– Это часть фан-культуры, – обясняю я, пытаясь не вспоминать об оборотной стороне фан-культуры, о Присоске. Таких фанатов одна на миллион. Но воспоминания о девочке, набросившейся на меня, вызывают тревогу.

– Они монстры. Но это мои монстры.

Джесс поднимает бровь.

– Монстры?

Я развожу руками.

– Добро пожаловать в великий храм Дэриена Фримена.

Ее сбитый с толку взгляд медленно сменяется широкой улыбкой. Она обнимает меня за плечо.

– Так, пойдем, проверим твою паству.

– Что? Нет, Марку бы это…

– Кто такой Марк?

– Мой… – я обрываю себя.

Не могу сказать «папа». Правда, менеджер не лучше. Он не одобрит, что я делаю это без Лонни.

– Никто. Забудь. Пойдем к ним.

Мы едва успеваем дойти до ограждения. Я киваю толпе как Себастьян (мой персонаж). Девчонки сходят с ума. Одна сует мне в руки фото меня без рубашки с прошлогодней фотосессии для Teen Vogue.

– Привет! – говорю я, изображая радость, беру у нее маркер и подписываю.

– Как вы меня так быстро нашли? – я стараюсь, чтобы это прозвучало как шутка: лучший способ завуалировать серьезный вопрос.

– Геометка, – говорит парень рядом с ней. Высокий, с напомаженными волосами. – Это было круто!

– Не могу поверить, что это опубликовали в «Твиттере», – визжит другая.

– Сегодняшняя съемка была восхитительна! Вы потрясно целовались.

Замираю, не дописав (я уже подписал три фотографии и одну руку). Сегодняшний поцелуй? Геометка?

Я перевожу взгляд на Джесс, ее широкая улыбка тает на глазах. Она думает то же, что и я: у нас завелась крыса. Утечка. Даже актер из глупого сериала знает, как это плохо.

– Джесс, каково это – целоваться с Дэриеном? Он клевый? – вмешивается девочка с косичкой. Я протягиваю ей блокнот.

Джесс смеется.

– Он ужасно целуется.

– Эй, неправда.

– Ой, я тебя задела?

– Уничтожила.

– Они так здорово смотрятся вместе! – кричит кто-то. Вспыхивают фотокамеры.

Джесс берет меня под руку и тянет к трейлеру с костюмами. Я возвращаю парню маркер, наполовину подписав ему футболку.

– Ребята, вы классные, но нам пора. Дэр?

– Да, здорово было встретиться, – прощаюсь я, машу рукой и улыбаюсь, будто мы на пышном праздновании. Только в трейлере я снова могу свободно дышать. Китель липнет к плечам, когда я его стягиваю.

– Ты слишком добр с ними. – Джесс выходит из-за вешалок уже в уличной одежде, собирая волосы в хвост. – На такое нельзя тратить больше двух минут. Это максимум.

– Они же хорошие, – пожимаю плечами я. – По крайней мере, иногда. – Я снимаю брюки, влезаю в спортивные шорты, натягиваю толстовку. – Как думаешь, это кто-то из съемочной группы? Ну, поставил геометку?

Джесс пожимает плечами.

– Например, пиар-менеджер. Если так, они меня с ума сведут. Никому не доверяй тут, Дэриен. А теперь извини, у меня свидание.

– Свидание? С кем?

Она моргает.

– Я же сказала. Никому не доверяй.

Она уходит, оставив вихрь темных волос и аромат вишневых духов.

– Горячая штучка, – говорит Ники, костюмер, цокая языком.

– Это ты мне рассказываешь? – я безуспешно стираю с губ ее вишневый поцелуй и выуживаю телефон из кармана шортов.

На экране голубым светится новое сообщение.


Неизвестный номер, 18:06

– Я Элль.

– Просто Элль.

– Элль.


Это ее имя. Прозвище? Сокращение от пафосно-длинного имени? Элеонора? Жанель? Элизабет? Масса возможных вариантов.

Элль.

Я добавляю ее имя в список контактов, закрепляя факт ее существования. Теперь я знаю ее имя. Не думал, что имя способно превратить невнятное представление о человеке в самого человека.

Внезапно мне становится интересно, как выглядит человек по имени Элль. Блондинка или брюнетка? Светлокожая или темнокожая? У нее большие глаза, а какого цвета? У нее ровные зубы или верхние забавно выступают? Кривит ли она рот в улыбке? Она высокая? Низкая? Фигуристая или худощавая?

Элль.

– Чему улыбаешься? – громко спрашивает Ник.

– Да ничему. До завтра. – Я сдвигаю экран блокировки и выхожу из трейлера.

Девчонки выкрикивают мое имя, но мне больше нет дела до этого.

Элль

У «СтрелкаПовстанцев» сорок три тысячи подписчиков, и количество продолжает расти.

Я пишу пост вместо того, чтобы перешивать костюм, потому что, сколько бы обучающих видео в «Ютубе» ни посмотрела, все равно боюсь прикоснуться к папиному костюму ножницами. У меня в запасе еще девятнадцать дней. А между тем появились новости про «Звездную россыпь» – новый фильм – и все сорок три тысячи подписчиков ждут моего вердикта.

Я прикрепляю ссылку на просочившееся в сеть видео пресловутой сцены поцелуя из перезапуска вместе со ссылкой на, предположительно, параллельный эпизод оригинального фильма.

