Может быть, я никем и не был бы.

– Алло, – ворчит Марк.

– Привет, старик, – радостно говорю я.

– Дэриен! Который час?

Я слышу, как он оглядывается и стонет.

– Дэриен, уже поздно. Ты разве не опаздываешь на самолет?

– Может быть. А может быть, он уже улетел. Не знаю.

В его голосе что-то ломается.

– Ты не знаешь?

Я глотаю ком в горле и сосредотачиваюсь на блестящих кожаных сапогах Карминдора. Я еще не переоделся. Я обманываю себя, полагая, что если одет как герой, то все еще могу вести себя так же, хватаюсь за остатки смелости в себе.

Лонни в кресле медленно пьет газированную воду. Гейл в кресле рядом с ним просматривает телефон. Оба слушают, но мне все равно. Я спросил, могут ли они остаться в комнате, пока я звоню Марку, они не раздумывая согласились. Это успокаивает. Наверное, потому что у меня нет никого ближе их. Они – мои друзья. Или родители.

– Что значит, ты не знаешь? Ты должен лететь на этом самолете. Ты должен вернуться домой. Ты что, не понимаешь, сколько стоят эти билеты?

– Это ты продал фотографии? Те, которые снимал Брайан? С яхты?

Гейл, оторвав взгляд от телефона, бледнеет от удивления. Марк долго молчит.

– Я понял, что тебе надо аккуратней выбирать друзей, – медленно отвечает он, тщательно подбирая слова, так же, как хочет, чтобы я подбирал друзей. Карьеру, девушку, все остальное. Всю мою жизнь. – Когда я увидел у него эти фотографии, мне нужно было что-то сделать. И я сделал. К тому же мы попали во все заголовки.

Я опускаюсь на край кровати и смотрю на бежевый ковер.

– То есть ты пожертвовал моей гордостью и личной жизнью ради толики славы?

– Эти заголовки раздобыли тебе роль Карминдора.

Они раздобыли мне роль Карминдора.

Слова ножом пронзают внутренности, я вспоминаю недели после заголовков. Как я оставался в квартире, запирал все двери, чувствовал, как стены сжимаются вокруг меня. Потом снаружи, не снимая темных очков и шляпы, пытался не просматривать заголовки, но все равно читал их. Стыд накапливался во мне, каменел, формировал стену.

– Ты собирался мне рассказать?

– Дэриен, это сложно.

– Собирался?

– Дэриен, все, что я делал, было в твоих интересах.

– А фотографии со съемок? Это тоже ты? Или эти Брайан продал сам?

– Не будь наивным. Все утечки – фальшивка, – фыркает Марк. Я прямо вижу, как он ставит знак кавычек на слове «утечки». – Брайану были нужны деньги, и я нашел ему место на съемках. Велел не высовываться, попробовать что-нибудь снять. Последить за твоим телефоном, если удастся.

– Ты мне врал. Ты меня унизил. Снова. Зачем? Ради нескольких минут славы?

– Чтобы ты оставался на виду.

– Поздравляю, это сработало, – горько отвечаю я.

Долгая пауза.

– Наверное, ты меня теперь ненавидишь. У тебя есть на это право. Но я никогда не хотел тебе ничего плохого, клянусь. Никогда. Все эти утечки, внимание, ты и Джесс. Стало только лучше. Все сработало идеально. Мы выжили.

– Наверное, – говорю я.

Он прав, я выжил. Фильм снят. Я стану звездой. Но я потерял Элль. Это чересчур дорогая плата.

– А теперь я забронирую тебе другой самолет. Завтра утром у тебя съемки, потом пресс-конференция с несколькими журналами, – перечислил Марк.

– Нет.

– Нет?

Я глубоко вздыхаю, собираю волю в кулак.

– Перенеси съемки. Скажи им, что возникли непредвиденные обстоятельства.

– Не дури. У тебя контракты на фильм, их надо соблюдать. На кону стоят деньги.

– Папа, я стал Карминдором не ради денег.

– Дэриен, это работа.

Я сжимаю зубы.

– Дело не только в деньгах или контрактах, фотосъемках, заголовках, известности, застрахованных кубиках. Какого черта ты вообще застраховал мои кубики? Я как Тейлор Свифт, которая застраховала свои ноги. Это абсурд.

– Меры предосторожности.

Я обрываю его.

– Мне плевать на заголовки. Я согласился на роль ради Карминдора. Ради «Звездной россыпи». Ради того, как мы вместе сидели и смотрели повторы фильма. Помнишь?

– Это было давно, Дэриен.

Может быть. Но иногда кажется, будто это было вчера, когда он еще был моим папой.

– Для меня это по-прежнему важно. Персонажи, история, фанаты…

Слова застревают в горле, я вспоминаю наши с Элль разговоры о Черной Туманности, о мире, обо всех «если».

– Вселенная невозможного, – заканчиваю я.

– О чем ты говоришь?

Мне удается проглотить злость.

– Я хочу сам писать собственную историю, и я…

Я осознаю, что не могу больше оставаться в этом состоянии. Когда я не могу понять, есть у меня отец или нет. В отличие от Элль, которая готова на все, чтобы вернуть папу, у меня он до сих пор есть.

– Я хочу нового менеджера, – говорю я наконец. – Хочу получить назад моего папу.

– Ты меня увольняешь?

– Да, увольняю. Я тебя люблю, папа, но увольняю.

Его голос становится жестче.

