Но он лишь расставил ноги шире — по-прежнему упрямый непоколебимый субъект. Вот уж точно несговорчивый морской козел.

— Парень, я сейчас к черту сгорю. И тебе не сбежать.

— Я и не пытаюсь, — пробормотал Слейт.

— Пунктик овна.

Он внимательно посмотрел на Холли с дразнящим светом в глазах, но даже эти краткие искры почти сразу же исчезли. Слейт не приблизился к Холли ни на шаг.

Она вздохнула. Ей хотелось вновь увидеть его веселье почти так же сильно, как и того, чтобы он схватил ее в свои руки и овладел ею.

— По-прежнему считаешь нас несовместимыми, а, рыжая? — спросил Слейт. — Небо и земля? Черепаха и заяц?

Он не подмигивал, однако его голос выдавал насмешку. Слейт был удовлетворенным, торжествующим, немного развеселенным.

«Ему весело! — это взволновало бы ее, если бы не… — Господи, типичный мужчина!».

Иисус. Что там насчет высокомерия? Холли все равно хотела поцеловать его, вести себя с ним соблазнительно и грязно, позволить ему…черт возьми. Нет.

«Холли, будь женщиной. Ты должна противостоять самодовольному дьяволу».

Отпустив его волосы, Холли пошатнулась и попятилась на шаг.

— Что, нечего сказать? — Слейт склонил голову набок и, изучив Холли, потянулся за коробками с пирогами.

— Как насчет того, чтобы гадалка решила? — Холли указала на стоящий невдалеке шатер.

— Я туда не пойду, — покачал головой Слейт.

— Давай же. Будет весело.

— Я знаю свое предназначение. Свою судьбу. И я ее проживаю. К тому же, не думаю, что будет хоть немного весело.

— Боишься того, что может сказать гадалка?

— Ты только что назвала меня трусом? — и вот, снова. Тот самый взгляд. Будто Слейт покинул фестиваль и оказался где-то в другом месте. Очень далеко отсюда. В прошлом.

— Я — последний человек в мире, кто назовет тебя трусом, капитан Клайборн, — намеренно мягко прошептала Холли.

— Ладно, — кивнул он.

— В таком случае, сходим?

— Конечно, хоть я и считаю твою затею бессмысленной. Почему бы и нет?

Хлопнув в ладоши, Холли подпрыгнула и схватила его за предплечье. Она почувствовала, как под джинсовой курткой и фланелевой рубашкой дрогнули мышцы.

— А как нам быть с твоими пирогами?

Холли никогда не слышала, чтобы простой вопрос о выпечных изделиях звучал настолько притягательно и эротично. Она попыталась проигнорировать пробежавшую по спине дрожь вожделения.

— Пироги подождут.

— Мой грузовик стоит рядом. Я брошу их в кузов.

— Соревнования по метанию пирогов прошли сегодня утром, так что ты припозднился с бросками. В любом случае, на конкурсе используют ненастоящие пироги.

Покачав головой, Слейт скривил манящие губы, очевидно, обуздывая желание размазать по голове Холли банановый крем.

— И вообще, куда тебе столько пирогов? — он осмотрел сверху донизу ее тело. — По-моему, ты не производишь впечатления женщины, ночами объедающейся сладким.

«Ох, твою мать».

Слейт убивал ее своими словами. В очередной раз Холли отогнала мысли о смятых простынях и лежащем на них большом, натренированном, совершенном мужском теле, перекусывающем яблочным пирогом, чтобы набраться сил перед очередным раундом горизонтальной гимнастики.

— Для особняка Пиберри, конечно.

— Не думал, что твои кровати и завтраки готовы к посетителям.

«Кровати? Ему непременно нужно было упоминать о кроватях?», — Холли откашлялась в кулак.

— Для моей гостиницы, — исправила она. — И она, ну… еще не совсем открыта. Я просто репетирую.

— И для репетиции ты купила полдюжины пирогов.

— У меня были свои причины.

— Дождаться не могу, когда их узнаю.

— Только после того, как мы получим предсказания.



Глава 3

Под темнеющим небом Слейт убрал коробки с пирогами в кузов своего грузовика и призвал на помощь всю имеющуюся силу воли, чтобы выкинуть из головы обжигающий поцелуй с Холли.

Твою мать, Слейту слишком понравилось.

Исходящий от нее аромат дикой земляники, дразнящий вкус, болезненное влияние ее прижавшегося тела и даже непослушные пальцы, спутывающие Слейту волосы. Черт, все перечисленное понравилось ему так охрененно сильно, что не могло обернуться ничем хорошим ни для одного из них.

«Небо и земля» даже близко не описывало их парочку. Холли — дочь Скипа, а Слейт, черт его дери, дал своему командиру клятву. Когда Скип просил позаботиться о его маленькой девочке, пожилой человек однозначно не подразумевал сексуального подтекста.