Эпизод 33 «Мглу не забудешь». Это похоже на сцену в бальном зале. Момент перед коронацией Принцессы Амары, когда атаковали силы Мглы. Но я не уверена.

Я перематываю видео на начало и снова просматриваю его. Дэриен Фримен держит в руках лицо Джессики Стоун, губы шепчут что-то, чего я не могу разобрать, а потом медленно сближаются в поцелуе. Потом камера вздрагивает и выключается.

Да, это точно эпизод 33. Вдали виднеются балюстрады, на полу пепел.

«Одно я могу сказать наверняка: форма Карминдора Дэриена Фримена неправильного оттенка синего», – пишу я в заключение поста.

Нажимаю «отправить». 23:34.

Все уже спят. Я тихонько соскальзываю со стула и спускаюсь по лестнице.

В доме темно, мне почти ничего не видно, но я знаю его как свои пять пальцев, поскольку уже много лет брожу по нему в темноте. На кухне открываю один из шкафов и шарю в глубине в поисках новой банки арахисового масла. Достаю из посудомойки чистую ложку. Утром надо будет разобрать чистую посуду. Кэтрин наверняка отругает меня за то, что та простояла всю ночь, но сейчас я слишком устала и голодна, поэтому мне все равно.

Я выскребаю очередную полную ложку со дна банки и вдруг слышу шум около стола.

– Я-то гадала, где ты его хранишь, – доносится тихий холодный голос мачехи. Я застываю с ложкой во рту и медленно поворачиваюсь к темнеющей фигуре.

– Включи свет, дорогая. Мы не неандертальцы.

Протягиваю руку к выключателю и неохотно зажигаю свет. Я уже знаю, что увижу на столе. От яркого света слезятся глаза. Кэтрин все еще в рабочей одежде: платье с за́пахом за пятьсот долларов, которое она не может себе позволить, волосы накручены на макушке. Она выглядит уставшей.

– Извини, – я пытаюсь придумать объяснение, почему меня поймали с поличным с банкой кремового арахисового масла «Питер Пен», но в голову ничего не приходит.

– У всех нас есть порочные слабости, – она постукивает наманикюренными ногтями по пустому винному бокалу.

Щеки у нее горят, тушь побледнела, размазавшись вокруг глаз. Последний раз я видела ее настолько человечной в день, когда умер папа.

Я достаю ложку изо рта и быстро закручиваю крышку банки.

– Извини, я просто…

– Не извиняйся. А у меня в глубине морозилки спрятано мороженое «Роки Роуд».

Я моргаю. Мачеха ест «Роки Роуд»? Я делаю мысленную пометку, что надо залезть в морозилку, когда ее не будет поблизости.

Кэтрин качает головой так, словно не она сейчас призналась, что прячет в морозилке мороженое, хотя оно и не предусмотрено диетой палео.

– Что бы я ни делала, не могу от него избавиться, – говорит она так тихо, что я едва ее слышу. – Сначала ты. Впрочем, я знала, что ты будешь на него похожа. А теперь вот близнецы.

– Близнецы?

Она отмахивается.

– Они помешались на этой штуке. «Звездный путь»?

– «Звездная россыпь».

– Робин любил этот сериал. – Она зажмуривается. – Он повсюду.

Я скрещиваю руки на груди.

– Близнецам он нравится только из-за Дэриена Фримена.

– Да что в нем такого особенного? – огрызается Кэтрин, широко раскрыв глаза. – Всякий раз при виде логотипа этого дурацкого сериала я вспоминаю Робина. Это глупости. Он для детей.

– С чего ты взяла, что он глупый или детский? – голос у меня подрагивает. – Он многому меня научил. Дружбе и верности, умению критически мыслить и всесторонне оценивать ситуацию. Он помог мне.

– Помог тебе? Научил тебя? – Кэтрин качает головой. – Как сериал может чему-то научить? Как можно узнать реальный мир, не вылезая из мира фэнтези?

– Как можно назвать дурацким то, что так любил папа? Ведь он обожал этот сериал.

– Лучше бы он больше любил другие вещи!

Повисает мертвая тишина. Кэтрин прочищает горло, словно вспоминает, что орать – недостойно дамы, или боится, что ее услышат соседи.

– Если бы он вполовину так же заботился о семье, мы бы сейчас не торчали в этой дыре, – говорит она обычным липко-слащавым голосом. – Не пришлось бы перебиваться. Собирать купоны. В одиночку.

– Ты поэтому продаешь дом? Потому что папа имел наглость погибнуть в автокатастрофе, не застраховав свою жизнь, чтобы ты могла платить за весь этот хлам?

Глаза Кэтрин становятся жесткими и острыми.

– Ты ничего не понимаешь в жизни.

– Зато я понимаю, что дом продавать необязательно! Можно просто найти нормальную работу!

– У меня нормальная работа, Даниэлль.

Я сжимаю кулаки. Наверное, не мне решать, но это не ее дом.

– Ты все время говоришь, как глупо любить телесериал. Но это ты живешь в выдуманном мире. Ведешь себя по-детски.

Наманикюренная рука Кэтрин со шлепком ударяет меня по щеке.

– Иди спать, Даниэлль, – говорит она все так же тихо. – Тебе утром на работу.

Дважды повторять не приходится. Я бросаю ложку на стол, бегу в комнату и ныряю в кровать. Прижимаю руку к горячей щеке, натягиваю одеяло на голову и достаю из кармана телефон.


23:52

– Кар!