– Я просто посмотрю ему в глаза!

Сдвинула брови и добавила высокопарно:

– И его участь будет решена окончательно и бесповоротно.

А ещё через несколько секунд, услышав шаги по лестнице, она тихонько щёлкнула замком. И он, помедлив, ступил на порог – тот самый обычный, ничем не примечательный человек, сотрудник архива и автор диссертации о кольцепрядильных механизмах.

Тот самый спутник её детства…

Пожалуй, в нём сохранилось что-то от мальчишки, быстро подумала она. Вот эта манера сжимать руки и нерешительный взгляд… И даже не то что нерешительный, а упорно избегающий её взгляда, шарящий по углам. А выражение? Кажется, как раз про такое говорят – «на нём просто лица нет»!

Да что это с ним? Боится её, что ли? Вот этот взрослый человек с проседью в волосах и новеньким сотовым в руках?!

– Ну, проходите… проходи, – предложила она, и всю напряжённость вдруг как рукой сняло. – Телефон у нас в кухне. Может, чайку?

И пока он вертел в руках телефон, а на плите закипал чайник, разговор завязался как-то сам собой.

Никакая посторонняя женщина на сей раз не пыталась овладеть беседой вместо Зои. Да и не допустила бы она никого в свои детские воспоминания!

Безо всякого постороннего вмешательства они перечислили деревья, что когда-то росли в старом дворе, включая так и не прижившиеся две голубых ёлочки, и все цветы, которые росли на клумбах, включая вечные петунии. Выяснили, что самая вредная старуха, Патрикеевна – и это, между прочим, её настоящее отчество! А ты не знал? – которая вечно скандалила с детворой из-за своих двух грядок с морковкой, взяла к себе одного внука, когда дочка родила третьего, и сама воспитала, несмотря на то, что у того подозревали церебральный паралич! А он то ли нормальный был, но просто слабенький, то ли Патрикеевна его как-то выходила своим морковным соком, но сейчас здоровенный такой новый русский, еле в свой джип влезает! И своих детей трое – это у них, видно, семейная традиция!

Потом вспомнили, кто и куда из города уехал, и сошлись во мнении, что зря, потому что дома , как говорится, и солома едома . Эту пословицу Зоя никогда не слышала и очень удивилась, что люди, оказывается, вполне серьёзно разрабатывают научные темы вроде «Использование глагольных форм причастия и деепричастия в русских пословицах и поговорках».

За чаем принялись оживлённо обсуждать «Фантомаса», «Фантомас разбушевался», «Ромео и Джульетту», которые, как выяснилось, оба смотрели в одном и том же кинотеатре – в новой тогда «Авроре».

И как раз когда добрались до «Анжелики – маркизы ангелов», в дверь кухни всунулась лохматая Пашкина голова и пробурчала недовольно:

– А чё так громко? Здрасьте, дядь-Дима…

При этом явлении собеседники враз онемели и остолбенели. «А ведь и вправду – ЗАБЫЛА, что есть сын!» – пронеслось в голове у Зои.

Что пронеслось в голове у Дмитрия, она не знала.

Однако забытый сын поморгал сонными глазами, повёл туда-сюда всклокоченной башкой и вдруг буркнул:

– Ну, вы это… извините, короче, что помешал…

И скрылся.

Собеседники дружно перевели дыхание. И посмотрели друг на друга, как обвиняемые на скамье подсудимых – при известии о помиловании.

– Хороший парень, – вымолвил Дмитрий.

Однако этот краткий эпизод почему-то отнял у них слишком много сил. И далее беседа стала как-то чахнуть. Обнаружилось, что чай был допит и воспоминания детства как будто тоже исчерпаны.

Паузы всё удлинялись. Дмитрий снова принялся мять руки. Стало ясно, что пора прощаться.

Как ни странно, Зое ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хотелось выпроваживать его. А точнее, не хотелось оставаться одной. Его голос успокаивал. От всей его чуть сутулой фигуры исходило что-то успокаивающее, уютное, надёжное…

– Ну ладно, как-нибудь ещё расскажешь мне про свои диссертации, – наконец со вздохом предложила она, как бы подводя итог встречи. – А теперь, наверное…

– А была ещё такая тема – «Структурно-семантические и этимологические характеристики русских имён», – перебил он каким-то новым голосом, поднимаясь из-за стола. – И там было написано, что Зоя означает «жизнь»!

Она взглянула на него удивлённо. Потом посмотрела попристальнее.

И вдруг поняла, что не может оторвать своих глаз от его – тёмных, мягких… и ничуть не успокаивающих, а совсем наоборот – пристальных и опасных!

Но эту опасность она осознала, похоже, слишком поздно… И допустила слишком близко…

И теперь, похоже, её участь была решена окончательно и бесповоротно!

Глава 36

– А я сразу говорил: назначайте общий сбор на двенадцать! Ну максимум – на три часа дня! Что это за свадьба впотьмах? – негодовал дядя Гриша.

– Ну где тебе впотьмах, дядечка? – терпеливо успокаивала Зоя. – Ты посмотри вокруг: белый день, ещё даже пяти часов нет! Не все ещё даже собрались!

– И зачем тогда регистрация в одиннадцать? И полдня по городу туда-сюда! – не успокаивался дядя.

– Гришка, молчи! – взмолилась рыженькая дамочка, чем-то похожая на маму. Тьфу ты! Да это же и была мама, только в рыжем парике! Зоя никак не могла к нему привыкнуть. – Сам же в ЗАГС напросился! Пятый раз твердишь одно и то же!

