— Отчасти, — Марья Филипповна пристально взглянула на Софью. — Как бы то ни было, желали мы того или нет, мы целый год прожили бок о бок. Человек привыкает ко всему, к людям, к месту, к обстоятельствам. Нынче без лукавства могу говорить, что мы более не чужие друг другу.　

— Отчего вы не вышли за Ефимовского? — Оборвав цветущую кисть сирени, тихо осведомилась Софья.　

Марья Филипповна отвела взгляд, стянула с рук кружевные митенки, расправила складки светло-голубого муслинового платья. Не дождавшись ответа, княжна тяжело вздохнула:　

— Андрей любит вас, вы любите его, Мишель его сын, отчего вы не обвенчались, Марья Филипповна?　

— Зачем вам это знать, Софи? — Княгиня опустила длинные ресницы, скрывая за ними выражение глаз.　

— Мне очень важно знать о том, — Софья коснулась её руки кончиками пальцев.　

— Всему виной моя гордыня. Мне мало было знать, что любима им, я желала, дабы он сам сказал мне о том, — она сглотнула ком в горле. — Я уехала, думала, он последует за мной, но ошиблась.

— А потом вы встретили Николя… — Mademoiselle Куташева покачала головой.　

— Что нынче говорить о том? — Марья улыбнулась дрожащими губами. — Всё это осталось в прошлом.　

Ей было странно говорить с Софьей об Андрее, о своей любви к нему, об обстоятельствах, их разлучивших. Ещё более её удивило желание княжны знать о том. До этого дня mademoiselle Куташева предпочитала делать вид, что ей ничего не известно, занимая удобную позицию, коли я не вижу и не говорю о том, то ничего такого нет и в помине. Зачем же ныне ей понадобилось знать? Но странное дело, сказав открыто о том, что её мучило, Марья испытала облегчение. Более не надобно было лгать и претворяться, ныне все карты раскрыты, пускай знает обо всём.　

— Поедем к Калитиным, — княгиня поднялась со скамейки. — Время к обеду, а у дядюшки лучшая стряпуха в округе, — старательно изображая оживление и желая отвлечь княжну от темы их недавнего разговора, заговорила она.

Проходя мимо террасы, Марья на мгновение задержалась у большого круглого стола, провела рукой по гладкой, немного потемневшей от времени столешнице. Запрокинув голову и подставив лицо солнечным лучам, она прикрыла веки. В памяти всплыл точно такой же весенний день, также осыпался цвет с деревьев под слабыми дуновениями ветерка, она даже вспомнила яблоневый лепесток в чашке с чаем, недовольство маменьки, вызванное слишком навязчивым, по её мнению, вниманием нового соседа. Именно здесь началась история, приведшая её к столь плачевному финалу. Знать бы всё наперёд, скольких ошибок удалось бы избежать!　

— Прокопыч, — обратилась она к престарелому кучеру, забираясь в коляску, — к Калитиным через село езжай, в храм хочу зайти.　

— Как прикажете, Марья Филипповна, — старик взмахнул кнутом, понукая лошадей.　

Софья ежели и удивилась столь внезапно проснувшейся набожности, то виду не подала. Вскоре коляска въехала в довольно большое село. Бревенчатые избы, хозяйственные постройки, босоногие ребятишки, играющие на обочине дороги, несколько небольших лавчонок, кузня, из которой неслись звонкие удары молота по наковальни, на небольшом возвышении белокаменный храм, увенчанный пятью куполами.　

— Чьи это владения будут? — Полюбопытствовала княжна.

— Урусовых, — отозвалась княгиня. — Село Овсянки называется, так же, как усадьба.　

— Большое, — уважительно заметила Софья.　

— Илья Сергеевич человек не бедный, — усмехнулась княгиня, направляясь к иконной лавке.　

Достав из ридикюля несколько мелких монет, Марья расплатилась за свечи и шагнула под своды храма. В помещении было сумрачно и прохладно. Перед образами светились лампады, в подсвечниках горело несколько свечей. Перекрестившись, княгиня поклонилась образу Спасителя и шагнула к Николаю Чудотворцу. Поставив свечу, Марья Филипповна, беззвучно шевеля губами, просила святого охранить ото всякого зла и даровать исцеление тому, кто был назван его именем, и ныне находится так далеко.　

Ещё раз перекрестившись и поклонившись, она отошла к канунному столу, сотворила крестное знамение перед распятием и молча поставила ещё одну свечу.　

Софья, всё это время стоявшая перед образом Богородицы, взглядом проводила свою невестку и, заметив, что Марья Филипповна направилась к выходу, торопливо перекрестившись, последовала за ней.

Ежели бы не откровенный разговор, ежели бы не грустные воспоминания, подтолкнувшие княгиню Куташеву посетить местный храм и помолиться за здравие супруга и за упокой души раба Божьего Михаила, не случилось бы непредвиденной задержки в пути и не пришлось бы искать укрытия от стремительно надвигающейся непогоды.　

Солнечное майское утро не предвещало никаких неприятных сюрпризов, но едва большое село осталось позади, как усилился ветер, принялся трепать кроны деревьев, волнами прошёлся по зелёным всходам пшеницы, поднял клубы пыли с дороги. На горизонте быстро увеличиваясь в размерах, росла грозовая туча.　

— Не поспеем до Калитиных-то, — подстёгивая лошадей, посетовал Прокопыч и пробормотал под нос: — эх, как грянет сейчас.　

— Поворачивай к Урусовым, — велела Марья, придерживая одной рукой шляпку и с тревогой наблюдая быстро темнеющие небеса.　

