С квартиры на квартиру Эмилия переезжала со всем скарбом и тут потребовала, чтобы ее барахло на дачу отправилось вместе с ней. С одной стороны, Лена только рада была очистить квартиру от приданого народной артистки. С другой стороны — лишние траты, пришлось «Газель» нанимать. Еще благо, что хозяйка дачи не потребовала плату за все лето вперед.

Перевозили Эмилию на дачу Андрей и Антон.

Катерина Ивановна, баба Катя, «поклонник» и спаситель Эмилиных внуков, оробела, когда в ее двор въехал маленький грузовичок. Это сколько же вещей у постоялицы? А потом вышла и чудо-дачница — накрашенная, голова причесана как в шестидесятые годы (Катя сама в то время разорилась на шиньон, который в ночь перед праздником или перед гостями на бигуди накручивала, чтобы утром на макушку пришпилить). Когда было-то? А женщины с шиньонами, выходит, остались до сих пор. Одета жиличка не по-деревенски, да и по-городскому в парадное: чудной красоты розовый костюм с рюшами. Было от чего бабе Кате оробеть.

– Милости прошу! — с хрипотцой проговорила она. — Меня Катя зовут. То есть баба Катя. А вас как, извините?

– Эмилия.

– Эмма? — переспросила баба Катя, все еще борясь с волнением.

Ведь говорили-то, что старую, но саму себя обслуживающую женщину на лето привезут. А здесь — прям дворянка. В мои скромные условия?

– Юноши, поясните этой женщине, кто я есть и как меня зовут, — небрежно махнула Эмилия рукой в сторону Андрея и Антона.

И отправилась осматривать дом, бедненький, но чистенький. Удобства на улице — деревянная будка, в полу дырка.

– Она артистка в прошлом, — говорил Антон бабе Кате. — Поэтому, — покрутил ладонью перед лицом, — макияж и другие прибамбасы. Но в принципе…

– Не вредная… как бы, — подхватил Андрей. — Со своими заморочками… странностями… но не тяжелыми!

Оба: и Антон, и Андрей — боялись, что хозяйка дачи после первого акта — выхода Эмилии — покажет им фигу и потребует убираться восвояси. (На месте бабы Кати они бы так и поступили.) Но милая Катерина Ивановна только сокрушалась, подойдут ли скромные условия такой важной артистке?

– Подойдут!! — хором заверяли Андрей и Антон.

Они носили вещи и ждали водопада претензий, теперь уже от бабушки. Но прозвучало только одно требование:

– Мне нужен биотуалет.

– Ага, бабуля, — ухмыльнулся Антон, — как же, имеется. Ленка предусмотрела.

И принес из машины пластиковое ведро в форме унитаза, с крышкой.

– Вот тебе и туалет, а бионаполнение — сама-сама. Пись-пись-пись, как-как-как, — повторил он интонацию жены, приучавшей сына к горшку.

– Вульгарный плебей!

– Твой родной внук, — напомнил Антон. — Ты меня воспитывала? Вот и молчи в тряпочку. Сиди тут тихо, радуйся природе. Не уживешься с бабой Катей, пеняй на себя, отвезем в богадельню. Интернат для ветеранов сцены тебе не светит. Нам материально не осилить, а ты заслугами не потянула.

У Андрея тоже имелся подарок для Эмилии — сотовый телефон (старенький, завалявшийся), в памяти которого были номера Марины, Лены и его с Антоном. Объясняя аристократке Эмилии и колхознице бабе Кате, как сделать вызов, Андрей видел на их лицах совершенно одинаковую тупую беспомощность. Ничего, надо будет — дозвонятся.

На обратном пути мужчины обсуждали: превратит Эмилия бабу Катю в прислугу или пенсионерки схлестнутся не на жизнь, а на смерть.


Против ожиданий, Эмилия не беспокоила их почти месяц. О ее существовании почти забыли, своих забот хватало. Эмилия была помехой, к устранению помехи легко привыкаешь. Антон купил подержанную иномарку — второй кредит на шею. Но авто — давняя его мечта. Лена, бухгалтер по профессии, стала брать на дом балансы мелких фирм, корпя по ночам. Андрея повысили в должности. Если раньше он нет-нет да и заявится на фирму в джинсах и майке, то теперь каждый день — свежая белая рубашка, галстук, костюм. Правильный галстук стоил больше двух тысяч рублей, о костюме и говорить нечего. Марина, тщательно обдумывая каждый шаг, каждое слово, рыла подкоп под свекровь, чтобы та ушла с работы, только на год, до садика для внучки. А Марина выйдет на работу, поддержит Андрея и компенсирует из своей зарплаты материальные потери свекрови. Обещание «компенсировать» — исключительно точный и стратегически верный ход. Свекровь возмутилась — с родных детей плату брать? И подозрение в корысти на три четверти подвинуло свекровь к цели Марины.

Словом, обе семьи вращались на своих орбитах, комета-Эмилия летала далеко и была им абсолютно безразлична.

Она объявилась в конце июня.

– Здравствуйте, — пропищал взволнованный детский голос. — Это Марина? Тетя Марина?

– Да, кто говорит?

– Таня, вы меня не знаете. Меня бабу… ой, просто Эмилия попросила номер набрать. Я тут на каникулах у своей бабушки, через два дома от бабы Кати.

