– Вот как? – довольным тоном, даже с некоторой гордостью, и в свою очередь призналась: – Я тоже.

Я почувствовала, на расстоянии метра в два, как Никола изрядно расслабился.

– Короче, вы, стало быть, пара? – спросила Катрин, глядя то на него, то на нее. Неплохо иногда иметь кого-то, начисто лишенного деликатности, в своем окружении: не приходится кружить вокруг да около. Сьюзен и Никола засмеялись, ни дать ни взять – голубки, и она принялась рассказывать нам свою версию их знакомства. Они перебивали друг друга, смеялись, заканчивали друг за друга фразы, и я смотрела на Никола, на нового Никола, которого прежде не знала, чей цинизм и наплевательство совершенно растворились в любви.

Мне хотелось схватить Катрин за руку, утащить ее в туалет и выпытать, находит ли она тоже все это неимоверно трогательным. Душа радовалась на них смотреть, и мне, с моим неизменным эгоцентризмом, захотелось узнать, лучусь ли я таким же простодушным счастьем рядом с Флорианом или с Максимом.

Когда Сьюзен, извинившись, ушла в туалет, Никола, в которого вдруг вселился мальчишка-подросток, наклонился к нам и зачастил:

– Ну? Ну? Ну? – с надеждой в голосе.

– Она супер, – сказала я.

– Угу. Недурна, – добавила Катрин с улыбочкой, означающей, что, по сути, она совершенно со мной согласна. – Но… она ни слова не сказала о вашей разнице в возрасте.

– Ты бы ожидала хоть на секунду, чтобы мужчина на двенадцать лет старше своей подруги упомянул о разнице в возрасте? – спросила я.

– Нет, – ответила Катрин. – Но… знаешь…

– Нет, не знаю, – солгала я. – Стыдись, подруга.

Никола смотрел на меня с такой благодарностью, что мне стало смешно.

– Думаю, что познакомлю ее с Ноем, – сказал он.

Катрин молчала, и я поняла, что мне надо вмешаться:

– Уверена, Ною она очень понравится. Да, Кэт? – добавила я, слегка толкнув ее локтем.

Катрин вздохнула и покосилась в сторону туалета. Убедившись, что Сьюзен еще не возвращается, она наклонилась через стол и быстро проговорила:

– Да, я думаю, она понравится Ною, но, Нико, я знаю, что не должна тебя об этом спрашивать, но я только об этом и думаю, короче, я все-таки спрошу: ты ведь меня не бросишь, нет?

Никола взял ее за руку.

– Вот это моя Катрин. Не в меру впечатлительная, занятая только собой и неспособная фильтровать свои мысли. – Он говорил с нескрываемой любовью. – Мы с тобой на всю жизнь, сестричка. Будь спокойна.

– Тогда ладно, – кивнула Катрин. – Мне очень нравится Сьюзен.

Остаток ужина прошел в милой и непринужденной обстановке – мы узнавали Сьюзен, она открывала мир своего любимого. Катрин отпускала шпильки (которые Сьюзен изящно парировала) по поводу ее умеренности («Да брось ты. Кто же пьет всего три стакана вина за вечер? Это ненормально. Это даже подозрительно, Сьюзен!») или ее происхождения («Я так и думала, что ты из Ванкувера. У них там с экологической чистотой все в порядке…»), Никола смеялся и тихонько поглаживал Сьюзен по спине – он явно еще не настолько освоился, чтобы поцеловать ее при нас.

Вечер был слегка подпорчен за десертом, когда Сьюзен спросила меня:

– Ну а ты, Женевьева? Я слышала, ты пережила недавно настоящую эмоциональную встряску?

Мне только того и надо было. Я отодвинула в сторону свой тоффи-пудинг и кальвадос и принялась рассказывать Сьюзен свою историю во всех подробностях. Я понимала, что слишком многословна и что тому способствовали многочисленные бутылки вина при скромном, в три стакана, участии Сьюзен, но остановиться я не могла, невзирая на реакцию Катрин и Никола, которые сначала только косились на меня, а под конец стали толкать друг друга локтями и перешептываться: «Вели ей замолчать, не то я возьму тот старый пластиковый пакет, которым ты прикрывала волосы, и надену ей на голову».

Только Сьюзен, слишком вежливая и еще недостаточно мне близкая, терпеливо слушала меня, и в ее больших зеленых глазах сквозило сочувствие, побуждавшее меня к дальнейшим излияниям. Я рассказывала ей о Флориане, о Максиме, а больше всего – о себе, слова лились из меня нескончаемым и непрерывным потоком…

