– Все помнят свою первую любовь, – пожала плечами Валя. – Впрочем, я Ваню почти не вспоминаю. Дело не в нем... Так хорошо было тогда – солнце, Иволга, ты, я... Ты ведь не страдаешь из-за того, что Илья женился на мне, а не на тебе?

– Он и не любил меня никогда особо, – заметила Лида, наливая себе еще вина. – Сразу можно было догадаться, что он только по тебе сохнет. Просто я, дурочка, все еще на что-то надеялась, старалась не замечать очевидного. Звонил, кстати, недавно – хотел машину в автосервис Сокольскому сдать...

– Я Илью даже не ревную к тебе, честно, – призналась Валя.

– Это правильно, – кивнула Лида, отпивая из бокала и бросая взгляд сквозь стеклянную стену. – Гляди, как там все замело... Мы с ним просто друзья. Мужчина с женщиной могут дружить, только если они бывшие любовники...

– Да, я слышала такую мысль.

Они замолчали и обе обернулись к окну – там, на улице, за сплошной пеленой мартовского снега едва просвечивали оранжевые фонари.

«Он с Марьяной. У него двое детей, он все такой же... Хотела бы я его увидеть. Хотя зачем? Все прошло – давным-давно, много лет назад. Да и любви-то, наверное, между нами никакой не было, просто гормоны играли... Трудности пубертатного возраста».

– Зачем вы продали тогда дачу? – неожиданно спросила Лида. – Она напоминала тебе о прошлом?

– Просто нужны были деньги, – ответила Валя. – Ты же помнишь, тогда были трудные времена – инфляция и все такое... Не хватало даже на самое необходимое. Мама еще начала болеть, лекарства дорогие. Правда, лекарства ей так и не помогли...

– А-а... – задумчиво произнесла Лида. – Дурацкие времена. Мне без тебя там стало совсем скучно, и я тоже уговорила свою мамахен продать дачу. Она меня, между прочим, до сих пор пилит, хотя у Сокольского коттедж на Пироговском водохранилище. Мамахен ругается, мол, она там чувствует себя не в своей тарелке, все чужое, да и народу много.

У Лиды затренькал сотовый в сумочке.

– Золотце, это ты? Мама с тетей Валей, в кафе... Чего ты хочешь? Попроси бабушку, она тебе сделает. Димочка, детка, я скоро буду дома. Ладно, пока. Целую!

– Дима, да? – спросила Валя. – Наверное, беспокоится, куда ты так надолго пропала. Ладно, пошли, меня тоже дома ждут...

– Погоди... – Лида задумалась. – Да, Валька, я хотела тебя спросить – четырнадцатого апреля у Сокольского дэ эр, вы придете?

– Какое еще дэ эр?

– День рождения, балда! – захохотала Лида.

– Хорошо, придем. Это что будет, воскресенье? Обязательно придем!

– Только учти, отмечать будем не дома, а тоже в каком-то ресторане, потому что народу будет много. Адрес потом скажу... Сокольский прямо извелся весь, так ему жалко денег. Но ничего не поделаешь – сорок пять лет, круглая дата!

– Сорок пять... – повторила Валя зачарованно. – Ах, ну да, я и забыла, что он тебя старше.

– Хуже того – припрется его первая жена! Они вроде как цивилизованные люди, до сих пор перезваниваются... Толстое чудовище! Но у нее второй муж – крупный чин в органах, и Стас перед ним лебезит на всякий случай, а вдруг пригодится...

– В каких органах?

– А бог его знает... Мне это все, если честно, до лампочки. Смотри же – я буду ждать вас с Ильей!

– Да, да, конечно...

Разговор с Лидой оставил осадок на душе.

Ванечка.

Милый Ванечка...

Они мечтали пожениться. Тогда, после того знаменательного лета, он с мамой пошел к Гурову. Гуров их принял, хоть и были они дальними родственниками – так, седьмая вода на киселе... Взял Ваню к себе в секретари. И тот стал бегать по судам и архивам со всякими папками, помогая боссу. Все восхищались Ваней – надо же, какой славный малый, школу заканчивает и работает. Тогда было не принято работать, подрастающее поколение сидело лет до тридцати на шеях у своих родителей. Это у старшего поколения называлось «поднимать детей на ноги».

«У нас будет шикарная свадьба, – не раз повторял Ваня. – Ты ее запомнишь на всю жизнь. Еще полтора года... Еще год... Еще полгода... Осталось совсем чуть-чуть!»

В Москве они встречались не так часто, но все равно каждая встреча была праздником. Безумная летняя горячка не закончилась – она растянулась надолго, вопреки всему. Вопреки их легкомысленному возрасту, вопреки трудностям, которые были в стране... Они так любили друг друга, что Вале было страшно иногда – когда она замечала размеры этой любви. Безбрежной, точно океан...

Клавдия Петровна не сразу догадалась о романе, который был у ее дочери и их дачного соседа. А они уже к тому времени окончили школу и ждали только Валиного совершеннолетия. «Оно и к лучшему, – подумав, заявила Клавдия Петровна тогда. – Ваня мне нравится, он юноша серьезный. Да и Арсений Никитич его одобряет... Папа, вы как к Ване относитесь?» – «Хорошо», – лаконично ответил тогда дед. «И?..» – «Пусть женятся, если им так приспичило».