– Погоди, девочка, не волнуйся! С Эмилий все в порядке? Она жива?

Марина вдруг отчетливо поняла, что очень давно не интересовалась бабулей, вдруг та преставилась.

– Она рядом стоит. Я передаю трубку.

– Марина? Это Эмилия.

– Рада тебя слышать. Как самочувствие?

– Удовлетворительное. Через две недели мой день рождения.

– Правда? Сколько тебе исполнится?

– Что за пошлый вопрос! Я хочу, чтобы вы приехали. В этот день всегда собираются мои почитатели и поклонники.

«Оставшиеся в живых? — чуть не вырвалось у Марины. — И назвать нас почитателями, тем более поклонниками, слишком смело».

Вслух она сказала:

– Не обещаю, но постараемся.

– Ты не поняла, голубушка. Вы обязаны приехать!

– Так уж обязаны?

– Иначе я лишу вас наследства.

– Шкатулки с драгоценностями?

– Это больше, чем всякие драгоценности.

– Мы сделаем все возможное, чтобы вырваться, — примирительно сказала Марина. — Впереди две недели, успеем разгрести дела. Но хотим поздравить тебя не в расчете на наследство, а просто потому… — Марина замялась, понимая, что никаких искренних мотивов для чествования Эмилии не отыскивается, — потому что, в конце концов, ты наша единственная родная бабушка.

– Надеюсь, тебе не нужно напоминать, что праздничный стол должен соответствовать поводу? — Раздался шорох и далекий голос Эмилии, обращавшейся не к Марине: — Девочка, отключи аппарат, я закончила разговор.

Над подарками для Эмили долго не мудрствовали. Обнищавшей актрисе весьма пригодилось бы нижнее белье. Так ведь обидится трусам и панталонам. В доме всегда найдутся нетронутые вещи, которые выбросить жалко, а пользоваться ими не хочется. Марина отряхнула пыль с дамской сумочки, когда-то ей подаренной и совершенно не понравившейся. Лена на верхней полке шкафа раскопала пакет с будуарным гарнитуром — ночной рубашкой и халатиком. Один раз надевала, пять минут красовалась, Антон поморщился, сказал, что прикид отдает публичным домом. Лена взвилась: откуда ты знаешь, во что шлюхи наряжаются? Но гарнитурчик забросила в шкаф.

Две семьи ехали за город в прекрасном настроении, как на пикник. Впервые за лето вырвались на природу, будут жарить шашлыки, валяться на травке, гулять по лесу и предаваться иным удовольствиям на свежем воздухе. Они решили переночевать в деревне, как-нибудь разместятся, чтобы иметь два полноценных дня отдыха, а главное, чтобы Антон, который за рулем, мог выпить вина.

Опасения, что Эмилия затюкала бабу Катю и та потребует увезти капризную дачницу, не подтвердились. Баба Катя получила от Марины набор кухонных полотенец, а от Лены — войлочные тапочки. На эти вещи, пусть и не роскошные, в отличие от презентов для родной бабушки, потратились. Очень боялись, что баба Катя выгонит Эмилию.

Подставив щеку для поцелуев, выслушав поздравления, приняв подарки, Эмилия поджала губы и спросила:

– А где цветы?

– Вокруг, — нахально сказал Антон, разведя руками, тыкая в обильно цветущие палисадники.

– Грузовик с букетами сломался по дороге, — усмехнулся Андрей. — Какая тут благодать! — Сладко потянулся, подпрыгнул, стал в боксерскую стойку и принялся нападать на Антона.

Тот с готовностью включился в «бой».

У Марины мелькнула мысль: «Нехорошо, что мальчики издеваются над бабушкой». Мысль мелькнула и пропала, потому что наблюдать за дурачащимися ребятами было сплошным удовольствием.

– Пацаны и есть пацаны, — улыбалась Лена, которая так же опьянела от деревенского воздуха.

Детей спать не укладывали, они подремали в машине, только покормили. Стол решили накрыть в саду, под яблонями. Баба Катя метала из погреба соленые огурцы и грибы. Накопала молодой картошечки, сорвала пупырчатые огурчики, зеленушку-петрушку. Предложила и самогону на зверобое, но гости предпочитали привезенное сухое вино и пиво.

Солнце светило ярко, но в тени деревьев гулял легкий ветерок, создавая нежную прохладу. Мужчины занялись шашлыками, нанизывали на шампуры мясо, перемежая его толстыми колечками лука, поддерживали огонь в мангале и вели свои футбольно-политические разговоры. Женщины сновали от кухни к столу, который накрывали. Стол получался роскошным. Лилась из приемника музыка, пения птиц не слышалось, но было так хорошо, что казалось, и птицы заливаются. Все были пьяны не столько от вина, сколько от чистого воздуха и мыслей: «Никуда спешить не надо, ничего решать не требуется. Остановка, отдых, благодать».

Про детей забыли. Точнее — переложили ответственность. Семь нянек — каждый рассчитывает, что другой присмотрит. Ведь секунду, минуту назад сестричка с братиком играли на пледе, расстеленном в тени дома, спорили, делили игрушки…

– Вроде кричит кто-то? — прислушался Андрей, нажал на кнопку и выключил приемник.

– А-ааа-аа-ааа…

Не крик о помощи, а протяжный, оперный раскат. Голос хотя и со старческими обертонами, но мощный, классически поставленный и… тревожный.