог повелевать, подобно самому Богу, событиями и людьми. Через месяц по его приказу какой-то человек согласится взять в жены ее, Марианну, совершенно незнакомую да к тому же и беременную. Почему?.. С какой целью? Подчиняясь каким обстоятельствам?

Снаружи послышалось бряцание оружия. Оторвавшись от своих размышлений, Марианна увидела, как нутро берлины поглотило маленькую красную фигурку мнимого кардинала, сопровождаемого высоким худым аббатом, который перед командиром эскорта несколько раз торопливо перекрестился, словно увидел самого дьявола. В ночной тишине она услышала стук захлопнувшейся дверцы, затем щелканье кнута, и с невероятным шумом окруженная эскортом карета покинула улицу Шануэн, с места взяв в галоп. Тут позади нее раздался размеренный голос уже знакомого слуги:

– Госпожа желает, чтобы я проводил ее к карете? Мне приказано запереть дом.

Она надела шляпу, натянула перчатки и спрятала драгоценное письмо во внутренний карман.

– Я готова, – только и сказала она.

Теперь, когда ее крестный уехал и она осталась наедине со своими заботами, Марианна ощутила, что ее охватывает растерянность. Всего месяц! В течение месяца ей необходимо выйти замуж за кого-нибудь. Может быть, за совершенно незнакомого человека! Как не растеряться, не прийти в ужас перед подобной перспективой. Конечно, она имела возможность выбрать сама, если хотела избежать необходимости отдать свою руку неизвестному, чьего имени верный своей склонности к тайнам крестный не захотел сказать. Никто так не скрытничал, как аббат де Шазей, и, по-видимому, кардинал де Сан-Лоренцо сохранил те же привычки. Впрочем, если бы даже это имя было произнесено, что бы это дало? Нет, любой ценой надо найти кого-нибудь… кого-нибудь, кто не будет вызывать ни страха, ни отвращения, мужчину, которого она смогла бы если не любить, то хотя бы уважать. Девушки ее сословия, она всегда это знала, большей частью сочетались браком без предварительного знакомства с женихом. Только их семьи вступали в игру. Как и в ее случае, это был заключаемый на будущее договор. После всего, что произошло с нею, это было, возможно, и правильно, но обретенная ею в буре жизни независимость мешала подчиняться без борьбы обычным правилам. Она хотела выбрать. Но кого?..

Следуя за вооруженным тяжелым канделябром слугой через темные комнаты, Марианна лихорадочно перебирала в памяти мужчин из ее окружения, не зная, на ком остановить выбор. Фортюнэ как-то заметила, что вся императорская гвардия влюблена в нее, но среди этих мужчин она не могла отыскать лицо или характер, которые подавали бы надежду… Она почти не знала их, и времени не оставалось, чтобы хорошо познакомиться. Некоторые из них, впрочем, были женаты, другие вряд ли захотят снова вступить в брак, особенно при подобных обстоятельствах. Клари? Австрийский князь не женится на оперной певице. Да и он уже женат на дочери князя де Линя. И Марианна в любом случае никогда не согласилась бы принадлежать к тому же народу, что и ненавистная Мария-Луиза. Что же дальше?.. Просить Наполеона выбрать мужа не представлялось возможным по уже упомянутой кардиналом причине. К тому же она опасалась, что любимый человек отдаст ее за кого-нибудь, кто будет только ширмой. Лучше иметь дело с неизвестным, выбранным кардиналом, раз он пообещал, что она не сможет ни в чем упрекнуть его.

Мелькнувшая было мысль стать супругой Аркадиуса вызвала у нее, несмотря на волнение, улыбку. Нет, она не сможет представить себя госпожой де Жоливаль. У нее было бы ощущение, что она вышла замуж за родного брата или, по меньшей мере, дядю.

Но при виде опускавшего подножку кареты Гракха-Ганнибала ее словно осенило. Ответ на мучивший ее вопрос пришел сам собой вместе с крепкой фигуркой паренька и его всклокоченной шевелюрой, на которой не могла удержаться никакая шляпа. Потому что рядом с его лицом она по ассоциации представила себе и другое. Ощущение было таким сильным, что она невольно воскликнула:

– Это он! Вот кто мне нужен!

Гракх услышал ее слова и удивился.

– Что вам угодно, мадемуазель Марианна?

– Ничего, Гракх. Скажи только, я могу во всем рассчитывать на тебя?

– Спрашиваете, мадемуазель Марианна! Вам чего-то надо от меня? Приказывайте!

Марианна не колебалась больше. На этот раз она сделала выбор и сразу почувствовала облегчение.

– Спасибо, мой мальчик. Откровенно говоря, я в этом не сомневалась. Слушай, вернувшись домой, ты пойдешь переодеться в дорожный костюм и оседлаешь лошадь. Затем придешь ко мне. Я дам тебе письмо, которое нужно будет доставить как можно быстрее.

– Это сделать недолго. А далеко я поеду?

– В Нант. Теперь домой, Гракх, и гони во весь опор.

Часом позже Гракх-Ганнибал Пьюш, в высоких сапогах, укутанный просторным дорожным плащом, которому не страшен никакой дождь, и в надвинутой до бровей круглой шляпе, галопом вылетел из ворот особняка д'Ассельна. Стоя у окна галереи второго этажа, Марианна провожала его взглядом. Только когда портье Огюстэн задвинул тяжелый засов, она покинула свой наблюдательный пост и вернулась в комнату, где еще витал запах сургуча.