– Благодарю. Непременно. Возможно, я даже куплю что-нибудь. Ваши товары выглядят… весьма привлекательно.

Он снова бросил мимолетный, но внимательный взгляд на ее груди. Или ей показалось?

– Ну, еще раз спасибо за то, что сняли меня с дерева.

– Не за что.

И снова от звука его голоса тепло волной разлилось по ее телу. Элизабет не могла себе этого простить и распрощалась с ним очень холодно:

– До свидания, мистер Рэндольф.

– До свидания, Элизабет.

Он словно не услышал официального «мистер Рэндольф» и нарочно назвал ее по имени. Быстро кивнув, Элизабет торопливо пересекла его двор и очутилась в своем. Возле злополучного клена женщина подобрала туфли, но не стала обуваться и направилась к черному ходу. Лишь закрыв дверь, она почувствовала себя в безопасности и с облегчением вздохнула. Однако передышка длилась недолго. Со стороны парадного входа послышались голоса возвращающихся детей.

– Мама?

– Я здесь. – Элизабет бросила туфли на пол и босая прошла к холодильнику. Хвала Всевышнему! Миссис Альдер не забыла вынуть из морозилки полукилограммовый кусок вырезки, который уже успел оттаять.

– А что на ужин? – спросила Миган, приоткрыв дверь на кухню.

– Гамбургеры.

– Можно я зажгу гриль? – спросил Мэтт.

– Нет, я поджарю их здесь.

– У-у, мам. Гамбургеры гораздо вкуснее, когда их жарят на улице.

– Только не сегодня.

– Почему?

О Боже! Эти бесконечные «почему»?

– Потому что я ваша мать и сказала «нет». А сейчас быстро умываться и накрывать на стол.

Дети моментально исчезли, бормоча себе под нос, что это несправедливо. При одной мысли о мясе, приготовленном на древесных углях, у Элизабет потекли слюнки, но сегодня ей не хотелось выходить из дому.

На протяжении всего лета ей становилось не по себе при одной лишь мысли, что Тэд Рэндольф сидит у себя на застекленной веранде и смотрит телевизор до поздней ночи. Всякий раз, выходя во двор, Элизабет колебалась: то ли поприветствовать его так же, как соседей, то ли ограничиться коротким взмахом руки? И эта неуверенность действовала ей на нервы.

Если сосед почему-либо не замечал ее, она старалась не привлекать его внимания. Если же замечал, тут же отводила глаза. В конце концов Элизабет решила, что благоразумнее всего игнорировать мистера Рэндольфа.

В общем, она вела себя как девчонка или, что того хуже, как дурно воспитанная женщина. Что поделаешь! Вдове приходится быть предельно осторожной, чтобы не запятнать своей репутации. Рискуя прослыть гордячкой, Элизабет все два года после смерти мужа была совершенно недоступна для представителей противоположного пола.

В то злосчастное утро она помахала Джону, когда он уходил через черный ход, даже не подозревая, что видит его живым в последний раз. Ее внимание было поглощено Миган, которая в последнюю минуту вспомнила, что ей нужны для школы катушка ниток и кусок картона. Элизабет даже не взглянула, какая рубашка и какой галстук на муже, не заметила, что он весь оброс, пока не увидела его в морге, когда пришла для опознания трупа, доставленного с места автомобильной катастрофы на автостраде. Ей потребовалось много дней, чтобы вспомнить содержание их последнего разговора. Чтобы вспомнить, когда в последний раз они целовались и занимались любовью.

Но она никогда не забудет его улыбку и смех, доброту и ласки, его страсть в моменты близости, его планы на будущее. Джон был отличным мужчиной, он дал ей двух прекрасных ребятишек и много счастья. А теперь в сердце у нее пустота, которую ей никогда не заполнить.

И сегодня эта незаживающая рана мучила Элизабет сильнее обычного. Вот почему, желая спокойной ночи Миган и Мэтту, она так прижимала их к себе, так обнимала, что им стало как-то не по себе от этих нежностей и они поспешили высвободиться из материнских объятий.

Столь бурное проявление любви к детям свидетельствовало еще и о том, что Элизабет вообще истосковалась по любви и ласке. Ей так недоставало близкого человека, мужчины, что порой казалось, она просто не выдержит.

Погасив в доме свет, Элизабет вошла к себе в спальню и включила торшер с бронзовой подставкой и стеклянным абажуром в виде лотоса. Она поменяла интерьер спальни через несколько месяцев после смерти Джона – слишком мучительны были воспоминания.

Элизабет обставила комнату по своему вкусу, но сейчас это не доставляло ей никакой радости. Оценить уют и красоту можно по-настоящему только вдвоем. Для нее же спальня была чем-то вроде монашеской кельи. Лайла права. Вести монашеский образ жизни совсем не сладко. Что хорошего в одинокой постели? Элизабет так хотелось чувствовать рядом тепло мужского тела.

Но что делать вдове с двумя ребятишками, для которых она должна служить образцом нравственности? Ничего. Хорошо Лайле давать советы! Но Элизабет не может уложить рядом с собой мужчину, чтобы он ублажал ее. Почему нет пилюль, снимающих сексуальное возбуждение, как аспирин – лихорадку.