– …А Флориан… это Флориан. Это моя любовь, мой давний любовник, человек, которого я знаю всю жизнь, ну, не совсем всю жизнь, но ты понимаешь, что я хочу сказать, и потом, такого драйва нет ни у кого, даже иногда слишком много драйва, но у меня-то как раз с драйвом плоховато, так что мне это только на пользу, во всяком случае, я так думаю… вообще-то я уверена, знаешь, я пытаюсь лучше понять все это, даже консультируюсь с психотерапевтом, не то чтобы я писаю кипятком от психотерапевтов, наоборот, но тут, я думаю, мне правда надо было хорошенько разобраться в ситуации и в себе, я понимаю, что это, так сказать, экологически чистое выражение, но, хе-хе-хе, ты вряд ли что-то имеешь против экологической чистоты, а? И потом, Максим, он тоже как бы психотерапевт, хоть у него и другая профессия, но, когда я с ним, мне часто кажется, что я лучше понимаю себя, но это, может быть, потому, что мы еще не так хорошо друг друга знаем, я с ним более непосредственна, потому что еще не увязла в рефлексах, которые приходят с близостью, хотя я не очень верю в эту теорию, но одно знаю точно, это очень классный парень, и я ему доверяю, я даже даю ему читать тексты, которые пишу и которые бы никому больше не показала, и он их комментирует, и мне это так помогает, но, в сущности, это, может быть, просто нарциссизм, и потом, секс офигенный, но и с Флорианом тоже отличный секс, может быть, даже лучше, это нельзя сравнивать, и потом… Дело в том, что я напугана, понимаешь? На-пу-га-на, потому что боюсь новой боли и боюсь промахнуться, изрядная часть меня просто не хочет ничего решать, а хочет убежать со всех ног и забыть все это, слушай, это невозможно, на днях я всерьез думала взять такси до аэропорта и прыгнуть в первый же улетающий самолет, я хочу сказать: кто так делает, кроме психов в кино? Тем более в моем возрасте, ну, не то чтобы я старая, но все-таки…

На этом месте Катрин закрыла мне рот рукой и сказала:

– Так, Женевьева, если ты скажешь еще одно слово, я тебя просто выволоку отсюда.

Я яростно запротестовала сквозь ее ладонь.

– ВЫЙДИ ИЗ СВОЕГО ТЕЛА, ЖЕН! – крикнула Катрин. – Вдохни поглубже и выйди из своего тела, посмотри со стороны на то, что ты делаешь уже полчаса, и спроси себя, хочешь ли ты быть этой женщиной.

Зажатая на диво сильными руками Катрин, я послушно проделала то, что она велела. Зрелище было, мягко говоря, не из приятных. Я накрыла ладонью руку Катрин, чтобы она отпустила меня.

– Ты замолчишь? – спросила она угрожающе.

Я кивнула, и она медленно ослабила хватку. Я, воспользовавшись этим, схватила свою рюмку кальвадоса и опрокинула ее залпом, а Никола сделал знак официанту принести еще.

– Извините, – сказала я. – Что-то меня перемкнуло.

Мне было неловко, и я злилась на себя за то, что так испортила такой приятный ужин. Но Сьюзен взяла меня за руку и сказала, глядя своими ясными глазами:

– Только не грызи себя. У тебя бушует буря в сердце и в голове, естественно, что это иногда прорывается наружу. Но, если можно, дам тебе совет… Ты можешь принять какое хочешь решение. Можешь выбрать одного из двоих, или никого, или решить пока не выбирать. Но, что бы ты ни решила, из уважения к этим двум мужчинам, которых ты, похоже, действительно любишь и уважаешь, ты должна им обоим это сказать.

Это было, в принципе, то же самое, что мне говорили, и не раз, мои друзья и родители. Но спокойного и степенного тона Сьюзен вкупе с действием кальвадоса и возбуждением от моего слишком длинного монолога хватило в этот вечер, чтобы убедить меня в том, что я и так уже знала. Я должна поговорить с Флорианом и с Максимом. Я решила подождать до завтра и порадовалась своему решению, когда проснулась. Было десять часов, голова немного болела, но я знала, что не хочу больше ждать. Я выпила кофе и послала Максиму сообщение, написав, что мне срочно требуется яичница от Гаспара. Одиннадцать минут спустя он ответил, что ждет меня там.


Гаспар, которого я не раз видела после первой встречи холодным февральским утром, при виде меня чуть-чуть приподнял брови – таково было его приветствие для самых близких друзей. Я поздоровалась кивком и села напротив Максима, который читал за нашим обычным столиком. На нем была шерстяная куртка поверх тенниски, и я спросила себя, сколько мужчин на этой земле способны сделать старую шерстяную куртку сексуальной. Передо мной был наверняка один из немногих.

– Спасибо, что пришел, – сказала я.

– Бурный вечерок выдался вчера?

– Мы познакомились с подругой Нико… Это что-то! Никак не могу привыкнуть.

– Это здорово для него, – обронил Максим чуточку машинально, но искренне.

Гаспар, к которому мне не надо было обращаться, с тех пор как он зачислил меня в «завсегдатаи», принес мне кофе с холодным молоком. Мне захотелось взять его за руку, попросить остаться с нами, спеть нам песню своей родины или просто прочесть прогноз погоды из валявшейся на соседнем столике газеты, но он уже скрылся, будто тень, и я осталась одна под пристальным и проницательным взглядом Максима.

– Так, – начал он терпеливо. – Что происходит?

Его ясные глаза смотрели на меня с явной печалью и, казалось мне, почти детским простодушием. Я впервые в жизни подумала, что, наверно, слишком давно путаю душевную чистоту с отсутствием цинизма, и мне стало немного стыдно. Я поколебалась, мысленно сосчитала до трех – было бесполезно, смешно и даже просто оскорбительно оттягивать дальше момент признания.

– Мой «бывший» вернулся, – сообщила я.

Я не отрывала взгляда от глаз Максима, хотя думала, что не должна смотреть на него слишком пристально, но я хотела видеть его реакцию, прочесть по лицу его чувства, чтобы, по возможности, пощадить их. Он не выглядел шокированным и задетым – лишь едва заметно кивнул, как бы предлагая мне продолжать. Я глупо откашлялась, хотя никакого комка в горле у меня не было, и снова заговорила: