— Звучит обнадеживающе. — Я улыбнулся.

— Послушай, Чарли, можешь прислать мне какую-нибудь красотку? Хорошенькую девочку для съемки. Она нам просто необходима, это небольшая работа в Нью-Йорке.

— Попробую.

Я вышел из студии и сразу поехал в офис, чтобы подобрать ему девушку. Когда я нашел подходящую кандидатуру, то сразу отправил ее к Барту, велев сказать, что она от меня по его просьбе.

Девушка посмотрела недоверчиво и натянуто улыбнулась. Француженка, девятнадцать лет, очень красивая, тип женщины, который Барт считал идеально подходящим для съемки.

А в три часа дня в офис приехали сотрудники полиции и напомнили мне о моих правах. Они были категорически против разрешения снимать мое задержание, но журналисты и телеоператоры все же проявили недюжинное упрямство и зафиксировали тот самый момент, когда две дамы с лесбийской внешностью в униформе вели меня под руки к полицейскому фургону. Толпа фотографов не хотела расступиться. Я просил полицейских разогнать их. Если там оказался кто-нибудь из моих друзей-сотрудников, они бы, конечно, не допустили такой вакханалии, но рядом, увы, никого не было. К тому же бесполезно было кричать и доказывать свою невиновность после того, как все узнали о моем присутствии в доме Казановы, заснятом на камеру.

Съемку моего задержания прокручивали в каждом выпуске новостей, каждый раз добавляя все более фантастические подробности и сообщая все более «волнующие» предположения о причинах совершенного мною преступления. Я же вдруг почувствовал себя невыразимо скверно и тоскливо, поняв впервые в жизни, что значит стать объектом праздного человеческого любопытства, объектом, к которому на самом деле публика не испытывает сострадания и вообще часто забывает, что это живой человек с чувством собственного достоинства.

Меня отвезли в тюрьму и поместили в камеру после унизительной процедуры обыска. Мне показали кассету с записью моего пребывания в доме Казановы и снова повторили причины моего задержания и предъявленные мне обвинения. После чего я получил разрешение позвонить своему адвокату. Я решил немедленно уведомить Роттвейлер в надежде, что у нее наверняка найдется отличный специалист по уголовным делам.

Роттвейлер! Она должна была знать, что меня арестовали в офисе. Теперь он был закрыт. Я уверен, она знала, что я там был и о том, что произошло, хотя и отсутствовала в то время в городе. Ротти вернулась после полудня. Но как я мог до нее достучаться? Я безрезультатно звонил и звонил в офис, но все словно вымерли. Включался автоответчик, и на этом все заканчивалось.

Только один телефонный звонок? Я все еще сохранял на него право. Я позвонил домой Роттвейлер. Мне ответил Тито.

— Нет, Мисс Роттвейлер нет дома, мистер Чарли!

— Тито, это вопрос жизни и смерти, я арестован. Ты должен разыскать ее и сообщить об этом. Мне нужен хороший адвокат, который бы доказал мою невиновность.

— Если я увижу Мисс…

— Тито, если ты не найдешь ее немедленно, мне конец…

Полицейский при этом стоял у меня за плечом, еще больше усугубляя критичность моей ситуации.

— Тито, это надо сделать срочно. Она может очень рассердиться, если ты не сообщишь ей немедленно. Она… тоже в этом замешана.

Я произнес слово «замешана» потому, что это был мой последний шанс. Я надеялся, что хотя бы такой угрожающий намек на него подействует. Но у Тито непредсказуемый характер, неизвестно, как он воспринял мое предупреждение. И он мог быть пьяным в то время, когда мы с ним разговаривали. Меня отвели в камеру и заперли. Я оказался единственным белым среди негров и латиносов. И самым высоким среди них, а возможно, и самым старшим. Все они уставились на меня с любопытством, но никто не заговорил.

Потом меня почти сразу привели в другую комнату. Со столом и стульями, где находились двое полицейских.

Мне сообщили, что нужно сделать снимки для представления официальной версии убийства на телевидении. Я кивнул и сидел, безучастно ожидая, когда закончит работу фотограф. Я настолько устал от случившегося, что у меня не было сил даже моргать в ответ на яркую вспышку.

Детектив велел снять с меня наручники и предложил присесть за стол.

— Чарли, вы предпочитаете черный кофе? Хотите сливки или сахар? Может быть, мате?

Я едва не рассмеялся на такое заботливое обращение.

— Самый обычный кофе, — ответил я.

— Я же говорил, он самый обычный нормальный парень, Артур, — заметил детектив.

Артур кивнул и вышел из комнаты.

— Я детектив Дайз, — представился мне собеседник, включив старый диктофон, — детектив Вайнберг вышел, чтобы принести вам кофе. Теперь, пожалуйста, расскажите, что случилось.

— Что вы имеете в виду?

— Прошу вас, Чарли, вы же умный человек. Расскажите все, что вам известно.

— Поскольку я умный, то знаю одно — мне нужно поговорить с адвокатом.

Он выказал недовольство ответом.

— Значит, вы не хотите сделать признание?

— Как вы думаете, если бы я сделал, я был бы умным?