Ох, уж эта Лайла! Поддавшись ее дурацкой философии, Элизабет вела себя с Тэдом, то бишь с господином Рэндольфом, как настоящая идиотка. Наверняка он сейчас потешается, вспомнив, как она разволновалась, когда он снимал ее с дерева.

Негодуя на себя за то, что, как последняя дура, разомлела при виде мощных плеч и пары голубых глаз, которым мог бы позавидовать сам Пол Ньюман, Элизабет включила торшер. Но прежде чем лечь спать, не устояла перед искушением посмотреть сквозь щели в ставнях, горит ли у него свет.

Так и есть. Через решетчатое окно веранды она разглядела Тэда, развалившегося в кресле. Он сидел, уставившись в серебристый экран телевизора. Тоже один. И Элизабет подумала, так ли сильно он ненавидит одиночество, как она, или это его собственный выбор?

– А что было потом?

– А потом ему пришлось подняться и спустить ее вниз.

– Это господину Рэндольфу?

– Ага-а. Он положил руки… сюда.

– Но это было после того, как разорвалась ее нижняя юбка.

– А, точно, совсем забыла об этом.

– У нее разорвалась нижняя юбка? Ты этого не сказала. Ну-ка, давай поподробней.

– Доброе утро.

Услышав слегка охрипший после сна голос Элизабет, все трое быстро обернулись. Завязывая узлом пояс своего халата из синели, достаточно старомодного, она бросила на сестру испепеляющий взгляд и направилась к кофейнику.

– Почему вы меня не разбудили? – спросила Элизабет, размешивая сахарин в чашке с черным кофе.

– Потому что, как я поняла, тебе нужно было хорошенько выспаться. – Лукаво улыбнувшись, Лайла вонзила зубы в хрустящий кусок бекона.

– Вы, я вижу, уже позавтракали.

На круглом кухонном столике стояли три тарелки со следами сиропа по краям.

– Я испекла детям оладьи. Хочешь попробовать?

– Нет, – резко бросила Элизабет. Обычно она бывала благодарна Лайле за то, что та заезжала утром покормить Миган и Мэтта и дать ей возможность подольше поспать. По субботам «Фантазия» работала с двенадцати до пяти. Это был единственный день, когда Элизабет могла не вставать в половине седьмого. – Ступайте готовить уроки, – строго приказала она детям. – Но прежде застелите постели и положите свою грязную одежду в корзину для белья.

– А потом можно пойти на улицу поиграть?

– Да, – улыбнулась впервые за все утро Элизабет и шлепнула Мэтта по заду, когда он пробегал мимо, а Миган, как старшую, прижала на миг к себе.

– Сообразительные ребятишки, – заметила Лайла, когда дети убежали.

– И не в меру болтливые. Особенно если из них стараются вытянуть всю возможную информацию.

– Ничего я из них не вытягивала, – огрызнулась Лайла. – Просто спросила, что нового, и они мне все рассказали. – Облокотившись о стол, она полюбопытствовала: – А что, таинственный холостяк действительно выступил в роли спасителя и снял тебя с дерева?

– Да, снял. – Было бессмысленно отрицать этот факт.

– Отлично! – возликовала Лайла, захлопав в ладоши.

– Ничего такого не произошло, не думай. Мелодрамой и не пахнет!

– Ты появилась не вовремя. Мы как раз дошли до самого интересного места. Что там было с порванной нижней юбкой?

– Ничего. Просто я зацепилась ею за сук.

– И он отцепил ее? – Лайла недвусмысленно улыбнулась.

– Да, но это было так унизительно. Я чувствовала себя круглой дурой.

– Какой он? Что говорил?

– Забудь об этом, Лайла. Он… Это пожилой человек.

– Пожилой?

– Ну ты же видела, у него седина. Он слишком стар для меня.

– И много седины? – нахмурилась Лайла. – Сколько же ему лет?

– Не знаю, не спрашивала, – ответила Элизабет с раздражением.

– Хм, для начала неплохо. Во всяком случае ты привлекла его внимание.

– Я не хотела. Так получилось.

– Важен конечный результат.

– Пойми ты, дурья твоя башка, нет никакого «конечного результата».

– Не кричи на меня, Элизабет. Я пекусь о твоем благополучии.

– А ты не пекись!

Лайла откинулась не спинку стула и с досадой проговорила:

– Господи! Что с тобой, сестра? Ты просто невыносима сегодня. Знаешь, что я думаю? Потрать он больше времени на твою нижнюю юбку, ты не была бы такой злющей!

– Лайла, – строго произнесла Элизабет.

Но Лайла оставалась совершенно невозмутимой.

– Вот, прочти это, пока я уберу посуду. – И она кинула Элизабет какой-то журнал. Это был ежемесячник, пользующийся огромной популярностью у женщин. – Открой на десятой странице.

Элизабет полистала журнал, нашла указанную страницу, прочла заголовок объявления и бросила соответствующий взгляд на сестру, но та не обратила никакого внимания.

Объявление оказалось длинным, и к тому времени, как Элизабет дочитала его, Лайла успела ополоснуть все тарелки и чашки и отправить их в посудомоечную машину, после чего вернулась к столу. Сестры обменялись многозначительными взглядами.