– Если, ответив на первый вопрос, жук-мудрец не улетит, то можно задавать еще вопрос.

– Хорошо, я готова. – Монах протянул Кате свою ладонь, и жучок, щекотно перебирая ножками, переполз на Катину руку. Жучок был теплым и походил из-за этого на маленькую лампочку.

– Теперь произнеси вслух свой вопрос.

Катя посмотрела на жучка и проговорила:

– Смогу ли я найти свое призвание в жизни? – В последний момент она засмущалась и спросила не то, что волновало ее больше всего. Жучок тут же из фиолетового стал синим.

– Жучок говорит «да», – прокомментировал монах.

Жучок снова стал фиолетовым. Катя ждала, что он улетит с ее ладони, но жучок замер на месте. Помня, что жучок сам решает, на сколько вопросов ему отвечать, Катя задала следующий вопрос. На этот раз спросила про мужчину, постаравшись как можно точнее сформулировать вопрос. Жучок не изменял свой цвет несколько секунд, словно раздумывал над ответом, но потом загорелся синим. Сменив свой цвет вновь на фиолетовый, насекомое растопырило половинки своего панциря и взлетело с Катиной ладони.

– А нет у вас тут жучка, который скажет, сколько по времени будут исполняться мои желания? – обрадованная предсказаниями, Катя была расположена баловаться и шутить. Монах ответил на вопрос сдержанной улыбкой и продолжал серьезным тоном:

– На первый вопрос ты вполне можешь ответить сама. Поиск своего, как ты его назвала, призвания очень во многом зависит от тебя. Чтобы найти, нужно искать. То есть нужно прислушиваться к своим желаниям, определять их, пытаться понять, как можно достичь желаемого. Судьба очень часто подсказывает тем, кто внимателен и умеет видеть ее подсказки. Они могут быть самые разнообразные. Иногда достаточно просто оглянуться вокруг, и ответ придет сам собой. Чем, например, ты хотела бы заниматься?

– Не знаю, я как-то всерьез об этом не думала. У меня есть мечты, но я привыкла считать их лишь мечтами, которые помогают мне поднимать себе настроение, но сделать хоть что-то из того, о чем я мечтаю, делом своей жизни, или хотя бы делом определенного периода своей жизни, это вряд ли.

– Ты не веришь в себя. – Эти слова монах произнес жестко, утвердительно. Кате стало грустно. Он прав, она не верит в себя. Катя привыкла, что мир реальный накладывает на нее лишь обязательства, совсем не оставляя пространства ее желаниям. Но ей недоставало сил (или, скорее, было просто лень) попытаться совместить необходимое с желаемым: например, если необходимо зарабатывать деньги, то начать зарабатывать их тем делом, которое долгое время считаешь лишь увлечением. Катю воспитали так, что она не сомневалось: это невозможно.

– А с этим можно что-нибудь сделать? Можно научить меня верить в себя?

– Ты это умеешь, – ответил монах. – Просто боишься снова попробовать. – Монах говорил так, словно Катя раньше все знала и умела, а потом вдруг по какой-то причине забыла. Он намекал, что она знает, где оказалась, потом говорил что-то еще в том же духе, теперь вот говорит, что она умеет быть уверенной в себе, то есть быть борцом, хозяином жизни, если вспомнить все относящиеся сюда синонимы, но опять же боится снова попробовать. Катя чувствовала, что что-то здесь не так, что неспроста оказалась она здесь, что этот монах пытается внедрить в ее рассудок какие-то мудрые мысли. Все неспроста. И что это место кажется ей таким знакомым, словно она не раз бывала здесь раньше. Катя изо всех сил напрягала память, но ответ упорно не хотел приходить.

* * *

Катя лежала на душистом сене, вдыхала легкий аромат чистых простыней, думала. Логика снова пробудилась, и Кате мучительно захотелось внести в свое положение определенность, захотелось все объяснить, и тем самым разрушить царящую над всем атмосферу чудесного. Особенно Катю мучил вопрос о том, кто такой монах. Хотя она была уверена, что никогда и нигде не могла его раньше видеть, но ее не покидало ощущение, что они были с ним близки, что знали друг друга, что их связывало что-то сильное, какое-то многогранное чувство обеспечивало между ними связь, которая тянулась сквозь время. Кате даже стало казаться, что он настолько ей дорог, потому что он каким-то образом является ею самой, словно он воплотившееся в человеческом теле ее второе «Я». Логика начала судорожно искать объяснений. Стараясь успокоить свои нервы и заглушить слишком громкий требовательный голос логики, Катя, как за соломинку, ухватилась за мысль, что монах действительно является воплощением ее внутреннего «Я», а все происходящее здесь просто сон. Во сне часто подсознание «оживает» и, используя образы, подсказывает что-то спящему, помогает решить проблемы, порой даже предсказывает события будущего. Значит, не исключено, что Катя просто видит сон, но при этом может отличить этот сон от действительности. Однако от этой, казалось бы, утешительной мысли Кате стало грустно. Она подумала, что если это сон, то, засни она здесь, почти совершенно точно проснется в реальности, в которой все разладилось, в которой все такое однообразное и серое. И, к тому же, неизвестно, будет ли у нее еще возможность узнать что-то, что она может узнать только здесь. Кате казалось, что узнать это очень для нее важно. И, засыпая, она успела пожелать проснуться в этой комнатке на этой сенной подстилке.