– Дэриен, прислушайся к себе. Твоя карьера. Ты не можешь просто…

– Могу, – отвечаю я и вешаю трубку.

Гейл начинает собирать по комнате свои вещи. Судя по выражению ее лица, она думает, что тоже уволена.

– Я скоро уйду. Марк сказал, мне надо…

– Забудь о Марке. Ты официально повышена с этого момента.

У нее подлетают брови, отвисает челюсть. Я бросаю ей мой телефон, она пытается его поймать.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что тебе, наверное, придется поехать в Лос-Анджелес и принести извинения на завтрашней фотосессии. Ты все еще можешь успеть на самолет.

– Но я не умею извиняться! – Дальше бледнеть уже некуда. Кажется, она начинает зеленеть. – А что случилось с Марком? Почему не…

Я беру ее за плечи и разворачиваю лицом к себе. Мы смотрим друг на друга.

– Гейл, ты для меня номер один. И всегда им была. Ты единственная, кому я доверяю. Если не хочешь, я пойму, но все равно должен спросить. Мы команда, всегда останемся ею. Ты будешь моим менеджером?

Она шевелит губами, закрывает глаза и глубоко вздыхает. Щеки постепенно наливаются цветом. Наконец она открывает глаза и коротко кивает.

– Хорошо, Дэриен.

Я улыбаюсь, обнимаю ее.

– Ты лучшая.

– Для тебя мисс лучшая, – отвечает Гейл, но внезапно перестает улыбаться. – Боже, самолет. Мне нужно успеть на самолет! – Она вырывается из моих рук, хватает сумочку и бросается к двери. Останавливается и поворачивается ко мне. – Обещаю, я тебя не подведу.

Она уходит, дверь громко захлопывается за ней.

Лонни допивает и встает.

– А что делаем мы?

– Тебе необязательно ехать со мной. Я еду в самоволку, в твоем контракте это не предусмотрено.

– Насколько я понимаю, у меня свободное время. Я могу распоряжаться им, как захочу, а я хочу тебе помочь. Каков план?

– Сначала к автоматам. Сегодня такой удачный день, что там просто обязана быть апельсиновая фанта.

Благословенны боги газировки, Бэтмен. В свете автоматов на третьем этаже я замечаю прекрасную кнопку апельсиновой фанты, нажимаю ее, и ко мне выкатывается оранжевая бутылочка. Я открываю пробку и наслаждаюсь сладким вкусом победы.

– И в этом весь план? Выпить газировки?

Я закрываю бутылку и трясу головой, у меня в голове уже окончательно сформировалась полубредовая идея.

– Я сделаю то, что Карминдору следовало сделать в последнем эпизоде «Звездной россыпи». Последую за девушкой.

Элль

В моей жизни было всего три момента, когда я думала, что не выживу. Первый – когда умерла мама. Я была маленькая и мало что помню. Помню только, как папа обнимал меня холодным сентябрьским утром, и помню запах стерильных больничных палат.

Второй момент – когда Кэтрин вышла на улицу, а я сидела на крыльце и ждала, когда папа вернется домой. Воздух был влажным и липким, я не могла дождаться, чтобы показать ему только что написанную историю о Карминдоре и Короле Мглы, лучшую за все время. Я была так счастлива.

А потом вышла мачеха, прижимая телефон к плечу, и сказала: «Заходи внутрь, Даниэлль. Робин не вернется».

Не могу вспомнить, куда подевался тот рассказ. После этого я перестала писать. Наверное, блог родился из той пустоты. Хоть что-то хорошее в невозможном. Но эти два момента я пережила. А вот третий.

На этот раз я не уверена, что переживу.

Я потеряла мамину туфлю, опоздала, и в тот момент, когда Сейдж поворачивает на мою улицу, вижу дом моих родителей с этой уродливой табличкой «Продается владельцем», которую воткнула Кэтрин. Весь свет зажжен. «Миата» Кэтрин на подъездной дорожке. На крыльце стоит мачеха, скрестив руки на груди, зажав ладонями локти, на лице застыло каменное, бесстрастное выражение. На часах приборной доски «Тыквы» 2:05.

Я – Принцесса Амара, а это моя Черная Туманность. Калли наклоняется вперед. Она бледная и явно нервничает, выворачивает руки. Я не хочу, чтобы она из-за меня попала в беду, но не знаю, что делать. Кажется, она готова пойти со мной, хотя я советую ей проникнуть в дом через мое окно. Незачем обеим получать наказание.

– Ты не обязана идти. – Сейдж замедляется, но еще не останавливается. Она хороший друг. Лучший друг. Я рада, что знаю ее. – Или пойти с тобой?

Но она не может пойти с нами. Я думала, что буду сильнее паниковать, страх будет раздирать глотку, врезаться во внутренности как пираньи. Но я, на удивление, спокойна. Словно на несколько мгновений оказалась в эпицентре урагана.

Калли сжимает мое плечо.

– Я тоже буду здесь.

– Калли, ты не обязана.

– Хватит брать всю вину на себя, – перебивает она. – Я не сестра и не мама. Меня уже достала эта тюрьма. Не люблю сидеть за решеткой. Пора Хлое и маме это узнать.

«Тыква» останавливается.

– Она похожа на мокрую кошку, – бормочет Сейдж.

– Она всегда так выглядит.

Сейдж наклоняется и обнимает меня.

– Мы же завтра увидимся, на работе?

– Да, – хрипло говорю я. – Наверное.