Ангелина обречённо вздохнула и, вернувшись на кухню, открыла горячую воду. Какой смысл ворчать и сокрушаться — грязной посуды от этого меньше не станет.


— Значит, опять пальцем в небо! — сердился Холмс, выслушав рассказ помощника. — А может, ты был недостаточно убедителен? Нужно было сильнее надавить!

Арбенин устало откинулся в кресле и закрыл глаза.

— У меня нет таких полномочий: Максимова — не подследственная, а я — не дознаватель!

— Ты — мой помощник и результаты твоей работы должны соответствовать уровню моего агентства, а я этого что-то не наблюдаю! — продолжал наседать Холмс. — Зарецкий считает, что мы тут только своё время и его деньги зря тратим. Похоже, он прав!

— Да не она это, — устало отмахнулся Май. — Девчонка спит и видит себя королевой сцены, смерть Зои ей ничего бы не дала.

— Кроме удовлетворения, она наверняка, ей завидовала!

— Завидовала. Она этого и не отрицает, но рисковать своим будущим ради мести — не тот случай!

— Ты так хорошо разбираешься в женщинах? — недовольно огрызнулся Антон.

— Теперь да, — кивнул его помощник с неизменной усмешкой. — Эх, если бы я разбирался в них так же хорошо лет десять назад! Пардон, отвлёкся. Максимову я бы в расчёт не брал, а вот у Маши Голубевой и её родственников гораздо больше оснований ненавидеть Заряну. Вы встречались с Костенко?

Антон отмахнулся, чувствуя, как в нём поднимается волна раздражения.

— Нет, зато видел, с кем встречалась она! Ты знаешь, не в моих правилах плохо говорить о женщинах, но эта чёртова баба… она меня провела, как какого-то дилетанта! Такого в моей практике ещё не было!

Арбенин, по-прежнему распластавшись в кресле, с ленивым интересом наблюдал за начальником. Ему действительно до сих пор не приходилось слышать из уст последнего оскорблений в адрес слабого пола.

— И с кем она встречалась?

— Костенко? Угадай с трёх раз: с Ларисой Игоревной Мироновой, помнишь такую?

— Э… ещё бы — жена последнего клиента, за которой я почти две недели в эту гребанную «Орхидею» таскался! И зачем они пересеклись — мужика не поделили?

— Если бы! О нём они даже не вспоминали!

— Не понял!

— Чего ты не понял? Встречаются они, ясно тебе?! — выдал Холмс, краснея от гнева. — Сначала в кафе сидели, болтали, потом поехали прямиком на квартиру к этой Костенко и два часа там кувыркались!

— Это вы с помощью дедуктивного метода установили, мистер Холмс? — ехидно уточнил Арбенин.

Антон одарил его свирепым взглядом:

— Нет, Ватсон, с помощью жучка! Проходя мимо их столика, я незаметно пристроил его к сумке Костенко, а когда они уединились, такого наслушался — «Плейбой» отдыхает!

Арбенин, не удержавшись, затрясся от беззвучного смеха, чем ещё больше разозлил начальника.

— Тебе смешно, да?! А, между прочим, это ты во всём виноват! Чем ты две недели занимался, почему сразу их не вычислил?! Ты хоть понимаешь — я клиента обманул, заверив, что жена ему не изменяет!

— Почему же обманул, он ведь наличием соперника интересовался, а о сопернице речи не шло! — Арбенин с трудом сдержал очередной приступ веселья. — Ладно, виноват! Я как-то упустил из вида возможность однополой любви, вот и не проверил, чем она в маникюрном кабинете занималась.

— Ты ничего не должен упускать из вида! За что я тебе плачу?!

— Понял, исправлюсь. А наши дамы пока… э… кувыркались, ничего интересного не сказали, в смысле по делу?

Антон закатил глаза:

— Какое там по делу! Они вообще не разговаривали, одни охи да вздохи — я чуть не оглох! Правда, мне, представившись журналистом, удалось поговорить с её соседкой — очаровательной, милой, а главное болтливой бабулей. Она обеих сестёр с детства знает: отец у них спился, а мать погибла несколько лет назад и Нина младшей девочке обеих родителей заменила. В общем там любовь и полное взаимопонимание царили, а когда с Машей эта беда случилась (она после передозировки в клинике оказалась), старшая сестра была вне себя от горя и на каждом углу кричала, что отомстит за неё.

— Кому?

— А вот это выяснишь сам. Костенко у нас на данный момент главная подозреваемая, поэтому продолжишь за ней следить. И смотри мне, Ватсон, ещё раз что-нибудь упустишь — станешь Лейстредом, а в ментовке сам знаешь, какая зарплата.

Май знал это слишком хорошо, поэтому возражать не стал и молча вышел из кабинета.


— Привет, Золушка, как тебе работается? — поприветствовал Арбенин помощницу, придирчиво оглядевшись по сторонам.

Особых изменений в лучшую сторону он пока не заметил, разве что пыли меньше стало.

— Ошибаетесь, Золушка по сравнению со мной — белоручка! — сердито заявила девушка. — У неё работы поменьше было. Как вы умудрились превратить квартиру в комнату страха?! Здесь ведь жить невозможно!

