— Я твой раб, Гарри! Ты — мое божество, мой драгоценный король, мой Антиной, мой маленький хозяин!

В довершение безумства Северус наклонился и приник губами к пальцам его ноги. Гарри дернулся, как от удара током.

— Прекрати! Боже, что с тобой делать! Что ты несешь! Я не хочу играть в эту игру! Дурацкая игра! Ты не раб!

Его начало трясти.

— Раб, — повторил Северус, впиваясь губами в пальцы его ног.

Гарри рванулся, но руки новоявленного раба крепко держали его на месте.

— Я имел наглость кого-то чему-то учить... — прошептал Северус. — Cамонадеянно думал, что знаю больше других... Это непостижимо, Гарри!

Он наклонился, поцеловал косточку на щиколотке и заскользил горячими губами по ступне, щекоча шелком волос. Гарри стоял, дрожа, не в силах разобраться в своих ощущениях.

— Я тебя... не понимаю... — глотая слезы, сказал он. — Что? О чем ты? Что непостижимо?

Черные глаза затопила боль.

— Моя любовь к тебе, Гарри. Непостижима.

Гарри почувствовал, что задыхается.

— Я люблю тебя, Северус! Разве ты не знаешь? Зачем ты мучаешь меня! Что я должен сделать, чтобы ты понял?! — в отчаянии выкрикнул он.

Северус поднял на него взгляд больного раненого зверя. Гарри показалось, что в его солнечном сплетении проворачивается кривой нож.

— Если это правда... хотя бы наполовину... Тогда как ты мог?.. Может, ты по-настоящему свободен? — Северус перехватил его руки и буквально упал на них лицом. — А я... не могу. Я переживу... попробую... не сойти с ума. Я должен идти дальше... пока нужен... хотя бы кому-то... — бессвязно пробормотал он.

— Северус, ты жутко пьяный, — Гарри опять безуспешно попытался высвободить ноги.

— Да, — руки дорогого друга скользнули по его пояснице.

— Да... — теплые губы коснулись живота, целуя так нежно, что Гарри замер.

— Я думал, у нас есть время... — жаркое дыхание обжигало кожу. — Но его... его нет.

Джинсы Гарри поползли вниз вместе с трусами.

— Северус, не надо! Встань!

— Умоляю... пожалуйста... Дай мне запомнить тебя, Кит!

Юноша недоуменно моргнул. Пьяный друг казался загадочней Бермудского треугольника.

Поглаживающие ладони легли на его ягодицы, щека просительно потерлась о голое бедро.

В следующую секунду жаркие губы сомкнулись на краю его плоти. Гарри задохнулся от переполнивших его чувств. Он хотел, хотел этого до боли. До безумия. До тошноты. Хотел, но не так, не сейчас, не...

— Северус, не на...

Горячее, нежное кольцо губ охватило его член. Язык прошелся по стволу мокрым теплым шелком и мягко окутал головку, прижавшись широко и чувственно. Волна пульсирующей крови мгновенно прилила к промежности, щекоча и доводя до исступления.

Гарри опустил голову и уставился ошалелыми глазами на очередное безумие.

Все мысли разом испарились из головы.

Тому, что делал Северус, не было названия. Он целовал все, что находили губы — чувствительную кожу на животе, покрытом мягкими завитками волос, бедра, пронизанные мелкой дрожью, руки, беспомощно отталкивающие его лицо. Он скользил языком между ног своего юного Антиноя с таким упоением, что теперь нельзя было сказать, кто из них пьян.

Гарри не понял, как очутился сидящим на диване, с ногами, бесстыдно раскинутыми в стороны, стонущий, истерзанный тонкой мукой на краю долгожданного обрыва. Каждый раз ему казалось — сейчас, сейчас, и тут же пальцы Северуса крепко смыкались на его плоти, движения руки и губ замедлялись, и наслаждение, вот-вот готовое излиться, откатывалось назад горячей невыносимой волной.

Если бы он мог сказать, как любит. Что его сердце сейчас не выдержит. Разорвется вопреки законам анатомии на мириады маленьких пылающих огней, плывущих в пространстве. Если бы он мог. Сказать.

Но он не мог. Восторг, сладкий, пьяный, всепоглощающий, захватил его целиком. Стыда не было. Когда его член ритмично погружался в горячее узкое горло. Когда крепко сжатые губы разжигали огонь на конце его естества. И даже когда язык, нежно круживший вокруг сокровенного колечка мышц между ног, вдруг скользнул внутрь, остро и горячо, и задвигался чувственно, бесстыдно и сладко. Сомкнутые пальцы сжимали его плоть, скользили, ласкали так, будто знали его всю жизнь.

Всю жизнь.

Жизнь? Разве он жил до этого?

Разве он жил, пока Северус...

Северус...

Влажный нежный язык сновал внутри с упорством шмеля, атакующего чашечку цветка.

— Се... ве...

В ответ послышалось глухое ворчанье — безумный шмель досадовал, что не может пробраться глубже.

Губы и язык опять вернулись к его вздрагивающему члену и заиграли на нем с упоением искусного флейтиста, палец Северуса проник туда, где только что был язык, и теперь гладил, нежно и осторожно, рисуя внутри невидимые кружочки.

Хрипя и задыхаясь от наслаждения, Гарри вцепился в скользящие по его животу волосы.

Северус притянул его бедра к себе, и готовая взорваться плоть вновь погрузилась в недра влажного и тесного горла.

— Ты задохнешься! Перестань!

