– Ты съел какое-то местное блюдо, у тебя началась аллергическая реакция, – перебила его Валя, – и ты решил, что у тебя проказа. Глупый, глупый Ванечка... Ты как ребенок, честное слово!

– Откуда ты знаешь ту историю? – удивился он. – Кажется, я не рассказывал ее...

– Ваня, я встречалась с Гуровым и твоей женой. Ты только не ругайся... Мне показалось, что Гуров может тебе помочь, он ведь имеет на тебя большое влияние. Да к черту Гурова – мы прекрасно обошлись и без него!

Как ни странно, Ваня не стал сердиться. Скорее даже наоборот.

– Как у них дела? – спросил он заинтересованно. – Послушай, ты не должна на меня обижаться, но это моя семья как-никак...

– Все в порядке. Да, твои сыновья приезжают из Англии через три недели, Филипп Аскольдович их самолично встретит.

– Гошка с Тошкой? Вот молодцы... Я чертовски по ним соскучился! Да, ты загляни ко мне... запиши адрес.

После разговора с Ваней сон окончательно пропал. С одной стороны, она была безумно рада тому, что фатальные прогнозы не сбылись, с другой – что-то ее смущало... Ваня как-то легко отказался от поездки, он снова стал интересоваться своей семьей, хотя еще недавно говорил, что никто, кроме Вали, ему не нужен. «Я просто эгоистка, – пилила себя Валя. – Я глупая эгоистка... Я ревную Ваню к его же детям!»

На следующий день она отправилась навестить его.

На автостоянке перед больничными воротами она увидела знакомую машину. Валя сначала не поняла, что происходит, а потом отступила назад, за угол. Из салона вышли Гуров с Марьяной, а потом шофер, нагруженный свертками. Отец с дочерью переговаривались как ни в чем не бывало и посмеивались время от времени. «Они знают! Но откуда? – заволновалась Валя. – Либо Гуров, пользуясь своими связями, сумел разыскать Ваню, либо сам Ваня позвонил им. А почему, собственно, он не мог им позвонить – они как-никак еще его семья... Они тоже должны знать, что с ним происходит».

Валя села в небольшом чахлом сквере неподалеку, откуда все хорошо было видно. Гуров с Марьяной провели в больнице почти три часа. Нет, то не был простой визит вежливости, лаконичный и прохладный. Родственники очень серьезно отнеслись к своим обязанностям. Очевидно, состоялась подробная беседа с лечащим врачом, затем такая же подробная – с самим болящим... Звучали пожелания скорого выздоровления, укоры по поводу исчезновения, рассказ о том, что еще написали Гошка с Тошкой в последнем послании...

«О чем я думаю! – опять испугалась Валя. – Может, все на самом деле не так, может, все эти три часа Филипп Аскольдович и Марьяна пилили Ванечку за то, что он связался со мной, и умоляли его вернуться обратно, к семье, а он отказывался...»

Но сердце упрямо подсказывало Вале, что теперь все будет по-другому. Но как? Этого она не знала. Ей было страшно. Она посмотрела, как Гуров с дочерью садятся в машину, такие же веселые и благодушные, как три часа назад, и едва не заплакала. «Все равно я его потеряю, – твердила она себе. – Так или иначе, я его потеряю!» Она ругала себя и за эгоизм, и за ту же излишнюю мнительность, которая так подвела Ванечку, но бесполезно – тоска не отступала.

Она вернулась домой. В снятую Ванечкой квартиру возле Фрунзенской набережной.

Ваня позвонил вечером.

Долго ругал ее за то, что она не пришла, потом подробно рассказал, как его лечат, и лишь мельком упомянул, что к нему сегодня заходили гости.

– Ты не волнуйся, милая! – сказал он в заключение бодро. – Со мной все в порядке! Кстати, завтра я буду занят весь день, врачи собираются положить меня в барокамеру... Заходи послезавтра, только, умоляю, предварительно звякни – очень не хотелось бы, чтобы ты столкнулась с кем-нибудь у меня в палате.

«С кем? С Марьяной?» – хотела спросить Валя, но вовремя сдержалась.

* * *

– Мы берем ваш роман, – сказал приветливый женский голос в трубке. – Наше издательство заинтересовано в новых авторах, пишущих на данную тему. «Ночной собеседник» нас вполне устраивает – замечательная любовная история, оригинальная и сделанная вполне профессионально. Скажите, у вас есть еще рукописи?

– Есть, – растерянно ответила Валя, она вовсе не ожидала, что услышит подобный ответ, а позвонила в издательство просто так, потому что у нее появилось свободное время.

– Прекрасно! – воодушевилась невидимая собеседница на другом конце провода. – Несите все! Возможно, мы сразу запустим целую серию. Приезжайте в ближайшее время, мы подпишем договор...

Валя положила трубку.

Наверное, пару месяцев назад она ликовала бы, узнав, что вовсе не так бесталанна, как пророчил ей Юлий Платонович Истомин. Но теперь все ее мысли были заняты Ваней... Ей так не хотелось снова терять его!

Она набрала другой номер.

– Герман, это вы? Помните, я обещала позвонить вам...