— А я и не живу — так, ночую иногда. Ну и как трудовые успехи? Что-то я особых сдвигов не вижу!

Ангелина вспыхнула от обиды. Она уже успела испортить вчерашний маникюр и испачкать одежду.

— Я пыль везде вытерла и паутину смела! Евроремонт сделать, извините, не успела!

— А здесь, почему грязно? — Арбенин подвёл девушку к большому громоздкому комоду. — Нужно было отодвинуть и убрать.

— Ещё чего! Не буду я ничего двигать!

— Это почему? — насмешливо поинтересовался Май.

Он вообще-то не рассчитывал на генеральную уборку квартиры, просто хотел преподать мисс зазнайке урок, ну и подразнить лишний раз — уж очень ему нравилось наблюдать за её реакцией. В чёрно-белой, расписанной по минутам жизни помощника детектива не было места беззаботному беспечному веселью, но эта девчонка забавляла его, как может забавлять говорящий попугай или диковинная зверюшка.

— Я не собираюсь двигать тяжести!

— Почему? — настаивал Май.

— Потому что я — девушка! — с достоинством объяснила Ангелина, не понимая, почему помощник Холмса вдруг затрясся от смеха.

— Ого! Это веская причина! Нет, бывает же такое: москвичка в двадцать лет и девушка! Скворцова, тебя в книгу рекордов занести надо!

— Не цепляйтесь к словам! Я не в этом смысле! — Ангелина залилась горячим помидорным румянцем, мечтая придушить нахала.

К сожалению, силы были не равны, да и верёвки поблизости не наблюдалось.

— Жаль! Значит, если в этом смысле — не девушка? — продолжал веселиться Май и дочь генерала Романова, никогда не отличавшаяся безграничным терпением, не выдержав, запустила в наглеца только что вымытой тарелкой, которая попала прямо в цель.

Май, охнув, схватился за голову и, кинувшись к девушке, рывком прижал её к стене:

— С ума сошла! Вот бешеная, у тебя же выраженная склонность к насилию — ты опасна для общества!

— Это вы опасны! — в тон ему возразила Ангелина, с вызовом глядя на обидчика. — Кто вам дал право меня оскорблять?! Что я вам сделала?! Почему вы постоянно надо мной издеваетесь!

Май, не ожидавший подобного натиска, слегка растерялся:

— Да кто тебя оскорблял?! Тоже мне принцесса на горошине — слова сказать нельзя! Я же просто пошутил, а ты сразу врукопашную!

— Меня достали ваши грязные пошлые шутки! Да, я согласилась работать с вами, но только работать, а не выслушивать бесконечные издёвки! Я, между прочим, живой человек, если вы не заметили!

За жарким блеском праведного гнева в больших глазах девчонки таилось неподдельное отчаяние, и Май сдержался, почувствовав лёгкий, но вполне ощутимый, пинок совести, которая проснулась, пожалуй, впервые за несколько лет.

— Ладно, остынь, а то закипишь! — Арбенин отпустил Ангелину, и, устало, прислонившись к стене, терпеливо объяснил: — Тебе пора научиться смотреть на жизнь не через призму своих иллюзий, потому что реальность от них несколько отличается. Я понимаю, ты выросла в теплично-оранжерейных условиях тётушкиной заботы и все двадцать лет вращалась в очень узком кругу избранных и одобренных ею же особ. Ты даже работала исключительно дома, давая уроки музыки опять же под чутким присмотром тёти. А теперь вдруг сразу попала в большую взрослую жизнь, где всё не так как дома и в романах. Не все мужчины здесь похожи на благородных рыцарей, а красавицы — на прекрасных фей. Но, поверь, я веду себя вполне прилично. Другой на моём месте, возможно, не ограничился бы одними шутками и перёшел к более решительным действиям.

— Каким, например? — уточнила девушка, почти успокоившись.

Май невольно залюбовался её вздёрнутым носиком, разметавшейся русой чёлкой, пушистыми ресницами, настороженным, но доверчивым взглядом. Такой взгляд бывает только у начинающих взрослеть детей, тех, которые уже успели разочароваться во взрослых, но в глубине души всё ещё верят в Деда Мороза. И, похоже, разрушить эту веру придётся именно ему. Чёрт, с попугаем всё же проще! Мужчина шумно вздохнул, отгоняя наваждение, и скрылся в спальне, бросив на ходу:

— Например, затащил бы тебя в постель!

Ангелина вспыхнула, но, подумав, признала правоту начальника.

— Ладно, допустим, вы меня убедили, и всё равно, могли бы вести себя более вежливо! — сказала она примирительным тоном.

— Это ещё почему? Ах да, чуть не забыл, ты ведь у нас — девушка! — усмехнулся Май, выходя в коридор с небольшой спортивной сумкой через плечо. — Хорошо, постараюсь не забыть об этой твоей особенности!

— Ну, вот опять! — возмутилась Ангелина, убедившись, что пословица «горбатого могила исправит» — не пустой звук, а действительно народная мудрость.

— А что я такого сказал? — искренне удивился Май. — Не слишком ли ты привередлива, малышка?