Тем не менее, нехитрая уборка в кинотеатре давала юному евангелисту возможность думать о чем-то своем, и, привычно размахивая ярко-зеленой пластиковой метлой, Гарри мысленно беседовал с профессором Снейпом: его целиком и полностью захватило желание ответить на вопрос «Добр ли Бог, если...» Все умопостроения, кропотливо воздвигнутые до операции, рухнули. Записи, сделанные накануне вечером, казались теперь лживыми и надуманными, такими, как его жалкая утренняя молитва. Несмотря на пережитый в операционной ужас, Гарри не мог принять мысль о том, что Бог — зол и несправедлив. Где-то есть ответ на этот вопрос, есть причина, по которой страдают и умирают люди, думал он, выковыривая из подлокотников велюровых кресел невесть откуда взявшиеся окурки. Юный евангелист понимал, что профессора не удовлетворит пересказ нравоучительной истории о первородном грехе, — мистер Снейп должен услышать его, Гарри Поттера, версию о происхождении страдания. Господь не может быть виноват, Господь — совершенен, прекрасен и добр. И если вершится зло, то не Его, Господа, в том вина. Все черные реки бед человеческих текут из одного источника, имя которому Дьявол.

Гарри все время посматривал на часы: в четыре он обещал быть на Ноттинг Хилл, и, как отчаянно ни кричала в нем совесть христианина, юноша не мог думать о чем-то другом — он хотел видеть человека, захватившего его мысли, сны и воображение. Юный евангелист старался не докапываться до причин. Мысль о спасении души Северуса Снейпа не оставила Гарри. В конце концов, любил ведь Христос апостола Иоанна более других своих учеников. Он любит мистера Снейпа евангельской любовью, а бесовские желания и победа над ними — дело терпения и неустанных молитв, думал юный христианин.

К сожалению, до четырех еще было далеко, и в полдень было намечено собрание у миссис Макгонагалл. Покончив с работой, юный евангелист помылся над ржавым умывальником с вечно ледяной водой и призадумался над выбором одежды. Выбор был смехотворно невелик и потому много времени не отнял — Гарри надел все те же джинсы родом из Литтл-Уингинга и черную футболку. После многочисленных стирок ворот футболки понуро обвис, и Гарри с неудовольствием посмотрел в зеркало на свою шею — тонкую и совершенно, с его точки зрения, не мужественную. Увы, Господь благословлял шеей борца далеко не всех желающих.

Вздохнув, Гарри вынул из-под матраца и разложил по постели свое богатство — двести пятьдесят фунтов. Двадцать пять из них законно принадлежали Богу — обкрадывать Отца Гарри считал ниже своего достоинства. Тридцать фунтов еженедельно поедала подземка, на семьдесят он рассчитывал прокормиться — недавно юный христианин обнаружил, что в универсаме на Бэйсуотер перед самым закрытием можно купить сэндвичи всего лишь за двадцать пенсов. Днем к сэндвичам подступиться было нельзя — их стоимость была не меньше двух или трех фунтов. Оставалось сто двадцать пять.

В уши ворвался крик доктора Люпина: «Что значит, нет мобильного? Вы что, отшельник с Гималаев?» И тут же другой проникновенный голос — пастора Дамблдора: «Объединим наши усилия в богоугодном желании жертвовать на Храм». Гарри расстроился не на шутку. Покупка мобильного и подключение к оператору отрывали серьезную сумму от денег на строительство храма. С тяжелым вздохом юный евангелист отложил пятьдесят фунтов на мобильный, а остальное сунул в карман джинсов — пора было отправляться к миссис Макгонагалл.

* * *

Видимо, бесы опутали сегодня не только мысли, но и ноги — Гарри опять опоздал.

В гостиной сестры Минервы шла активная евангелизация новой сестры во Христе.

В центре образованного христианами круга стояла немолодая рыжеволосая женщина. Евангелисты, бормочущие молитвы, протягивали к ней руки, посылая волны благословения. Присмотревшись, Гарри открыл рот: благодать Христа мощной волной снисходила на экономку мистера Снейпа.

— Бог коснулся матери, — шепнул брат Рон на ухо Гарри. — Чудо Господне.

Гарри поначалу не отдал должного Божьему Чуду. Какой-то мелкий бес исхитрился и вонзил в сердце юного евангелиста тонкий шип детской ревности.

«Почему именно она?» — подумал юноша и тут же устыдился себя: неисповедимы пути Господни, возможно, миссис Уизли поможет обратить к Господу безбожника мистера Снейпа, хотя он, Гарри, наверняка мог бы справиться с этой задачей не хуже.

На рыже-золотистом темени матери Рона возлежала рука пастора Дамблдора: он передавал ладонью Дух Господень, судя по всему, действуя по принципу антенны, принимающей сигнал от Отца. Вторая рука пастора была воздета в небо, вернее, к пышным ягодицам негодника-купидона, чей арбалет по-прежнему смущал Гарри. Юноша попытался представить себе мистера Снейпа на месте миссис Уизли, и в его ушах явственно раздался дьявольский хохот очередного беса.

В глазах пастора Дамблдора светился неукротимый праведный огонь.

— Дух Божий да коснется тебя, сестра Молли! Слава Тебе, Отец, Слава, Всемогущий Господь! Аминь.

— Слава Тебе, Всемогущий Господь, — эхом повторила новоиспеченная сестра Молли. — Аминь.