Кроме того, Слейт превратился в развалину без души. Был слишком искалеченным для нежных женских рук, слишком обезумевшим и отчаявшимся, чтобы темными ночами делить с кем-то кровать. Пробуждения с криками и в холодном поту до сих пор терзали его. Часто Слейт сжимал руками подушку, выдавливая жизнь из затянутых в ткань перьев так, словно посреди сражения сворачивал шею врагу. Он не мог показывать свое шоу ужасов никому, не говоря уже о Холли. Христос, а что, если он причинит ей боль? Отличный способ выполнить обещание Скипу.

Так что, да. Заводить отношения, обреченные с самого начала…этому не бывать, несмотря на мучительное эротическое напряжение.

Слейт обернул коробки парусиной и стеганым одеялом, чтобы не помять картон о купленные ранее инструменты, банки с консервированными помидорами, яблоками и соусами для пасты. Будь воля его матери, он бы каждый вечер оказывался за ее столом.

Но…теперь Слейту была невыносима мысль о шумных семейных ужинах, поэтому он предпочитал уединение маяка.

Вокруг в лихорадочном танце бушевал ветер, хватая Слейта за куртку и вырывая у него из рук углы полотна. Развернув легкий непромокаемый виниловый брезент, Слейт, приложив усилия, дотянул его до противоположного борта кузова. Однозначно надвигался шторм. Слейт глянул вверх — моряки и пехотинцы легко переносили резкие изменения погоды. Слишком темно, даже с учетом близящейся зимы. Вихри стремительно разгонялись. Следовало поскорее отвезти Холли домой, а потом вернуться на пристань и, спрятав грузовик, проплыть на лодке до того, как погода испортится окончательно.

Однако Слейт подозревал, что Холли так просто не отстанет. Они никуда не поедут, пока он не подчинится ее прихоти. Слейт мог дать голову на отсечение, что так оно и будет.

И Холли, словно заводная обезьянка, нетерпеливо постукивала ногой по земле с таким видом, будто ждала визита к гадалке шесть лет, а не шесть минут. Суровый ветер разметал ее длинные рыжие волосы, и она тряхнула головой в безуспешной попытке отбросить их с лица. Холли напоминала волшебницу из другого мира.

Пока она наблюдала за Слейтом, на ее губах играла лучезарная улыбка, отражавшаяся в великолепных по-весеннему зеленых глазах, смотрящих на него, будто он — единственный мужчина во всем мире. Или, по крайней мере, в ее мире. Когда Слейт подошел к Холли, она выглядела такой радостной, что вся кровь в его теле хлынула вниз, делая кое-что недопустимое. Черт, нет. Черт, черт, черт, нет.

Опасаясь утратить способность ходить, Слейт поспешил ухватить полог шатра и, отодвинув его, пропустить Холли в логовище гадалки. Ему совершенно не хотелось, чтобы Холли заметила все более болезненную эрекцию, да и опусти гадалка взгляд, как тут же определит его состояние безо всяких хрустальных шаров.

На них волной нахлынул мутный дым. Ароматы пачули и шалфея заполняли ноздри и взрывали обонятельные нервы, а затем окутывали кожу, проникая в каждую пору. Слейт не сомневался, что к окончанию сеанса будет являть собой пробник благовоний сандала и других навязчивых ароматов, словно торчал где-то между растаманским магазином 1960-х годов и каким-нибудь кошмарным отделом вроде Yankee Candle или Bath & Body Works9. Треугольные свечи ладана горели в каждой видимой глазу щели.

Иисус. Кому-нибудь нужно срочно сообщить в пожарный департамент, пока шатер гадалки не породил пожар по всему Пиберри.

Помимо ароматов, от которых голова шла кругом не хуже чем на выступлениях «Гарлем Глобтроттерс»10, Слейта занимало, как бы поскорее сесть, причем быстро, пока никто не заметил его эрекцию. Поэтому он рухнул на один из удобных стульев перед столом гадалки.

Но тогда его внимание привлекли длинные разметавшиеся волосы Холли. Даже не успев подумать, Слейт заправил ей за ухо растрепавшийся локон. Она судорожно вдохнула.

От темных глаз гадалки не укрылся ни его жест, ни реакция пугливой Холли. Хозяйка шатра с нескрываемым интересом посмотрела сначала на Слейта, а потом на нее. Черт, все сразу же стало ясно.

— Я — мадам Зельда, — нараспев представилась женщина голосом хриплым и таинственным, с отголосками какого-то неизвестного акцента. — Добро пожаловать в мой шатер.

Что-то в любопытном пристальном взгляде гадалки взывало к похороненным воспоминаниям. Слейт не мог отделаться от ощущения, что знает ее — вполне вероятно, учитывая, на каком маленьком острове они живут — однако она слишком хорошо играла свою роль. Хриплый голос с акцентом звучал незнакомо, но все равно вызывал какой-то отклик минувших дней.

Подражая цыганкам, гадалка убрала волосы под множество шарфов всех цветов радуги, а остальное тело закутала в яркие прозрачные и полупрозрачные ткани, маскировавшие возраст, фигуру и прочие отличительные черты. Паранджа лавандового цвета скрывала нижнюю половину лица, позволяя рассмотреть лишь глаза и мочки ушей, с которых — вполне ожидаемо — свисали огромные позолоченные обручи.