— Она постоянно переделывает мои сцены. Я пытаюсь вжиться в роль, Сэм, играть как надо, но иногда просто не могу… Я попросила Дэвида поговорить с ней, она ведь его клиентка. Он пытался. Даже не знаю, что еще сделать. Фреду она просто нравится.

— А почему сейчас она переписывает сцены? — спросил ошарашенный и разозленный Сэм. Боль в голосе Роксаны рвала его сердце на части.

— Я думаю, так надо. Все идет недостаточно хорошо, понимаешь ли, не так, как задумано. Пришлось кое-что переделать из-за перемены места съемок. Но она пользуется моментом, чтобы принизить роль моей героини. И никто ее не останавливает.

— Все, забудь о ней. Ее больше нет, — сказал Сэм.

— О, Сэм. Действительно, месяца два назад в Лос-Анджелесе она была достаточно мила. Она здорово изменилась, выбелила волосы, накупила дорогой одежды…

— Да, она изменилась, — согласился Сэм, вспоминая Меган Силвер. В последний раз она показалась ему приятной девочкой, может, слегка наивной, но довольно милой, с каштановыми волосами и в джинсах. Со стилем. Симпатичное создание, трудолюбивое, хрупкое, но с большим самоуважением. А кончилось, наверное, тем, что вечно распухающие ряды голливудских проституток получили пополнение. — Все, с ней покончено, Роксана. Забудь. Просто сама старайся изо всех сил, — повторил он, целуя ее в макушку.

— Я буду, Сэм, — пообещала Роксана, и мимолетная улыбка тронула ее рубиново-красные губы. — Не беспокойся. Буду.

Глава 27

— Я хочу, чтобы ты пошла к доктору, — повторил Пол.

Элеонор с несчастным видом посмотрела на мужа. Губы Пола были сжаты в твердую линию, лицо побелело от гнева и разочарования.

— У меня на работе очень трудное время, — сказала она, надеясь, что он поймет ее.

Он должен поддержать ее, когда она очень в этом нуждается. Иначе какой смысл быть вместе? Потому что парой удобнее ходить на приемы, на которые у нее все равно нет времени? Ради общего счета в банке? Ради монотонного секса, предписанного доктором Хэйди и предназначенного для одной-единственной цели: забеременеть? Она должна идти в клинику на проверку через месяц. И каждую ночь она молилась Богу, чтобы наконец зачать. Потому что все эти диаграммы, глупые позы и термометры она вряд ли долго выдержит.

Первая крупная стычка произошла между ними в свадебную ночь. Элеонор, которая хотела подавить в себе чувство клаустрофобии, ощущение, что попала в западню, пришла в спальню в самом сексуальном одеянии, которое у нее было, в красивых черных атласных трусиках и… без колпачка. Кухонными ножницами, со смехом, она разрезала его пополам, положила в коробочку, перевязала подарочной красной ленточкой и опустила на подушку Пола.

Он открыл коробочку и расхохотался, а потом подал жене маленький пузырек с таблетками.

— Прости, что не перевязал ленточкой.

— А что это? — улыбаясь, спросила Элеонор. — Они стимулируют половое возбуждение?

— Не совсем, — сказал Пол, а его красивое лицо вдруг стало серьезным. — Это новое лекарство, самое новейшее, только что утвержденное федеральной службой. Оно не дает немедленного эффекта, но чем скорее ты начнешь курс лечения, тем лучше.

— Это лекарство, чтобы забеременеть? — спросила пораженная Элеонор.

— Совершенно верно, — гордо кивнул Пол. — Самое лучшее из существующих.

Элеонор не сразу пришла в себя и молчала, а потом заставила себя сказать совершенно спокойно и очень тихо:

— А ты не подумал, что, может быть, я смогу попытаться забеременеть естественным путем, прежде чем принял решение пичкать меня гормонами и химией?

В общем, вечер получился не слишком удачным. А дальше пошло еще хуже.

— Да у всех на работе неприятности. — Пол пожал плечами. — Ты не одна, у кого проблемы, сама знаешь. И нечестно по отношению ко мне использовать это как оправдание, чтобы избегать исполнения супружеских обязанностей.

— Чего? Супружеских обязанностей? — спросила Элеонор. — А в чем они заключаются, Пол? Быть готовой заниматься сексом в ту же секунду, как я переступаю порог дома? Чтобы не пропустить оптимальный день для зачатия? Смириться с тем, что ты не можешь заниматься со мной любовью в другое время, когда захочется, чтобы не растратить попусту драгоценную сперму? У меня нет проблем на работе, Пол. Просто у меня страшный кризис, он угрожает разрушить мою карьеру. Я могу потерять абсолютно все, чего добилась в жизни. А ты хочешь, чтобы я приходила домой и каждую ночь была готова к сексу. Каждую ночь! Не важно, хочется мне или нет! Я, в конце концов, не породистая кобыла!

— Мы можем поговорить об этом в другой раз, — сказал Халфин, холодно посмотрев на жену. — А сейчас я хочу, чтобы ты выяснила причину регулярной тошноты. Если у тебя аллергия или вирус, это может плохо сказаться на том, к чему мы так стремимся.

— О'кей, о'кей, — устало согласилась Элеонор.

