Путешественники подкрепились в открытом ресторане на бульваре Ла Рамбла.

Красота бульвара и окрестных зданий развлекла гостей настолько, что обидам и унынию не осталось места. Даже Николай, пребывавший в угнетенном состоянии, увлекся и переходил от одной живой фигуры к другой. Здесь были сказочные девы, красочно обряженные факиры, причудливые сумрачные фигуры, вызывающие мистический трепет, целые скульптурные группы, словно отлитые из бронзы, которые оживали на глазах у зрителей, меняли позы и снова превращались в неподвижные изваяния. Диана и Николай по очереди фотографировались рядом с застывшими актерами. Вдоль центральной аллеи тянулись ряды цветочных киосков, террасы кафе под огромными раскидистыми деревьями.

Антон в восторге простаивал перед зданиями, которые высились по обе стороны бульвара. Дворец Вице-королевы вызвал благоговение у будущего архитектора.

Здание Королевской Академии Науки и Искусства, бывшее здание Филиппинской Табачаной компании, особняк Палау Можа и многие другие пришлось осматривать только с фасада, иначе было не успеть, столько заманчивого ждало впереди.

Николай старался не смотреть в сторону Станислава. Поведение его указывало на то, что он всеми силами старается вернуть свое существование в устоявшуюся колею. Он вновь лебезил перед женой; прогулка по прекрасному городу, совместные впечатления, обсуждение красот Барселоны явились удачным средством для восстановления пошатнувшихся отношений.

Станислав, изредка роняя взгляд на бывшего друга, только досадливо морщился. Внимательный наблюдатель заметил бы долю горечи в его мимике, но Эльвира зачарованно глазела по сторонам, а Влада определенно взялась за старое: фыркала, отвечала Стасу пренебрежительно, порой грубо, на грани оскорбления. Другого бы смутило или рассердило такое отношение, но Станислав, напротив, все более оживлялся.

Рамбла начинается с площади Каталонии, и заканчивается памятником Колумбу. Станислав предложил дойти до набережной пешком, мимо дворцов и зданий, посмотреть порт и площадь Портал де ла Пау.

Влада тут же отругала его и заявила, что не будет ходить пешком. В ответ получила огромный букет белых роз. К счастью, у нее хватило выдержки не запустить цветами в дарителя на глазах у публики.

— А где можно походить по магазинам? — спросила Эля

— Едем на Пасео де Грасия. Это большой проспект. Там и бутики, и шедевры градостроения, и все прелести жизни на любой вкус.

Эля задержалась у газетного киоска, чтобы выбрать путеводитель по Барселоне, а Влада со Стасом сели в машину.

— Не устала? — спросил Станислав.

— Больно заботливый стал! Какое тебе дело до меня? Мне неприятны твои ухаживания, они дурно пахнут!

— Объяснись, пожалуйста, сделай милость.

— За эти несколько дней ты успел совратить Диану, едва не соблазнил Элю, теперь почему-то взялся за меня. Я уже поняла, что ты коварный человек — выказываешь доброжелательность, а скрываешь низкие намерения. Да, да, я тебя раскусила. Ведь ты пытался меня в чем-то обвинить, и вдруг сделался таким ласковым, наверняка не к добру.

Я думала о том, что ты сказал на яхте…Стас, нам необходимо поговорить начистоту: твои обвинения для меня мучительны, нам надо объясниться.

— Мы обязательно все выясним, но не сейчас. — Он взял обе ее руки и покрыл поцелуями.

Она выдернула руки, словно обожглась:

— Вижу, взывать к твоей порядочности бесполезно. Все та же тактика ловеласа, причем в исключительно нахальной манере. До чего ты опустился, Стас! Так вот, не трать силы попусту, я не Диана, не наивная Эля, и не одна из твоих алчных любовниц, понятно тебе?

— Понятно, но я не собираюсь тебя соблазнять…вернее, собираюсь…гм…но это не то, что ты думаешь.

— Изумительно! Вероятно, нечто еще более изощренное. А ты, однако, затейник. Нормальный образ жизни богатого мужчины, не так ли?

— Не угадала. Давай продолжим этот разговор ровно через пять минут.

— А что изменится?

— Мы переместимся с Ла Рамбла на Пасео де Грасия.

— Ужасно остроумно!

На проспекте Грасия Станислав притормозил у большого ювелирного магазина.

— Зайдем на секунду, — попросил он сестер. — Мне нужен ваш совет, надо выбрать кое-что.

Приветливые служащие магазина усадили посетителей в мягкие кресла. Велехов трещал на испанском, как на родном языке, только с еще большей скоростью — на слух русскоговорящего испанская речь кажется более беглой, чем родная. Девушка слушала, кивала, затем отошла, вскоре вернулась и разложила перед гостями с десяток колец с бриллиантами.

— Девочки, взгляните, надо выбрать колечко, я на свой вкус не полагаюсь, будьте добры, помогите советом, — обратился к сестрам Станислав.

Эле понравилась композиция из нескольких скрещивающихся полосок белого золота, усыпанных равными по величине камнями.

— А ты что скажешь, Владочка? Неужели ни одно не приглянулось? — не отставал Велехов.

— Мне нравится с розовым бриллиантом посередине, — сердито сказала Влада.

— Можно посмотреть на твоей ручке? Мне как раз нужен такой размер как у тебя.