* * *

Проснувшись, Катя несколько секунд лежала с закрытыми глазами, боясь пошевелиться. Но теперь ее пугало не то, что все случившееся накануне окажется сном, а то, что она откроет глаза и снова окажется в этом странном лесу с этим странным незнакомым, но родным монахом. Ей было страшно, потому что если это был не сон, то, возможно, у нее есть основания для паники. Или, как минимум, основания переживать за свое психическое здоровье. Собрав всю свою волю, Катя пошевелила рукой. Ладонь тут же ощутила под простыней колючесть сухих травинок. Катя резко открыла глаза: по лестнице бесшумно спускался монах.

Завтрак был довольно простой, но плотный. Сначала монах разложил в две большие миски какие-то травы, смешанные с нарезанными фруктами. Потом вынес из дома цыпленка, к счастью, уже разделанного: смотреть, как монах убивает и терзает тушку бедной птицы, у Кати не хватило бы духу. Они жарили на костре небольшие куски мяса и съедали, запивая чистой ключевой водой. Как-то странно было есть мясо в этом диком мире. Катю даже немного мучила совесть: то, что кажется простым и естественным в цивилизованном человеческом мире, здесь стало восприниматься как что-то дикое. После завтрака монах сказал:

– Теперь пора тебе все здесь показать. Пойдем. – Он встал и быстрым шагом направился в глубь леса, даже не дав Кате сообразить, что сейчас от нее потребуется.

Катя и монах шли довольно долго. Монах двигался ровно, с одинаковой скоростью, ни разу не остановившись, чтобы передохнуть. Он уверенно пробирался сквозь густые зеленые заросли, и было видно, что он движется целенаправленно, хорошо знает дорогу. Катя еле успевала за ним. На ее пути постоянно возникали препятствия в виде эластичных веток или вылезших из-под земли и притаившихся в траве корней. Было очень страшно потерять из виду монаха, потому что это означало бы, что Катя не просто заблудилась в каком-то непонятном лесу, что само по себе уже очень страшно, а заблудилась в каком-то непонятном мире. Она не отрывала взгляда от с трудом различимой в темной зелени фигуры в черном балахоне, и поэтому не успевала заметить вырастающие перед ней ветки, которые больно стегали по животу и ногам. Постепенно Катя начала уставать. Щебетанье птиц, которое до этого было негромким и ненавязчивым, вдруг стало раздражать, шелест деревьев стал казаться зловещим, а сами деревья пугали причудливыми изгибами своих стволов. Катя почувствовала, как сердце забилось быстрее, в висках застучало, ладони стали мокрыми и липкими. Ей сделалось страшно.

– Эй, постой! – крикнула она в ту сторону, где, ей казалось, был монах. Но никто не ответил. Она крикнула еще раз. Ответа не последовало. И тут ее охватила настоящая паника. Одна, в непонятном месте, в котором очутилась каким-то чудом, да еще место угрюмое и злое. Катя почувствовала, как руки начинают мелко дрожать, где-то в области желудка образовалась пугающая пустота. Ей было страшно двинуться с места. Еще через мгновение в глазах потемнело: Катя была близка к обмороку.

– Так, все, паникерша, – строго сказала она себе. – Ты прекрасно знаешь, что это всего лишь паника, с тобой не раз такое случалось. Ни в какой обморок ты не упадешь, не умрешь, и ничего другого плохого с тобой не случится. И нечего тут на пустом месте превращаться в нежную припадочную аристократическую барышню. Это, по меньшей мере, глупо!

Такие монологи всегда приводили Катю в чувство. Постояв с минуту и отдышавшись, она убедилась, что сердце бьется ровно, дыхание не сбивается, и попробовала еще раз позвать своего проводника. Бесполезно. Тогда Катя внимательно осмотрела место, где стояла. Первым делом нужно было понять, в какую сторону пошел монах. К счастью, шли они по траве, значит, там, где шел монах, трава должна быть примята. Да, вот они, несколько примятых к земле спасительных травинок. Конечно, может статься, что там, где примята трава, прошел вовсе не монах, а какой-нибудь чуда-юда-зверь. Но другого выхода не было, и Катя неуверенно двинулась туда, где трава была примята. Катя шла долго, постоянно выкрикивая позывные. Монах как будто испарился. Теперь Катя была напугана не на шутку. Но паникой делу не поможешь. Воскресив в душе остатки мужества, Катя представила себе самый плохой вариант и возможный выход. Самое плохое, что могло ее ожидать, это то, что она не найдет монаха до того, как стемнеет, и вынуждена будет провести неизвестно сколько времени в лесу в полном одиночестве. Она начала вспоминать, что в таких ситуациях вообще принято делать. Вспомнилось, что обычные лесные хищники не умеют лазить по деревьям, значит, если что, то придется лезть на самый верх. Главное, чтобы не по голому, без веток, стволу. На всякий случай Катя осмотрела деревья, которые ее окружали: вполне пригодны для того, чтобы по ним мог залезть человек. Катя не отличалась особой физической формой, но в данной ситуации была готова проявить чудеса ловкости. «На случай долгого пребывания в этом лесу мне придется обеспечить себе не только укрытие, но и питание», – размышляла Катя. «Судя по обилию растительности, здесь водится много ягод и грибов. Осталось только найти пресную воду». Через какое-то время лес начал редеть. В просветах между ветками что-то заблестело. «Вода!» – обрадовано выкрикнула Катя и пошла быстрее. Действительно, она вышла к озеру. Значит, вода была почти наверняка пресной. Катя с облегчением вздохнула. Вдруг сбоку возник монах. Он словно вырос из земли прямо рядом с Катей. Она чуть не вскрикнула. Монах был абсолютно спокоен, но на этот раз Катю его спокойствие не радовало, а очень сильно злило. Сердитая, она хотела было сказать монаху, что думает о его поведении по отношению к ней, как монах ее опередил: