– Оу-у-у-уууу! Ты думаешь, он может это сделать?

– Нет, Кэт. Я уверена, что он не может этого сделать.

– Ох… во что я ввязалась, Жен?

– Не знаю…

– Я тоже… – Она посмотрела на меня блестящими глазами. – Но я ввязалась.

– Да, дорогая моя. Ты ввязалась.

– Мне не надо дожидаться мужчину!

– Да, мадам.

– Не нужны нам мужчины, да? Да?

– Не нужны, Кэт. Не нужны.

Слышала ли она сомнение в моем голосе? Лично я услышала уязвимость в ее двух «да?» – она как будто просила, чтобы ее поддержали. Этот разговор всегда был для меня болезненным. Легко, приняв несколько стаканов, убежденно разглагольствовать о том, что нам «по жизни» не нужны мужчины, но на трезвую голову, выйдя из клиники оплодотворения, это было сложнее. Какая-то часть меня страстно хотела в это верить – мне вспоминалась моя мать с ее полнейшей автаркией, – но другая часть задавалась вопросом: не тешим ли мы себя иллюзиями, вопя о нашей самостоятельности. Разве так плохо, если тебе нужен мужчина? И разве истинная сила не в том, чтобы просто это признать? Мне подумалось, что, может быть, где-то сейчас двое мужчин задаются теми же вопросами о женщинах.

Я подумала о Максиме, с которым могла бы об этом поговорить. Он посмеялся бы над моими пустыми страхами и «плетением кружев», но предложил бы и ответы, и темы для размышлений, и мы бы с ним долго спорили, перейдя на природу мужчины и женщины, – сюжет, который завораживал нас обоих. Он мне еще не позвонил, и, к стыду своему, я была почти разочарована сегодня около полудня, обнаружив, что мой автоответчик пуст. Я ждала звонка с самого утра (в конце концов, «спокойненьким» предполагался только уик-энд), и теперь, около четырех, по-глупому злилась, потому что этого звонка, который поверг бы меня в замешательство (что ему сказать? какой предлог измыслить, чтобы не видеться с ним, ведь мое решение еще не принято?), так и не было. Слабачка, сказала я себе, вновь подумав об этом.

– Хочешь, пойдем ко мне выпьем? – предложила я Катрин. Мне не хотелось оставаться наедине с моими мыслями избалованного ребенка.

– Йес! – выкрикнула Катрин.

Она посмотрела на часы:

– Мы встречаемся с Ником в его баре в шесть. Успеем распить бутылочку за победу!

Я не была уверена, что есть за что пить, но все же торжественно объявила:

– Ставлю шампанское!


Катрин в третий раз завопила: «Герл пауэр!», потрясая бутылкой шампанского, когда мы подошли к моему дому. «Эй, это не твоя сестра там?» – спросила она, показав на другую сторону улицы, где и вправду прохаживалась Одреанна с каким-то мальчиком ее возраста.

– Одре! – крикнула Катрин. – Герл пауэр!

Моя сестра обернулась, увидела нас и с явным облегчением перебежала улицу.

– Герл – что? – спросила она, подойдя к нам.

– Герл пауэр! – повторила Катрин, и я как можно выразительнее закатила глаза.

– Что за герл пауэр?

– Герл пауэр, – гнула свое Катрин. – «Спайс Герлз»?

– Чего?

Я прыснула.

– Ты вправду надеялась выглядеть крутой, упомянув «Спайс Герлз» при четырнадцатилетнем ребенке? – спросила я Катрин, и та насупилась.

– Хм… мне же типа пятнадцать? – поправила меня Одреанна, и на ее лице промелькнула паника. Краем глаза она указала на подошедшего вслед за ней очень красивого паренька.

– Да, пятнадцать, извини. Ты же знаешь, для старых теток моего возраста четырнадцать, пятнадцать – без разницы. – Ах, эти неизбежные шутки о «старых тетках», отпускать которые я всегда считала своим долгом перед ровесниками Одреанны. Классика, никогда никого не смешившая.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, меняя тему.

– Мы искали твою квартиру, – объяснила Одреанна. – Но все дома похожи, а я забыла твой номер?

Я присмотрелась к ней. Что-то в ней изменилось, и я подозревала, что присутствие красавчика было тому причиной. Глаза ее блестели и, казалось, неспособны были сосредоточиться на одной точке дольше чем на секунду, а каждая фраза заканчивалась на более высокой ноте, чем обычно, – это явно что-то значило. Она все время смеялась, но так и не представила мне своего спутника, который стоял рядом с неловким видом подростка.

– Привет, – сказала я. – Я Женевьева. Старая сестра Одреанны.

Еще одна шутка на ту же тему. Просто перекрестный огонь, подумалось мне.

– Феликс-Антуан, – представился молодой человек и крепко пожал мне руку.

Хоть это и было совершенно очевидно, я чуть не спросила Одреанну, кем он ей приходится, просто для поддержания разговора, но вспомнила, как легко обидеть подростка «пятнадцати» лет, и промолчала. Я не учла дежурную Спайс Герл, которая, все еще потрясая бутылкой шампанского, спросила: «Это твой парень?» – мало того, еще и цокнула языком, подразумевая тысячу вещей, способных смутить девочку возраста Одреанны, – тайны, секс и присутствие в жизни такой никакущей БУ, как Катрин.

Феликс-Антуан уставился в землю, Одреанна чересчур громко засмеялась, щеки и лоб у нее стали малиновыми.