— Неловко без приглашения, — отозвалась Софья.　

— Предпочитаете вымокнуть до нитки? — Спросила княгиня Куташева, сдвинув брови.

На горизонте полыхнула зарница, и вслед за ней оглушающий раскат грома сотряс окрестности. Софья втянула голову в плечи и более уже не возражала против визита в ближайшую усадьбу, где можно будет переждать непогоду.　

Первые крупные капли упали на землю, когда коляска остановилась перед воротами усадьбы князя Урусова.　

— Марья Филипповна, неужто вы будете? — Узнал соседку своего барина привратник и поспешил отворить тяжёлые створки.　

— Да поспешай же ты, окаянный, — ворчал Прокопыч. — Барыни промокнут.　

Коляска понеслась по подъездной аллее, а дождь уже вовсю шумел в зелёных кронах, смыкавшихся над головой. Едва нежданные гостьи ступили в вестибюль, как последовал громовой раскат невероятной силы, а дождь превратился в ливень, смывающий всё на своём пути.　

— Боже мой, — пробормотала Софья, глядя широко раскрытыми глазами в распахнутое настежь французское окно.　

Марья обернулась на её голос и тоже застыла. В проёме, ведущем на террасу, стоял хозяин имения, вода ручьями стекала с его одежды и мокрых волос.　

— Илья Сергеевич… — прошептала она, — нас гроза по пути застала, вижу и вас тоже, — княгиня Куташева робко улыбнулась.　

— Дамы, прошу прощения за свой неподобающий вид, — весело ответил Урусов. — Дозвольте привести себя в порядок, и я в вашем полном распоряжении.　

Софья ошеломлённо взирала на князя и опомнилась лишь тогда, когда он уже покинул вестибюль, велев дворецкому проводить девушек в гостиную и распорядиться, чтобы стол накрыли к чаю.　

Косые струи дождя с шумом обрушивались на мраморную балюстраду, сбивали наземь цвет чубушника, но в комнате было тепло и сухо. Прислуга торопливо накрывала стол, Марья Филипповна мерила шагами дорогой персидский ковёр, а Софья расположилась на кушетке у окна, созерцая разгулявшуюся стихию. О, как же она любила такую погоду. Казалось, что внутри что-то вибрирует при каждом громовом раскате и душа замирает от ужаса и восторга одновременно.　

Они обернулись на звук открывшейся двери, вошёл лакей и внёс дымящийся самовар, а следом за ним на пороге появился и сам хозяин дома.　

— Илья Сергеевич, приношу свои извинения за нежданное вторжение, — кокетливо улыбнулась Марья Филипповна, вновь обретя спокойствие и уверенность в собственной неотразимости.

— Полно, Марья Филипповна, — усмехнулся Урусов. — Какие могут быть извинения между родственниками. Я всегда рад вам и вашей очаровательной belle-sur. Давно вы в Полесье приехали? — Поинтересовался он, наблюдая за прислугой, расставлявшей на столе чайный сервиз, розетки с вареньем и блюдо с пирожными.　

— Вчера, — княгиня Куташева скромно потупила взор.　

— Прошу вас, — указал Илья Сергеевич на стол и обратился к Марье: — не откажите в любезности чай разлить за хозяйку?　

Марья Филипповна величаво проплыла к столу и, подождав, когда лакей отодвинет для неё стул, грациозно присела. Илья Сергеевич подошёл к Софье и предложил ей руку, дабы проводить к столу, сам отодвинул для неё стул и сел напротив княжны.　

— Как здоровье Анны Николаевны? — Осведомилась Марья Филипповна, разливая чай по чашкам.　

— Маменька зимой сильно простудилась и долго болела, — ответил Илья Сергеевич, взяв из рук княгини Куташевой чайную пару и аккуратно поставив её перед Софьей.　

— Как только оправилась от недуга, уехала в Петербург к Натали и Сержу, взглянуть на внука, — он улыбнулся, кинув быстрый взгляд на княжну. — Я слышал о том несчастье, что случилось у вас, — Урусов едва заметно вздохнул и перевёл взгляд на Марью: — надеюсь вашему супругу уже лучше?

Чайная чашка дрогнула в руке Марья Филипповны, и она поспешно опустила её на блюдце.　

— Николай Васильевич не здоров. Недавно он уехал в Европу, в Карловы Вары.　

— Будем надеяться, что лечение пойдёт ему на пользу, — пробормотал Урусов, досадуя, что сам поднял эту тему в разговоре.　

Ливень тем временем прекратился, и вновь выглянуло солнце, озарив всё вокруг ярким светом.　

— Марья Филипповна говорила, что в вашей усадьбе очень красивый парк, — тихо заметила Софья, желая придать разговору иное направление.　

— Это предмет гордости моего садовника, — усмехнулся Илья Сергеевич. — Я с удовольствием покажу вам наиболее примечательные уголки. Коли желаете, мы могли бы совершить прогулку сразу после чая? — Обратился он к княжне.　

— Превосходно, — отозвалась Марья Филипповна.

После дождя в тени парковых деревьев ощущалась прохлада. Капли влаги, застрявшие в свежей, зелёной листве, ярко горели на солнце. Попрятавшиеся было насекомые, вновь выбрались из укрытия, гудели пчёлы, собирая нектар с цветущих кустов чубушника. Парк, разбитый на английский манер и впрямь поражал воображение разнообразием аккуратно подстриженных зелёных изгородей, яркими клумбами, ровными дорожками, присыпанными светлым гравием.