В это время второй коп вернулся в комнату с кофе.

— Обычный, — сообщил он, поставив передо мной чашку. — Знаешь, парень, — добавил он через минуту, — тебе стоит посмотреть видеозапись, это очень забавно!

Я узнал адвоката, как только увидел его. Пэт Мюррей был похож на заурядного ирландского полицейского, зато носил тысячедолларовые ботинки и самый дорогой костюм, какой только можно было достать от «Сэвил Роу». У него был шрам во всю щеку и коротко стриженые волосы, да еще вдобавок совершенно брутальная манера держаться с клиентом. Говорил он с ярко выраженным ирландским акцентом. Но тем не менее он был тем самым адвокатом, который помог выпутаться из истории с наркотиками Сьюзан, и тем самым, кто спасал пару раз Зули от проблем с заказчиками, которых она немилосердно «кидала».

У него были холодные руки, и это вызывало неприятное ощущение при рукопожатии.

— Так… — Он оглядел меня с головы до ног.

— Можно я расскажу вам, что произошло, мистер Мюррей?

— Пока нет!

Он сел за стол и закурил, предложив и мне сигарету. Но мне не хотелось ничего принимать от него.

— Мне не нужно знать, что произошло, мне нужно знать только некоторые детали. Таков принцип моей работы. Я буду задавать вам вопросы. А вы отвечайте настолько точно, насколько сможете. Не надо импровизаций. Здесь не театр одного актера.

Он говорил довольно резко и повелительно, совсем не так, как я ожидал от человека, которому должен доверить свою защиту.

— Все понятно? Приступим. Что вы делали в доме мистера Казановы?

— С чего вы взяли, что я там был?

Мюррей посмотрел на меня исподлобья:

— Ваше присутствие заснято на видео — то, как вы ходили по комнатам, валялись в спальне на постели, заходили в туалет. Вы вели себя не так, как ведет себя приглашенный в гости человек, а как вор.

Я вздохнул.

— Послушайте, меня пригласили туда посмотреть матч Тайсона.

— Матч должен был состояться следующим вечером.

— Значит, я все перепутал. Я очень занят и мог ошибиться, забыть время. Пришел не в тот день.

— Допустим, вы могли ошибиться. Каковы были ваши отношения с Данте Казановой?

— Я знал его как партнера по бизнесу.

— Вы не были друзьями?

— Нет. Дело в том, что «Мейджор», агентство Мисс Роттвейлер, конкурент…

— Я вас не спрашиваю о мисс Роттвейлер.

Мне не нравился его тон. Он говорил со мной слишком высокомерно. Что это могло значить?

— Вы точно будете заниматься моим делом? — спросил я.

Он посмотрел на меня как на пустое место. И затем заговорил со мной так, словно имел дело с бестолковым ребенком:

— Я всего лишь попытаюсь защитить вас. Это моя работа. Если вы станете болтать слишком много, вы мне помешаете. Я хочу знать только то, что мне необходимо. Вы готовы отвечать на мои вопросы?

— Да.

— Вы были врагами с Казановой?

— Нет.

— Тогда зачем вы явились в его дом?

— Он пригласил меня. Хотел поговорить. Я еще раньше сообщил ему о своих бизнес-планах, и он предложил обсудить их.

— Что он хотел вам сказать?

— Не знаю… что-то по работе.

— Вы планировали уйти из «Мейджор» и перейти к мистеру Казанове?

— Нет, я просто пытался помешать ему переманивать наших моделей и заказчиков…

— Он уводил девушку лично у вас? Девушку, с которой вы встречались?

— Нет.

— А как же Эрзули Стюарт?

— Я расстался с ней давно. Глупо думать, будто я пытался вернуть Зули. Я просто счастлив, что избавился от нее.

— А Сьюзан Тоссейн?

— Какое отношение она имеет к этому?

— Вы были с ней любовниками?

— Не думаю.

— Не думаете или не были?

Замашки и тон Мюррея все больше напоминали Великого Инквизитора. Я бы не удивился, если бы он еще и лампу взял — посветить мне прямо в лицо.

— Мне нравится Сьюзан. Она моя подруга. Мы встречались с ней пару раз.

— Ничего серьезного не было?

— Абсолютно.

— Так вы не ревновали Сьюзан к ее бывшему мужу?

— С чего бы?

— Вы не знаете, что они поддерживали отношения?

— Нет.

Я больше не мог сосредоточиться на его вопросах. Я сосредоточился на воспоминаниях о Данте. Он увел у нас Юшку и Зули. Я знал, что он пытался отбить Киттен. Я сказал, что она подсела на наркоту и что от нее не будет пользы, но не сомневался, что к наркотикам ее приучил Данте. Я попытался рассказать об этом Мюррею, но он не стал слушать. Вел себя так, словно собирался защищать не меня, а Казанову.

— Значит, он предлагал вам побеседовать о работе в тот вечер? — Мюррей постучал пальцами по столу.

— Не знаю, что именно он предлагал мне. Данте пригласил меня приехать к нему. И я приехал. Я понятия не имел, что за дерьмовая история случится.