Гарри хотел бы оттолкнуть обезумевшего друга, но уже не был властен над своим телом.

Тончайшая острая сладость пронзила все его существо.

Он услышал собственный хрип, звериный, дикий, ликующий, дернулся в тщетной попытке отстраниться, но Северус впился пальцами в его бедра и вобрал его член в самое горло, в горячую, сжимающую, нежную глубину.

Гарри показалось, что в какой-то момент он просто отключился.

Будто на мгновение вместе с благословенными выплесками фонтана от него отлетела жизнь.

Голова кружилась. Губы друга с невероятной нежностью собрали последние капли грешного фонтана. Гарри лежал на диване, раскинув руки и ноги, не в силах шевельнуться, словно его тело расплавилось, растеклось, растворилось в теплом потоке бытия.

Его бедра коснулось что-то влажное, щекочущее и трепещущее.

Ресницы. Мокрые.

— Северус, — прошептал он, задыхаясь, не в силах подняться и заставить себя осознать произошедшее.

Щека друга опять прижалась к его бедру.

— Спасибо, маленький... За каждый день... каждый час... с тобой... мой Кит, мой Волчонок, мое самое... самое...

Плечи Северуса странно вздрагивали между его ног.

Гарри испуганно вскочил.

— Да что с тобой, Господи! Что ты такое говоришь, перестань! Я не могу... не могу тебя слушать! Ты жутко пьяный, — с отчаянием сказал он. — Ты сейчас мог задохнуться и умереть, знаешь?

Северус мотнул головой.

— Н-не мог. Извини... Я вызову тебе такси. Ты опоздал из-за меня, — он напоследок скользнул губами по его колену и отвернулся.

— Северус! Ты совсем сумасшедший стал! Зачем мне такси? Куда такси?

— Банкет начался. Ты должен быть там, — Северус нашарил на полу трусы и джинсы Гарри, скомкал их в кулаках и зачем-то прижал к губам.

Гарри провел ладонью по его голому плечу.

— Я без тебя никуда не пойду! Ты... Скажи мне, что случилось? Скажи, что это не из-за меня!

Северус медленно повернул к нему лицо. На щеках горели пятна болезненного румянца, глаза покраснели и блестели странным влажным блеском.

— Ты ни в чем не виноват, — быстро сказал он. Его губы вдруг исказила мучительная гримаса, но в следующую секунду он, похоже, взял себя в руки. — Ты абсолютно прав. Так надо. И мне... Да, так мне и надо. Только... ты напрасно не сказал, что пойдешь дальше... без меня.

Гарри удивленно вытаращил глаза. Совершенно забыв о своей наготе, он полулежал на диване, бесстыдно расставив ноги и свесив на пол обессиленную руку.

— Куда это я пойду без тебя? На этот дурацкий банкет? И не думай! Я с тобой посижу. Скажи, ты что, обиделся из-за гранта?

— Обиделся? — Северус вздрогнул, будто от холода. — Я повторяю, ты прав, Гарри. Это самое лучшее решение. Я хочу... чтобы тебе было хорошо. Если это твое желание, то я не имею права тебя ломать. И как бы мне ни было тяжело... я принимаю твой выбор и уважаю твою независимость. Только не пойму, почему ты не сказал мне прямо.

— Северус, мы вообще о чем говорим? Какое такое мое решение? Какой выбор? Ты приляг, прошу тебя, — Гарри потянул его к себе. — Тебе поспать надо. У тебя глаза красные.

— Я не буду спать. Буду смотреть на тебя. Пока не ослепну.

Гарри вдруг обнаружил, что лежит в чем мать родила, в то время как Северус, в брюках и ботинках, пристроился на ковре возле дивана и глупейшим образом прижимает к груди его джинсы и трусы. Мысль о том, что только что произошло, вдруг обожгла Гарри огнем стыда.

«Хоть бы он ничего не вспомнил завтра, как дядя Вернон», — с дрожью подумал юноша.

— Не надо на меня смотреть! — вслух сказал он, вскочил и проворно скрылся за дверью ванной.

Когда, наконец, освежившись и несколько успокоившись, он вернулся в столовую, Северуса там не оказалось. Дорогой друг невесть как добрался до спальни и теперь лежал на животе поперек кровати, как был, в брюках и ботинках, обнимая его, Гарри, подушку.

Замирая от острой, болезненной нежности, Гарри осторожно снял с безумного друга одежду, укрыл одеялом и лег рядом, крепко обняв и притиснув к своей груди.

Северус вдруг открыл глаза — сонные и совершенно больные.

— Отсюда до Хитроу... перелет одиннадцать часов... и там до Фултона... тринадцать, — пробормотал он и уронил голову на подушку.

— Бедный пьяный Кит, — вздохнул Гарри.

* * *

Спать не хотелось. Он лежал, прижимая к себе спящего, ощущая запах его тела, смешавшийся с ненавистным скотчем. Воспоминания о том, что с ним делал Северус, не давали Гарри покоя. Собственный стыд вдруг показался нелепым. Северус никогда не стал бы заниматься тем, что не нравится.

На него вновь накатило возбуждение, он осторожно гладил друга под одеялом, весь дрожа и задыхаясь от нежности, но тот лежал без движения, как всамделишный кит, выброшенный приливом на песок. С удивлением Гарри подумал, что до сегодняшнего вечера не знал о сексе ровным счетом ничего. Может, стоило поблагодарить этот отвратительно пахнущий напиток, из-за которого Северус почти потерял над собой контроль. Почти, но...