Пастор погрузился в чиппендейловское кресло и царственно возложил руки на подлокотники. Гарри уселся в уголке, несколько подавленный торжественностью обстановки.

— Сестра Молли, расскажите всем, какое чудо явил в вашей жизни Господь. Мы все знаем, что сын ваш Рон два года молился о том, чтобы Отец открыл ваши духовные глаза, — сказала сестра Минерва.

— Господь услышал молитвы моего сына, — миссис Уизли скромно опустила взгляд на узоры дубового паркета.

— Расскажите, как это случилось? — с любопытством спросила сестра Роланда.

— Это невозможно передать словами, — с глубоким вздохом произнесла сестра Молли. — Я стояла у себя на кухне и вдруг, совершенно неожиданно, можно сказать, средь бела дня... — она замолчала, сломленная неописуемым воспоминанием о сошествии Духа Святого.

— Точь-в-точь, как со мной было! — восхитилась мадам Хуч. — Стояла, жарила котлеты и вдруг, смотрю — три белых голубя на подоконнике! Это же надо! Три! Я шкурой почувствовала, что в голубях — Дух!

Сестра Минерва с некоторым неодобрением глянула на коротко стриженую голову сестры Роланды, формой и цветом напоминающую алюминиевую щетку.

— А я в кофейной гуще крест увидела, — призналась маленькая старушка.

— Гаданья — мерзость пред Господом, сестра Добби, — осуждение в голосе пастора пригвоздило к креслу пожилую леди.

— Я гадала ДО покаяния, — затряслась старушка. — Знаете ли, мы с девочками бывало играли и в бридж, и в покер, и гадали иногда...

— Не оглядывайтесь на грех, как жена Лота! Вы искренне раскаялись в этой гнусности, сестра? — сурово вопросил Дамблдор.

— О, да, — смешалась маленькая леди и забилась в угол кресла.

Пастор повернулся к сестре Молли:

— Верите ли вы, сестра, что отныне Христос возьмет на Себя ваши грехи? Понесет на Себе ваши немощи и болезни?

— Верю, верю всей душой, — глубоким грудным голосом ответила миссис Уизли и с достоинством приложила руку к сердцу.

Внезапно что-то словно толкнуло Гарри изнутри. Он редко задавал вопросы, но сейчас не выдержал. Юный евангелист вскочил, слегка дрожа от собственной смелости.

— Если человек принял Христа и тот забрал всю его боль и грех, почему этот человек так же болеет и страдает, как и нечестивый и неверующий?

Пастор быстро кольнул Гарри льдинками выцветших глаз.

В гостиной водворилось молчание. Дамблдор задумчиво провел ладонью по шелковому серебру бороды. На лицо его медленно наползла тень.

— Кто помнит, что сказал апостол Павел в Послании к Римлянам, в восьмой главе? — мрачно вопросил он. — Двадцать второй стих.

Сестра Гермиона быстро подняла руку.

— «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне», сэр.

— Доныне! — выкрикнул пастор голосом Ричарда Львиное Сердце: от этого звука приседали кони.

Гарри вздрогнул.

— У человека был выбор! Был бы послушен Отцу, был бы жив вовек! — пастор говорил сердито, его лицо потемнело от гнева. Гарри горько пожалел, что затронул эту тему.

— Кого же выбрал человек? Сатану! Вот Господь и отдал власть на земле в руки дьяволу!

Лицо пастора приняло почти малиновый оттенок.

— А зачем Он власть-то отдал? — поинтересовалась мадам Хуч.

Сухонькая старушка согласно закивала головой: уж она-то, будьте покойны, не отдала бы власть кому попало.

— Чтобы пожинали плоды греха и мы, и потомки наши! — мстительно блеснул очками пастор.

— Мы все знаем, что Отец, кого любит, того наказывает. Сказано также: «Не пренебрегай наказания Господня», — сухо подтвердила сестра Минерва. В ее голосе Гарри послышался холодок. Очевидно, тема сегодняшней проповеди не имела отношения к вопросу о страдании.

Юный евангелист понурился. Профессор Снейп был прав. Ничего нового он не услышал: причиной страданий как был, так и остался первородный грех.

Гарри повернул голову и встретился взглядом с улыбающимися глазами миссис Уизли. Было что-то располагающее в ее улыбке, и юноша почувствовал, что его сердце оттаивает: женщина, причастная к жизни Северуса Снейпа, не может ему не нравиться.

* * *

— Ты куда-то спешишь? — сестра Гермиона пыталась идти в ногу с Гарри, но все время отставала.

— Да нет... Так. Обещал одному человеку поговорить о Господе, — немного скованно ответил юный евангелист.

— Я тоже иду евангелизировать, — сказала сестра Гермиона. — Понесу Слово в Риджентс парк.

— Без Рона?

— Без Рона, — немного сердито ответила Гермиона. — Он все портит своей безграмотностью. Да и вообще... Со мной Господь.

Гарри вдруг остановился и осторожно коснулся руки сестры во Христе. Глядя в ее глаза цвета летнего меда, он взволнованно спросил:

— Герми, скажи... Если хочешь, конечно. Ты... из-за чего пришла к Богу? Твои родители ведь неверующие.

Сестра Гермиона нахмурилась. С минуту она молча смотрела на Гарри, и легкий ветерок шевелил ее пышные кудрявые волосы.