От его слов у нее пропало всякое желание спорить. Она должна пойти к доктору из-за недомогания, но не потому, что вирус ей может причинить вред, а по другой причине: болезнь может повредить хорошо разработанному ее дорогим мужем плану зачатия.

«Он заботится не обо мне. Он заботится о жене, которая должна скоро стать матерью его детей, — подумала Элеонор. — Неудивительно, что он пришел в такую ярость, когда я настаивала на сохранении своего имени. Это лишало некоторого глянца семейную картину, которую он создал в своем воображении. Но Элеонор Халфин? Элеонор Маршалл Халфин? Только через мой труп…»

Она взяла сумочку, перекинула ее через плечо, обтянутое темно-зеленым кашемиром, другой рукой подхватила кейс. Вдруг ей все стало совершенно безразлично. Единственное, чего хотелось Элеонор, — это прийти к себе в кабинет и провести еще один дьявольски утомительный день, пытаясь спасти свою работу.

«Ну что ж, я заслужила это, — сказала она себе. — Может, Пол и не любит меня, но кто сказал, что он должен любить? Я сама не умираю от романтической страсти к нему».

Я хотела иметь мужа, чтобы оградить себя от жалости окружающих. Он хотел жену для завершения образа преуспевающего современного человека. Но после Чарлза и Дианы разве кто-нибудь еще верит в сказки? Мы похожи. Мы с ним похожи. Два циничных человека, которым удобно партнерство в браке. В конце концов все сводится к этому. Может, все браки — просто своего рода сделки?

Я была дурой, когда верила, что бывает иначе.

— Хорошо. Я скажу помощнице, чтобы записала меня на прием к доктору Хэйди, — пообещала Элеонор.

Ее муж вежливо кивнул.

— Спасибо. — Довольный, он протянул к ней руки. — Кто знает, может, тошнота по утрам означает, что ты уже беременна, а мы просто не понимаем?

— Кто знает, — согласилась Элеонор, выходя из дома.

Она нажала кнопку дистанционного управления, дверь «лотоса» открылась, Элеонор с удовольствием нырнула в мягкое кожаное кресло и, положив руки на руль, погрузилась в мысли об «Увидеть свет», пытаясь продумать пути выхода из бюджетной катастрофы.

В конце концов, что она может сказать мужу? Что недомогание мешает ей забеременеть? Насколько она знает, это не следствие аллергии или вируса. Это следствие стресса от разбитого сердца.


Меган Силвер склонилась над компьютером, присланным от Элеонор Маршалл, и яростно колотила по клавишам. Обжигающее дневное солнце палило затылок и шею.

Жара наваливалась со всех сторон, отражаясь от порошкообразного белого песка. Кожа Меган стала липкой, ей было неуютно от лосьонов и гелей, которые она втирала в себя, чтобы спастись: лосьон от солнца, средство против пота, спрей от насекомых, кокосовое масло для увлажнения. Но несмотря на все ухищрения, пот стекал со лба, струился по ногам. Руки сводило судорогой от усилий, голова трещала от мигрени.

Не лучший способ сосредоточиться.

Не лучший способ написать вдохновляющий сценарий.

Но именно это она должна сделать. Иначе с фильмом ничего не получится. Все отсрочки, все неполадки с оборудованием, проблемы с площадками, пересъемка сцен — все вело к тому, что они выходили за рамки бюджета и нарушали сроки. Единственный, кто продолжал держать фильм и не давал ему развалиться, — Флореску. Он орал на всех, работал, как маньяк, снимал, делал дубли до тех пор, пока не добивался желаемого. Меган целыми днями переписывала сценарий, каждый день меняла ту или иную сцену.

Флореску сказал, что полагается на нее. И Меган, которой до отчаяния хотелось хоть у одного человека в проклятой киногруппе вызвать уважение, старалась не обмануть его ожидания.

Но напряжение было слишком велико.

— Меган, как ты думаешь, сможешь что-то сделать для Питера?

Она подняла голову, прикрыла глаза ладонью и увидела Сета Вэйса. Этот сорокапятилетний актер держался довольно робко, что ей нравилось, он совсем не был затронут звездной болезнью. Роксане Феликс не мешало бы поучиться у мистера Вэйса, подумала Меган язвительно. Но эта сука, получи она три «Оскара», как он, все равно бы не угомонилась.

— А где ты хочешь? В сцене, когда он убегает от преследователей?

Вэйс кивнул. Красивые глаза смотрели куда-то поверх головы Меган, и она поняла, что он мысленно прокручивает эту сцену. Еще плюс Сету. Он на самом деле думает о фильме.

— Он уже был ранен, когда мы собирались стрелять в него в лесу. Так ведь? И он еще раз ранен. Но теперь мы уже на берегу, а выстрел в ногу означает, что в рану попадает песок…

— А песок разъедает открытую рану, это очень больно, — закончила Меган за него. — Как соль. Ну конечно, я сама должна была додуматься. Сет. Я же идиотка.

— Нет, ты настоящая героиня, Меган, — сказал он ей улыбаясь. — В одиночку спасаешь фильм. Во всяком случае, Фред все время твердит об этом.

— Уходи, — сказала Меган, вспыхнув от удовольствия и одновременно отыскивая в компьютере героя Питера Каваджо.

— Сет, Меган, как дела? — дружеским тоном спросил Дэвид Таубер, подходя к ним и широко улыбаясь Сету.