– Хотите зайти посмотреть квартиру? – предложила я.

И в отчаянной попытке убедить их, что на моей продвинутости никак не сказывается дружба с Катрин, добавила:

– Угощу вас бокалом шампанского.

Эта смешная уловка, однако, возымела действие: Одреанна повернулась к Феликсу-Антуану, еще сильнее заблестев глазами, словно ища на его красивом лице подтверждения, что моя продвинутость распространяется хоть немного и на нее.

– Вы учитесь в одной школе? – спросила я, поднимаясь впереди них по лестнице.

– Нет, – объяснила Одреанна. – Ф-А учится в поли… – и, не выдержав: – Он в пятом классе второй ступени? Мы познакомились в бассейне?

Бассейн местного спортивного центра, как рассказывала мне Жозиана, был излюбленным местом встреч молодежи. Интересное поколение, подумала я, флиртуют в купальниках. Я в этом возрасте скорее умерла бы, чем показалась одноклассникам в чем-то более открытом, чем джинсы и индийская рубашка.

Феликс-Антуан, как мы сразу узнали, расположившись в гостиной, играл в футбол («Футбол ногами или плечами?» – спросила Катрин, отчего Одреанна снова бешено завращала глазами), хотел поступать в будущем году в лицей на гуманитарные науки, собирался работать летом в ландшафтной компании своей матери, и было ему – о чудо, о радость, о бесконечная крутизна! – почти семнадцать лет. Он был очень хорош собой, до такой степени, что после двух бокалов шампанского Катрин принялась его клеить.

– Мы сейчас от доктора, – сказала она, метнув на него взгляд, который полагала неотразимым. – Я решила родить ребенка одна.

Убедившись, что Одреанна не собирается падать в обморок, я повернулась, ошеломленная, к Катрин. Ну кому во Вселенной может прийти в голову, будто такая информация может заинтересовать, тем паче возбудить молодого человека шестнадцати с половиной лет?! Феликс-Антуан, вежливый и хорошо воспитанный юноша, лишь довольно нейтрально поднял брови.

– А Макса нет? – спросила Одреанна, которая, наверно, предпочла бы поговорить скорее о квантовой физике, чем об искусственном оплодотворении с тридцатичетырехлетней одинокой женщиной.

– Макса? – переспросила я. Я, конечно, поняла, о ком речь, но не знала, что она уже называет его так запросто.

– Это ее друг, – объяснила она Феликсу-Антуану. – Я тебе о нем говорила, который играет на гитаре и пишет суперские романы?

Я покосилась на Катрин: с каких это пор романы Макса стали «суперскими»? Видимо, с тех пор как они представляют собой еще один этап экскурсии по крутизне и продвинутости в жизни Одреанны. Но Катрин сидела, уткнувшись в бокал с шампанским.

– Мы не живем вместе, – уточнила я и добавила, сама не зная зачем: – Флориан вернулся.

– Да ну! – выпалила Одреанна.

– Что значит – да ну?

– Ну… Макс как бы куда круче?

Я услышала, как Катрин рядом со мной прыснула в бокал.

– Слушай, – сказала я, – еще ничего не решено.

– То есть у тебя, типа, два друга одновременно?

– Нет! – воскликнула я, слегка шокированная.

Но я видела, что в глазах Одреанны это было в высшей степени круто. Мало того что ее сестра живет в городе и наливает шампанского подросткам, так она еще, кажется, и полигамна. Одреанна посмотрела на Феликса-Антуана глазами, полными звезд, и тот, проявлявший для юноши его возраста маловато интереса к полигамии, ласково улыбнулся ей и поцеловал в лоб. Такая прелесть, что зубы заныли…

Они ушли где-то через полчаса, их ждали родители, и им наверняка хотелось хорошенько потискаться, прежде чем разойтись по домам. Феликс-Антуан уже ждал на тротуаре, когда Одреанна, поймав меня за руку, шепнула: «Он классный, а? Правда, классный?» Она улыбалась так широко, что чуть не лопались щеки. Какая-то часть меня еще хотела ей возразить или заметить, что у меня тоже есть, даже не один, а два классных парня, но я вынуждена была признать, что да, Феликс-Антуан очень классный. Красивый, обаятельный, вежливый, хорошо говорит и, главное, похоже, искренне любит Одреанну.

– Просто находка, – согласилась я.

– Ох, Женевьева… я так его люблю!

Она сказала это почти с мукой. Я вспомнила свое отрочество, интенсивность каждого чувства, и сказала себе, что она, наверно, и вправду мучается. Дивные, упоительные муки юношеской любви – недалекие от того, подумалось мне, что испытала я в объятиях Флориана три ночи назад. Я ощутила укол ревности к сестренке, которая переживала все это сполна, не отравляя себе жизнь тысячей вопросов.

– Ты не думаешь, что надо сказать ему, сколько тебе на самом деле лет? – спросила я, отчасти из желания уязвить ее.

– НЕТ! – в ужасе отшатнулась Одреанна. – Я не хочу его потерять, Жен? Я думаю, это the one?[75]

– The one?

– Да! – Она вся лучилась любовью, той огромной и иррациональной любовью, что владеет только очень юными людьми да неуравновешенными взрослыми. Попроси ее Феликс-Антуан отрезать себе палец или выйти на панель, она бы сделала это с радостью! Но Феликс-Антуан, похоже, был не склонен требовать лишнего от потерявших голову девушек, и я сказала себе, что моей сестренке очень повезло.