А потом... Что же произошло потом?

Валя старалась не вспоминать того дня, когда Ваня пришел к ней и сказал, что свадьбы не будет. Что он выбирает Марьяну, дочку своего босса...

«Значит, он до сих пор с этой Марьяной, – вздохнула Валя, – у них дети, и Гуров по-прежнему руководит им. Завидная карьера, потому что без протекции Филиппа Аскольдовича Ваня высоко не поднялся бы. Глядишь, он сам скоро достигнет международных высот, и его имя будет греметь по всей стране, как имена других известных адвокатов».

А она осталась с Ильей, старые раны давным-давно затянулись. Все складывалось хорошо, и она чувствовала себя вполне счастливой.

И только один раз – помнится, ей было тогда лет двадцать девять – ей приснился сон. Как будто она в прошлом, и они с Ваней на берегу Иволги. И солнце – много, очень много солнца, все залито золотым светом. Плеск воды...

Но это был один-единственный сон, и больше он не повторялся.

* * *

Была опять пятница. Посетителей пришло много – все точно проснулись после зимней спячки, засуетились. Интеллигентная старушка жаждала освежить в памяти «Бесов» Достоевского. Юноша с зеленым ирокезом на голове потребовал сборник Камоэнса. Нервной даме в темных очках был нужен популярный медицинский справочник...

Валя ждала вечера.

Она то принималась себя ругать, то говорила себе, что ничего особенного в ее решении нет.

Занятия в литературной студии начинались сегодня в шесть вечера. Первым пришел Юлий Платонович Истомин – он свято относился к своим обязанностям.

– Пальто у вас больно жиденькое, – жалостливо произнесла Нина Константиновна, гардеробщица. – Не по сезону, Юлий Платонович!

– Очень даже по сезону! – хорошо поставленным голосом возразил Истомин. – Весна, середина марта! Я шел сегодня по Тверской и радовался жизни, словно дитя. Я видел светлые лица прохожих, которых, казалось, обуревали тот же восторг и упоение...

– Конечно, по Тверской-то пройти не грех... – вздохнула Нина Константиновна, доставая вязание и принимаясь быстро-быстро мелькать спицами. – Небось чисто там, убрано. Как-никак центр, да и мэрия рядом. Весь снег убрали, и асфальт с порошком помыли! Вот вам и светлые лица прохожих. А у нас за Садовым, в переулках, грязь такая, что и не пройдешь – сплошные лужи да колотый лед. И грязи полно, с осени еще!

– Это не актуально, – рассеянно ответил Юлий Платонович, который старался не замечать подобных контрастов. Он размотал длинный пестрый шарф, бросил его перед собой на стул и принялся причесываться перед зеркалом обломком гребешка.

В этот момент его и настигла Валя.

– Юлий Платонович...

– Да, дитя мое?

– Я бы хотела с вами поговорить, – серьезно произнесла она.

– Насчет студии? – неожиданно испугался мэтр. Он очень боялся, что может лишиться последнего источника доходов. – Что такое? Кажется, еще на прошлой неделе я говорил с Леонардой Яковлевной, и она...

– Нет-нет, я по личному вопросу! – торопливо успокоила его Валя. – Хотя он касается некоторым образом и вашей студии...

– Я понял, – заморгал Юлий Платонович глазами с тонкими белесыми ресницами. – Вы, дитя мое, так часто заходите к нам на занятия и... Вероятно, Валюша, вы сами испытываете некий литературный зуд. Ведь так?

– Так, – растерянно ответила Валя.

– Не стесняйтесь, Валюша, продолжайте! – благодушно подбодрил ее Юлий Платонович.

Валя для него была частью библиотеки, которая приютила его и облагодетельствовала, и потому он чувствовал себя обязанным всем ее сотрудникам.

– Я тоже иногда пишу, – сказала Валя, доставая из-за спины папку. – Не могли бы вы посмотреть? Я бы хотела знать ваше мнение. Мне трудно судить о себе самой... Если вы скажете, что я обычная графоманка и бездарность, то я успокоюсь наконец.

– А если нет? – хитро улыбнулся Истомин. – А если вы, дитя мое, талант чистой воды?

Он, безусловно, уже настроился хвалить Валю, даже не прочитав пока ни одной строчки из того, что она написала.

Вблизи от Истомина как-то странно пахло – как будто он целую вечность просидел в платяном шкафу, пересыпанный нафталином. То, что Юлий Платонович холостяк, было заметно даже невооруженным взглядом – одна из пуговиц на темной рубашке пришита ядовито-зелеными нитками, на джинсах виднелись сальные пятна, а пестрый шарф давным-давно следовало заштопать в некоторых местах.

Вале было его и жаль и как-то неприятно. «Бедный, старый, несчастный, он готов лебезить перед какой-то рядовой библиотекаршей, которая разродилась романом вроде мадам Климантович...» Но иного выхода не было.

– Давайте вашу папочку. Вот так. К следующей пятнице или чуть позже я скажу вам ответ, – ласково произнес он.

Он прижал Валину папку к груди, словно какую-то драгоценность.

– Я готова вам заплатить, Юлий Платонович! – решительно произнесла Валя. – Вы занятой человек, я понимаю... Ведь вам придется тратить на меня время. Сколько?