– Он великолепен! – воскликнула Мышь, когда закончилось шоу Боба Смита.

– Как же иначе, – самодовольно согласилась мать.

– Он великолепен! – восторгалась Мышь во время передачи Бенджамена Стейфельда «Воскресный форум».

– Я всегда это знала, – гордо кивала головой мать.

Только Мэри хмурилась. Она не могла подобрать названия боли, терзавшей ей грудь. Нет, это была не ревность. Ей всегда казалось, что именно Джошуа мешает ее счастью. Но когда она, исполняя секретарские обязанности, открыла присланный «Аттикой» цилиндрический контейнер, внутри которого были плакат и майка с изображением брата, почувствовала, что это последняя капля. Мэри спрятала плакат и майку и, дождавшись окончания обеда, не говоря ни слова, швырнула их на кофейный столик и, дрожа, стала наблюдать за реакцией родных.

К чести семейства, сувениры никому, даже матери, не понравились. Джеймс был смущен, Эндрю откровенно недоволен.

– Наверное, это неизбежно, – сказал он, помолчав. – Интересно, что думает сам Джош?

– Зная его, я бы решила, что он вообще ничего не заметил, – предположила Мириам. – Даже если все вокруг облачатся в такие футболки, он все равно не обратит внимания. Ничего не видит, когда дело касается его самого. Занавесит глаза так, что отсекается все, что связано с ним.

– Ты совершенно права, – кивнул Джеймс. – Бедняга Джошуа.

– Это ему комплимент, – тихо проговорила мать.

Но не эти слова, а выражение лица Марты окончательно вывело из равновесия Мэри.

– Отвратительно! – прошипела она, вскакивая с кресла. – Глупцы! Идиоты! Его же просто используют! До него нет никому никакого дела. У них одна забота: сколько от него еще можно надоить. Ты права, Мири, он слеп! Ослик, который будет везти их повозку, пока перед носом болтается морковка. Неужели вы не понимаете, что им пользуются? Никто из вас? Когда им натешатся, – Мэри нетерпеливо смахнула слезы с лица, – его просто выбросят. Отвратительно! – Она повернулась к Марте, и та в страхе отпрянула. – Повзрослей, наконец, черт тебя возьми! Разве от любит тебя? Разве он кого-нибудь любит, кроме матери? Почему ты любишь тех, кто тебя не любит? Почему?!

Мэри потянулась, чтобы схватить плакат и разорвать его на куски. Но Марта ее опередила: скатала в трубку и почтительно подала матери.

– Иди спать, Мэри, – устало бросил Эндрю.

Сестра немного постояла, обвела всех взглядом и не спеша вышла. Не побежала – пусть не надеются.

– Почему она такая трудная девочка? – беспомощно спросила расстроенная мать. Она искренне не понимала, ни что происходит с ее дочерью, ни что с этим делать.

– Ревнует, – ответил Джеймс. – Всегда ревновала, бедняжка.

– Что ж, – мать засунула майку в скатанный в трубку плакат, – самое лучшее, что можно с этим сделать, – сжечь.

– Дайте мне! – встрепенулась Марта. – Я отнесу в мусоросжигательную печь.

Но Эндрю не позволил ей этого сделать и сам взял вещи у матери.

– Я пойду. А ты, мой Мышонок, приготовь мне пока кружку горячего шоколада. – Он насмешливо посмотрел на Джеймса и Мириам. – Надеюсь, растения не против принять немного тепла лично от Джошуа.

Это была, наверное, самая гнетущая реакция родных Джошуа в начале его неожиданной славы. Но вскоре уныние сменилось радостью. Ее вызвало появление на заднем крыльце дома 1047 Элиота Маккензи. Издатель приехал на Дубовую улицу с предложением.

Но выложил его не сразу: дождался, когда мать семейства накормит его отличным обедом, а тем временем изучал лица родных Кристиана и удивлялся, как их безмятежная красота может уживаться с темным неистовством Джошуа.

– Джошуа предстоит ездить по США месяцами, – сказал он за кофе. – Кроме того, у меня огромный рынок сбыта за границей: в Южной Америке, Англии, Италии, Германии, Нидерландах. И все эти страны требуют, чтобы автор нанес им визит. Так же как государства к югу от Панамы.

Семья, гордая, но слегка озадаченная, внимательно слушала.

– У меня появилась идея, которую я хочу представить на ваш суд, но не требую немедленного ответа, – продолжал издатель. – Вы всегда помогали Джошуа в клинике, у вас очень спаянная семья, и мне кажется, вы лучше чем кто-либо другой знаете и его самого, и его мысли. – Элиот помолчал, повернулся к Джеймсу и обратился к нему отдельно: – Джеймс, вы с Мириам не согласились бы совершить от имени Джошуа турне по Евросоюзу? Мне известно, что Мириам – настоящий полиглот, чего Джошуа как раз не хватает. Это дает вам большое преимущество. Вы, конечно, не он. Но, откровенно говоря, это не имеет значения. – Он повернулся к Эндрю: – Для вас, если заинтересуетесь, тоже найдется работа. Южная Америка. Возьметесь? Я знаю, что вы свободно говорите по-испански. Перед поездкой организуем интенсивные курсы бразильского португальского.

– Откуда вам известно, на каких мы говорим языках? – спросила Мэри и с такой мукой посмотрела на издателя, что он заерзал на бледно-розовом стуле.

– Джошуа рассказал, когда мы у меня обедали. Знаете, он вами всеми очень гордится. И, думаю, будет рад, если вы выполните за него работу за границей.

