Квадратные столики с букетиками живых цветов и вычурными светильниками, кирпичные перегородки, барная стойка обшита деревом, официанты в белоснежных рубашках... Обычный московский ресторанчик. Правда, смотреть из-за стеклянной витрины на промозглый мартовский вечер было необыкновенно приятно – здесь так уютно и тепло, а там... Мокрый снег летел на черный асфальт и тут же растворялся на его поверхности.

– Я буду пиццу и домашнее вино... – задумалась Лида над раскрытым меню. – Впрочем, еще салат «средиземноморский». И тебе его очень советую, у них тут осьминожки не переварены, а мягкие, вполне съедобные... Ну, ты что будешь?

– Вино и салат... Черт, Лидка, здесь не так уж и дешево! – засмеялась Валя, разглядывая цены в меню.

– Ты ничего не понимаешь! В других местах то же самое и в два раза дороже... Да еще осьминогов этих не разжуешь!

Они сделали заказ официанту и только тогда посмотрели друг на друга.

– У тебя ужасный цвет лица, – трагическим голосом произнесла Лида. – Как будто ты целый год в подземелье просидела... Почему не пользуешься румянами?

– Потому что с ними я похожа на матрешку. Марфушенька-душенька... Помнишь, в одном детском фильме?

– И одета ужасно, – свела брови Лида. – Я скажу твоему мужу, что он держит тебя в черном теле. Устрою ему головомойку!

На Вале были узкие джинсы и темно-вишневый мягкий свитер – еще минуту назад она была уверена, что выглядит вполне неплохо, но слова подруги заставили ее усомниться в этом.

– Да? А я думала... впрочем, ерунда. Лучше расскажи, как дела.

Официант принес заказ, налил обеим по бокалу вина из большого хрустального кувшина.

– Мерси... – отмахнулась от него Лида. – Так ты спрашиваешь, как дела? Боже, ты должна попробовать эту пиццу – не хуже, чем в Италии...

Она отрезала кусок от своей пиццы и почти силой впихнула его Вале в рот.

А та усмехнулась: на следующей неделе Лида посетит очередной ресторанчик и будет так же бурно восхищаться им...

– Вкусно? Я же говорила... Димка принес очередную двойку по русскому. Я сказала Стасу, что надо нанять репетитора, а он стал орать, что у меня купеческие замашки и что я сама вполне могла бы позаниматься с ребенком... Валька! Это не муж, а наказание.

Диме, сыну Лиды и Стаса, было восемь лет, и он учился во втором классе.

– Да? – улыбнулась Валя. – По-моему, ничего страшного – я слышала, у всех мальчишек проблемы с русским.

– Что ты понимаешь... – запыхтела Лида, поливая пиццу оливковым маслом. – У тебя нет детей.

– Будут! – тут же встрепенулась Валя. – Вот увидишь, скоро будут! Я уломаю Илью, и он закончит эксперименты с контрацепцией...

Лида вдруг закашлялась и отложила вилку в сторону.

– Ой, чего-то подавилась... надо срочно горло промочить, – севшим голосом произнесла она. – Давай за нас, за девушек!

Они чокнулись бокалами.

– Валька, какая же ты молодец... как я тебя люблю! – выпив залпом бокал вина, точно газировку, горячо воскликнула Лида. – Ну-ка, наклонись, я тебя поцелую... – она чмокнула Валю в щеку. – Дурочка, какие дети – ты еще так молода! Поживи еще хоть немного для себя...

– Мне давно надоело жить для себя, – вздохнула Валя. – Вот ты ругаешь своего Стаса – а он, по-моему, очень неплохой человек. А Илья... – она безнадежно махнула рукой.

– А что – Илья?.. – осторожно спросила Лида.

– Илья эгоист. Нет, он хороший, но... Господи, я его иногда совсем не понимаю! Я простая женщина, не хожу на светские вечеринки, я здорова, меня не волнует, что будет с моей фигурой после родов, мы уже много лет вместе, мы сто раз успели пожить для себя. Наверное, он просто не любит детей.

– Это тоже нормально... Послушай, ты знаешь, кого я недавно встретила? – с энтузиазмом воскликнула Лида, словно вспомнив нечто сенсационное. – Верку Беклемишеву!

– А кто она такая? – с удивлением спросила Валя, вороша вилкой перемешанные с дарами моря овощи у себя на тарелке.

– Подруга Сони Цукерман, которая помогла мне прошлой зимой выбрать приличную шубу из норки... Ты ведь знаешь, для Сокольского это принципиальный вопрос – заплатить три тысячи или три с половиной... Он из-за пятисот баксов удавиться может!

– И что твоя Верка Беклемишева? – напомнила Валя, с сомнением разглядывая маленькое щупальце, выловленное из салата.

– Она тут, собственно, ни при чем, но у Верки Беклемишевой есть двоюродный брат, который совершенно случайно прошлой осенью попал в одну нехорошую историю – одна старуха-пьянчужка бросилась ему прямо под колеса. И ты знаешь, кто его в суде защищал?

– Кто?

– Гуров!

– Кто? – недоуменно нахмурилась Валя, и какое-то воспоминание смутной тенью легло на ее лицо. Гуров...

– Филипп Аскольдович Гуров, – раздельно произнесла Лида. – Ну же, напрягись!

– О боже, – вырвалось у Вали, и она покраснела.