Эльвира с трудом сдерживала улыбку, она не сомневалась, что хитрец покупает кольцо для Влады, тогда как сестра пока не заподозрила подвоха.

Покупка была оформлена, кольцо вставили в бархатную коробочку, коробочку в футляр с сертификатами и прочими формулярами, передали Станиславу, а он, в свою очередь, вручил футляр Владе.

— Кольцо твое, я рад, что оно тебе нравится.

— Что это значит? — напряглась Влада.

— Это значит, что я делаю тебе официальное предложение руки и сердца. Сердце, правда, ты давно присвоила, теперь будешь владеть им на законных основаниях.

— Ты сумасшедший?

— Да. Более того — абсолютно безнадежен. Болен тобой с двадцати лет. Ты позволишь мне и дальше мучиться?

— Подожди, дай сообразить, какое по счету предложение ты делаешь за последние четыре дня.

— Искреннее — первое и единственное в жизни.

— Ты просто шут гороховый!

Влада оттолкнула футляр и выбежала из магазина. Она быстро пошла вперед по проспекту, не оглядываясь, в страшном гневе и одновременно в смятении, она даже думать не могла, в душе царил полнейший сумбур. Сейчас ее нельзя было назвать мыслящим существом, она рефлекторно воспринимала только цвета, звуки, пестрый уличный поток людей и машин.

Ноги неси ее куда-то, бесцельное движение казалось спасением. Она дошла до очередного перекрестка и вдруг встала как вкопанная. Непроизвольно взгляд ее задержался на людях, толпившихся у перехода, и перекинулся на объект, который они фотографировали, снимали на видеокамеры, к которому было приковано всеобщее внимание. Там что-то текло, струилось, вздымалось и опадало, глядело множеством глаз, дышало, жило в камне, чего в принципе быть не могло, просто не укладывалось ни в какие представления — это было здание на другой стороне проспекта.

Конечно, Влада видела работы Гауди на фотографиях, в фильмах, но все как-то мельком, второпях, между делом. Она застыла, пораженная, словно увидела чудо.

Сзади подошел Станислав и обнял ее за плечи.

— Это невероятно, — пробормотала она, — Стас, это и есть Каза Мила?

— Каза Мила или Ла Педрера — Каменоломня, так прозвали здание в народе.

— Дом как будто движется.

— Игра света и теней на фасаде создает иллюзию движения. Гауди намеренно добивался такого эффекта. Мастер совершил невозможное: перенес законы природы на архитектуру. Он сумел добиться непрерывной текучести архитектурных форм, доступной лишь живой природе.

— Там живут люди?

— Жили до недавнего времени. Гауди построил доходный дом для богатого каталонца Педро Мила Кампс. Весь бельэтаж был отдан под квартиру самого Мила. Четыре этажа занимали квартиры, сдававшиеся в аренду. Сейчас в бельэтаже выставочный зал. Рекомендую осмотреть дом изнутри, внутреннюю отделку, решетки, живопись на стенах подъезда. Взгляни наверх, на крыше видны люди, там чудеса, которые надо увидеть вблизи. Поднимемся?

— Да, да, обязательно! Где Эля?

— Сейчас подойдет, задержалась по дороге. Ты, между прочим, прошла мимо еще одного шедевра Гауди — Каза Батльо. Ничего, нам потом все равно придется возвращаться к машине.

На крыше, налюбовавшись дымоходами и вентиляционными трубами, которые были выполнены в виде абстрактных фигур, облицованных белым мрамором, осколками бутылочного стекла, Влада и Станислав встали у парапета, чтобы посмотреть на город, на зеленый проспект внизу.

Оба молчали некоторое время.

— Прекрасный город, — сказал Станислав, — я видел его много раз, но не устаю открывать для себя что-то новое. И все же больше всего на свете я хотел бы сейчас оказаться с тобой в нашем старом московском дворе. Странно, под этим ярким солнцем я вдруг вспомнил, как мы бежали зимой на трамвайную остановку, сквозь вьюгу и вечернюю мглу, ты скользила в новых сапожках и цеплялась за меня, чтобы не упасть. Трамвай пришел весь белый, в клубящейся снежной пыли, мы заскочили в него, сели, тесно обнявшись, и плыли, плыли, слегка раскачиваясь, сквозь туманные городские огни, и нам казалось, что это навсегда…

Теперь Влада засмотрелась на него, пока он говорил. Незаметно для себя она оказалась в том трамвае, семнадцать лет плывущем сквозь заснеженный город, мимо скверов и замерзших прудов, мимо церковных стен и куполов в завихрениях пурги. Влада снова тянулась к Стасу лицом, к морозным щекам и губам, к сияющим глазам в лучиках мокрых ресниц…

— Зачем вспоминать то, что ты сам перечеркнул? — резко встряхнулась она. — Ты решил тогда поиграть в гордость, не позволил даже объясниться с тобой, ты легкомысленно испортил жизнь не только себе, но и мне, не просто испортил, а чуть меня не убил, бросил без малейшего колебания, а теперь уверяешь, что все эти годы испытывал муки любви. Это что, очередное издевательство? Как здорово, раз-два — купил колечко и сделал предложение! Хорошо живешь — сплошная развлекаловка! Уйди, Стас, не то я за себя не ручаюсь. Свои прихоти можешь удовлетворять с другими, что ты ко мне привязался?