– Нам трудно принимать решение, – с расстановкой сказал Джеймс. – Обычно все решал Джошуа. Мы можем с ним связаться, хотя бы по телефону, если невозможно никак иначе, и выяснить, что он думает по этому поводу.

– Не хотел бы говорить за него, но у Джошуа сейчас столько дел, что не стоит его беспокоить, – осторожно отозвался Маккензи.

– Я поеду! – внезапно предложила Мэри.

Братья в изумлении посмотрели на нее.

– Ты? – не поверил Джеймс.

– Я. А почему бы нет? Почему вы?

– Потому что мы с Дрю женаты и жены нам всегда помогут. И еще потому, что мы говорим на нужных языках.

– Пожалуйста, разрешите мне поехать, – прошептала Мэри.

Эндрю расхохотался:

– Мы еще про себя не решили, поедем или нет, Мэри. Но Джимми, безусловно, прав: если кто-то и поедет, то только супружеская пара. Вы с мамой должны оставаться здесь и присматривать за всем. – Его взгляд остановился на Марте, смущенно опустившей глаза. Эндрю повернулся к издателю, и в улыбке на его лице были доброта и обаяние старшего брата. – Честно говоря, я бы согласился. Пара месяцев в Южной Америке могли бы принести моей жене огромную пользу.

А потом в Мобил, штат Алабама, к Джошуа примчалась его мать. В качестве причины своего внезапного появления она назвала хаос, который нарушил нормальную работу клиники. И причиной тому был головокружительный взлет славы ее главы.

– Ты представить не можешь, что это такое! – весело говорила она. – Повсюду люди. Они приходят не чтобы лечиться, а посмотреть на наши дома, выпить с нами чашку кофе, потому что мы твоя семья. Ощущение такое, словно хочешь пройти через комнату, где на полу миллион только что вылупившихся цыплят. Но это все ничего, дорогой! – Она посерьезнела. – Мы нашли другую работу. Мистер Маккензи посылает Джеймса и Мириам в Европу, потому что там выходит твоя книга и все хотят видеть тебя. Но ты ведь поехать не можешь – у тебя здесь много дел. И к тому же не говоришь на иностранных языках. А Эндрю так хорошо говорит по-испански, поэтому мистер Маккензи направляет его в Южную Америку. И вот я здесь – безработная. Джеймс с Мириам и Эндрю с Мартой уже в Нью-Йорке на собеседовании, консультациях или на чем-то еще. Они не вернутся. Поэтому я велела Мэри следить за домом и растениями, а сама собираюсь находиться с тобой.

– Но моя работа! – Сына прорвало. От его былого спокойствия не осталось и следа.

– Она от тебя никуда не уйдет, дорогой, – быстро заговорила мать. – Только теперь твое место не в клинике, а там, где ты нужен в нашей стране. И в других странах. Не сомневайся, Джеймс и Эндрю за границей для тебя постараются. Понимаешь, после того как Маккензи от нас уехал, мы собрались на совет и решили: самое лучшее, что мы можем для тебя сделать, – это всеми силами способствовать публикации твоей книги.

– Что я такого сделал? – спросил Джошуа, ни к кому не обращаясь.

Джудит поняла, что пора вмешаться и исправить ситуацию. Она собиралась до поры до времени хранить от Джошуа в тайне то, что только что беспечно выболтала мать. Джудит кипела от бешенства, но сдерживалась, пока мать не кончила. Теперь настала ее очередь.

– Вы делаете то, Джошуа, – успокаивающе проговорила она, – к чему всегда стремились: активно помогаете миллионам людей избавиться от депрессии нашего времени. В стране теперь совсем другой настрой, и все благодаря вам.

Лицо Кристиана потухло, он повернулся к ней и жалобно, с отчаянием в голосе спросил:

– Это правда?

Джудит взяла его руки в свои и крепко стиснула.

– Дорогой, я бы никогда не стала вас обманывать по поводу такого важного предмета. Вы трудитесь изо всех сил. Творите чудо.

– Я не творец чудес. Я человек, который делает все, что в его силах.

– Да, да, я знаю. Это я так, образно.

– Почему все так получилось?

Джудит устало, с легким оттенком недовольства вздохнула:

– Джошуа, вы за месяц прошли путь от полной безвестности к абсолютной славе. Разве кто-нибудь мог предсказать, как все получится? Даже я этого не знала. Понятия не имела, что может произойти в Холломене. Но, несмотря на закрытие клиники, вы продолжаете двигаться вперед семимильными шагами.

– Это и есть дело моей жизни? Нереально. Так не может продлиться долго. Не выйдет, не получится. А вот клиника… – Он настолько разволновался, что не мог продолжать.

– Джошуа, когда все кончится, вы сможете снова открыть клинику. Это же так просто. То, что произошло в Холломене, – не навсегда. Джеймс и Эндрю вернутся. Вы снова станете работать вместе, и ваша жизнь войдет в нормальное русло. Разумеется, отголосок «Бога проклинающего» останется, но вы сами не захотите расстаться с книгой. Все образуется, вы будете трудиться в Холломене. Слова матери кажутся вам катастрофой из-за нашего кочевого образа жизни. Вы подумали, что если бы находились в Холломене, то клиника бы не закрылась. Успокойтесь и рассуждайте здраво. Вы творите что-то нереальное: постоянно в пути, вокруг все время новые люди, вы отдаете себя без остатка. Но вы же никогда не рассчитывали, что будет легко. Потерпите. Останется позади теперешний переходный период, и вы перестроитесь. Вы же сами утверждаете в книге, что перемены – это реорганизация. А всякая реорганизация требует времени и терпения. Согласны?