– Валя, ну наконец-то! – заорал тот так, что пришлось отодвинуть телефонную трубку подальше от уха. – Я тут такое узнал... Скажите, вашу рукопись приняли?

– Да.

– Уф... Валя, мне кажется, вы в центре каких-то странных событий. Пока не могу понять, что к чему, но непременно доберусь до разгадки.

– До какой еще разгадки? – удивленно спросила она. – Послушайте, Коваленко, вы меня пугаете...

– Короче, я должен отвезти вас в одно место. Вы сами должны это увидеть! Ну, соглашайтесь!

Несколько мгновений она колебалась, а потом сказала:

– Хорошо. Вы можете подъехать к Фрунзенской набережной?

Он появился через пятнадцать минут.

– Валя, вы... Как давно я вас не видел! Садитесь же в машину...

Она молча села рядом с ним. Коваленко был явно взволнован. На нем была белая тенниска и светлые льняные брюки – несколько непривычный вид, обычно он щеголял в строгих офисных костюмах.

– Куда мы едем? – через некоторое время спросила Валя.

– Сейчас, уже недалеко... Объяснять долго да и не нужно – другой человек расскажет вам все.

– Боже, да вы, оказывается, любитель всяческих сюрпризов! – вырвался у нее короткий смешок.

В одном из арбатских переулков они свернули в маленький дворик и остановились перед домом старой постройки.

– Прошу... – Он открыл перед ней обшарпанную дверь, повел вверх по лестнице, на которой пахло кошками и хозяйственным мылом.

На пороге одной из квартир их уже ждал Юлий Платонович Истомин. Обвислые тренировочные брюки, мятая байковая рубашка в клеточку, седые длинные пряди надо лбом всклокочены. Он был почему-то похож на старого индейца...

– Валечка! И вы, молодой человек... запамятовал имя...

– Можно просто Герман.

– Ну да... «Уж полночь близится, а Германна все нет...» Проходите, прошу вас! Заранее извиняюсь за беспорядок.

Он повел их по длинному коммунальному коридору – такие Валя видела только в кино. Комнатка Истомина выходила окнами на какое-то кафе – оттуда доносилась громкая музыка, несмотря на то что час был довольно ранний. Весь подоконник был заставлен пустыми бутылками.

– Вот стулья... садитесь. Я буду каяться... – театрально взмахнул руками Истомин, падая на продавленный диван напротив.

– Что? – вздрогнула Валя, присев на краешек жесткого деревянного стула.

– Да-да, дорогое дитя, я буду каяться... – Истомин тяжело вздохнул, распространяя стойкий запах перегара. – У меня только одно оправдание – мои финансовые затруднения.

– Я не понимаю... – с ужасом произнесла Валя, хватая стоявшего рядом Германа за руку. – Что все это значит?

– Я уже не помню, когда это было, – продолжил Истомин, увлекшись. – То ли в начале весны, то ли в середине... Словом, однажды ко мне подошел человек. Я его знал – видел мельком несколько раз. Это был муж одной из сотрудниц библиотеки... Ваш муж, Валечка.

– Илья?

– Да, он самый. Представительный такой мужчина, что тамошний Терминатор... ой, простите, Арнольд Шварценеггер. Так вот... Он предложил мне деньги. Ну, за то, что я раскритикую ваш роман, Валечка.

– Он предложил вам деньги? – побледнела она. – Но зачем? Нет, на самом деле я знаю, зачем...

– Так вы знали? – удивился Коваленко.

– Нет, я знала только о том, что мой муж хочет любым способом привязать меня к себе. Любым... О том, что он предлагал деньги Юлию Платоновичу, я не знала. Вы их взяли, Юлий Платонович?

– Взял, – покаянно вздохнул Истомин. – А что делать? Мое финансовое положение...

– Да погодите вы про свои финансы! – воскликнул Коваленко. – Вы лучше скажите, вы в самом деле считаете Валин роман никудышным?

– Что? Ну как сказать... Если честно, мне нравится только серьезная литература, классика. Толстой там, Достоевский, Чехов... И, безусловно, те произведения, что печатаются в толстых журналах. Вот последние островки истинного искусства... Могу в свое оправдание сказать только то, что опусы Гликерии Петровны Климантович мне нравились еще меньше, Валечка. А этот Григорий Будрыс... – Истомин зажмурился и с отвращением затряс головой. – Бр-р... И еще мерзкий мальчишка Гога Порошин! Клара Пятакова – просто скучающая дама. Вот Рома Асанов представляет собой нечто интересное. Вы в курсе, что я пристроил одну его повесть в «Новый мир»?

– Минутку... – нетерпеливо перебила его Валя. – То есть вы хотите сказать – столь ожесточенно вы критиковали меня потому, что мой муж, Илья, заплатил вам?

– Да я о том и говорю! На самом деле я ни черта не понимаю в современных дамских романах – хорошо они написаны, плохо ли... Я человек из прошлого!

Истомин принялся бубнить что-то про соцреализм, но Валя уже его не слушала.

– Это все, что вы хотели мне показать? – обернулась она к Коваленко.

– Да, собственно...

– Тогда идемте отсюда!

– Хорошо... Это вам, – Коваленко протянул Юлию Платоновичу две стодолларовые купюры.