Лида пристально посмотрела на нее, словно прикидывая, стоит ли продолжать рассказ. Снег за толстым оконным стеклом повалил сильнее, но теперь он не таял, а пушистым ковром застилал асфальт. Мимо бежали редкие прохожие, прячась от непогоды под зонтиками или кутаясь в высоко поднятые воротники.

– Валя...

– Что?

– Если ты не хочешь, я не буду об этом, – медленно произнесла Лида, доставая из пачки сигарету и прикуривая ее.

«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку... – машинально вспомнила Валя. – Все давным-давно прошло! Это был просто сон... На самом деле я даже не вспоминаю его. Я счастлива, и мне ничего не надо. Милый Илюшка, при всем его эгоизме он самый лучший человек на свете!»

– Почему нет, – пожала плечами Валя, справившись с собой. – Рассказывай – мне любопытно.

Лида словно только и ждала этих ее слов.

– Короче, Гуров такой мелочовкой обычно не занимается... – быстро, понизив голос, затараторила она. – Он все больше олигархов защищает да по заграницам ездит, где всякие семинары проводит – вопросы международного права и прочая лабуда... Ну, это неинтересно. Но иногда он устраивает показательное выступление и до простых людей снисходит – вроде у них, у адвокатов, так полагается, когда не ради денег...

– И что же? – спокойно спросила Валя, тоже вытаскивая сигарету из Лидиной пачки.

– Ты же не куришь, – подозрительно произнесла та.

– Нет, только когда выпью, – улыбнулась Валя. Она втянула в себя горький ментоловый дым и даже не закашлялась. С удовольствием отметила, что длинная тонкая сигарета в ее пальцах даже не дрожит. – Дальше.

– В общем, братом Верки в основном занимался помощник Гурова, а Гуров только так, для решающих выступлений на сцену выходил. Ты не догадываешься, кто был этим помощником?

– Догадываюсь, – равнодушно произнесла Валя. – Ванечка, милый Ванечка...

– Точно! Он самый, Ванька Тарасов! Сволочь та еще, – с ненавистью произнесла Лида.

– Он не сволочь, – для Вали превыше всего была справедливость. – Чего ты его обзываешь...

– Он сволочь! – возбужденно закричала Лида, и за соседними столиками на нее начали оглядываться люди. – Упырь!

– Лидка, прекрати, нас сейчас выставят из этого заведения, – строго произнесла Валя.

– Ладно, ладно, не буду. – Лида слегка дрожащей рукой разлила вино в бокалы. – Давай еще выпьем!

– За что теперь? – спросила Валя.

– За женскую дружбу! Ты у меня, Валька, самый лучший, самый первый друг... Я тебя тыщу лет знаю, и ты меня тоже. Я тебя никогда не предам. Ты для меня – святое. Я... да я тебя больше Сокольского люблю, ей-богу!

Вино было терпким, не очень сладким, оно пахло летом и далекими виноградниками, от него слегка кружилась голова и было горячо щекам.

– И как же там наш Ванечка поживает? – тихо спросила Валя.

– В общем, так... Он женат на Марьяне, дочери Гурова.

– Нашла чем удивить! – фыркнула Валя. – Я знаю...

– Нет, ты не понимаешь – он до сих пор женат на Марьяне, – значительно произнесла Лида. – В наше время, когда распадается каждый второй брак, это большая редкость.

– Ну и что? – пожала плечами Валя.

– У них двое детей. Мальчики. Четырнадцать и десять лет. Нет, вру – четырнадцать и двенадцать лет. Живут в каком-то суперпрестижном английском закрытом пансионе, в котором чуть ли не короли учатся, – Филипп Аскольдович расстарался, устроил туда своих внучат. А Марьянка сделала три пластические операции...

– Зачем? – удивленно спросила Валя. – Она же и так была симпатичная...

– Эй, можно вас на минутку? – Лида подозвала официанта. – Я еще лазанью хочу заказать. – И она опять повернулась к подруге: – Она была симпатичная, а теперь просто красавица. Брат Верки видел ее фотографию. Нечеловеческая, небесная красота!

– Это ты со слов брата Верки? – серьезно спросила Валя.

– Да! Именно такими словами ее и описал, а уж он-то разбирается. Нечеловеческая и небесная, говорит, – истово повторила Лида.

– А... а Ваня что?

– Ваня, я так поняла, очень мало изменился – все такой же тихонький, приветливый, правда, очки теперь носит. Он брату Верки уж так понравился, так понравился – теперь редко, говорит, таких деликатных и добрых людей можно встретить.

– Его всегда все любили, – усмехнулась Валя. – И Гуров его, наверное, тоже любит. Все-таки помощь старику...

– Гуров – старик?! Что ты... Брат Верки Беклемишевой говорит, что он прямо орлом, только седой весь. Нет, Гурова никак нельзя назвать стариком!

– Ну да, ну да...

– Валя, тебе правда все равно? – вдруг спросила Лида.

– Все равно.

– Ты ведь так его любила, Ванечку своего, – помнишь?

Лиде принесли лазанью, и она принялась с аппетитом ее уписывать. Валя с улыбкой смотрела на подругу, и ей казалось, что Лида тоже ничуть не изменилась. Те же легкие светлые кудри а-ля Мэрилин, родинка в углу губ, аккуратно выщипанные брови... Правда, Лида немного поправилась – ну и немудрено, с таким-то аппетитом!