– На двенадцать они не соглашались, – в пятый раз пустилась в объяснения Зоя. – Это же кафе! Туда люди целый день приходят кушать… Надо людям кушать или нет? А регистрацию – какое у них время было, на то и назначили.

Дмитрий успокаивающе сжал её локоть.

– Ну а чего ж в СВОЁ кафе не пригласила? – не сдавался дядя Гриша.

– Зоя, пелерина опять съехала! – оповестила мама трагическим шёпотом.

– Дядечка… – задушевным голосом начала было Зоя, дёргая пелерину за пуговицу.

Но тут Дмитрий решительно отстранил её.

– Григорий Семёнович, вы же были в том кафе. Сами подумайте! Там же зальчик – десять метров, повернуться негде. А у нас гости… родственники…

И он широким жестом обвёл толпу на крыльце и в вестибюле.

Толпа оживилась и загомонила – большей частью недовольно. Раздались отчётливые возгласы:

– А я говорил – у нас в станице надо было делать, и безо всяких фокусов! И места всем хватит! И продукты дешевле! Погуляли бы как люди…

– Курочки, яички свои! Огурчики, помидорчики!

– У Анфисы бы и посидели.

– Не у Анфисы, а у Серёжки с Надькой!

– У этом кафе с тебя сто шкур сдерут… У их цены за сто грамм, ясно тебе? Шашлыка каждый кусок как отдельная порция идёт!

– А эти кто, с трубами?

– То ж с Зойкиной работы! Зойка ж теперь у театре работает! Платье видишь? Артистка!

– Та где ж там наша тамада? Людмила! Начинай давай! А то народ расходиться начнёт!

– Гости дорогие, потерпите… Тамада наша с минуты на минуту! Вот-вот, уже бежит!

– Я лично черемши десять баллонов закатала. Сальце розовое. А огурчики?!

– Мам, я не могу больше про эти огурчики слышать… Скажи как-нибудь Наде, а?

– Зоя, ну неприлично же… они гости! Дай поправлю… Что за наказание эта пелерина!

– Я сама… А так симметрично?

– Говорила же: давай купим нормальное платье! Ну можно же в наши дни выбрать! Так нет – декольте с меховой пелериной… Куда его носить, ты думала? А туфли сиреневые?

– На свадьбу, мама! На свадь-бу! А мех – потому что холодно.

– Ну хоть бы цвет человеческий… Неужели нельзя было найти розовый? Или голубенький? А это какой-то оттенок, я не знаю… У Мити вон какой приличный костюм… И чем ты смотрела?!

– Любовь Семёновна, это смотрел я. По каталогу в интернете. Оттенок «парнасская роза» считается одним из самых элегантных и очень подходит к Зоиным волосам. Зоя, правда, собиралась выбрать цвет адского пламени, но я её отговорил!

– Да всё круто, ба! Маме все завидуют! Глянь, как пялятся!

– Та-а-ак, дорогие гости! – ещё издали зычно оповестила Люси-тамада, едва выскочив из такси. – Не толпимся, строимся в две шеренги! Пропускаем молодых! Та-а-ак, тарелочку под ноги и наступить по команде, кто быстрей! Тётя Люба, дядя Гриша, где ваши хлеб-соль?

И она, в чёрном с блёстками платье, с кружевной шалью на обнажённых плечах, тёмной молнией метнулась среди гостей. Красавец Олег еде поспевал за ней. На ходу Люси умудрилась перестроить всех парами и моментально задала свадьбе темп.

И вот уже была со звоном разбита тарелка на счастье, и распахнуты двери кафе, и под марш Мендельсона каждый обрёл стул с обивкой алого бархата, и перед каждым раскинулись тарелки и блюдца, менажницы и селёдочницы, и слепящие глаза вилки, ножи, бокалы и рюмки, и захлопали пробки, заструилось шампанское, и первое «Горь-ко!» наконец-то грянуло и раскатилось над столом.

Почувствовав на себе все взгляды одновременно, Зоя сжалась и оробела. Пожалуй, она не возражала бы в данную минуту уступить место той бойкой дамочке, что не раз выручала её в напряжённых ситуациях… Но тут Дмитрий окликнул её:

– Э-эй! Ты где? – и, глядя ей в самые зрачки, приблизил губы к её губам…

И с мыслью о подмене пришлось послушно расстаться. И пришлось остаться-таки на самом видном месте – ей, вечно робкой и ненаходчивой, теряющейся в любой компании…

Правда, теперь рядом был мужчина – существо безусловно выше, сильнее и храбрее её! И невзгоды жизни, чувствовала она, как-то незаметно отступили и смирно держались в отдалении. И ночные страхи не смели более приближаться к ней. А когда он улыбался – ей снова становилось двадцать! и даже семнадцать! или пятнадцать!

…А свадьба тем временем развивалась по своим застольным законам.

Бесшумные официантки сновали туда-сюда. Женщины чинно пробовали холодные закуски, ревниво косясь на наряды соседок. Мужчины с энтузиазмом наливали себе и соседкам из разномастных бутылок.

С каждым «горько!» щёки розовели. Глаза разгорались. Морщины разглаживались. Языки развязывались. Гости знакомились.

Наконец грянули первую песню – как водится, «Эх, мороз, мороз…» Тут станичные явно превосходили – и громкостью, и слаженностью. Остальные подпевали кто как мог. Самодеятельный ансамбль добросовестно вытянул четыре куплета.