После того как Кристиан столь неожиданно покинул Вашингтон, Чейсен никак не мог сосредоточиться на проблеме переселения и работать столь же эффективно, как до появления своего протеже. В понедельник, придя на работу, он узнал, что его новый коллега вскоре уедет, но радовался, что еще некоторое время сможет побыть с ним рядом, видеть его долговязую фигуру и смуглое, худое лицо. Однако доктора Кристиана на работе не оказалось. Чейсен позвонил Джону Уэйну и попросил соединить его с Кэрриол. Но ему сообщили об их неожиданном отъезде.

– И, пожалуйста, не пытайтесь связаться с доктором Кристианом. – Джон Уэйн произнес это тоном, не оставляющим сомнений, что приказ исходит не от него, а от его начальницы.

– Он мне нужен! – воскликнул Чейсен.

– Прошу прощения, но ничего не могу поделать, – ответил секретарь.

Настаивать было бесполезно. Но в среду Джудит Кэрриол вошла в его кабинет.

– Черт возьми, Джудит! Вы хотя бы могли дать мне возможность попрощаться с ним? – воскликнул исследователь.

Она изогнула бровь.

– Простите, Моше, не подумала.

– Не говорите ерунды. Думать – ваше естественное состояние.

– Скучаете по нему?

– Да.

– Думаю, вам придется обходиться без него.

Чейсен снял очки для чтения и внимательно посмотрел на Джудит:

– Какова была цель Операции поиска?

– Найти единственного человека.

– Для чего?

– Настанет время, я все расскажу. Сейчас, извините, не могу.

– Не можете или не хотите?

– Понемногу того и другого.

– Джудит, оставьте его в покое! – Это был крик из самого сердца.

– Как вас понимать?

– Вы не человек – пиявка. Используете других ради собственных целей.

– В этом нет ничего уникального, все так поступают.

– Все да не все. Вы человек особой породы. Не знаю, может, это время вас породило. А может, такие, как вы, всегда жили среди нас. Но теперь получили возможность возвыситься и по-настоящему вредить.

– Пустая болтовня. – Скорчив презрительную гримасу, Джудит вышла из кабинета и осторожно закрыла за собой дверь, давая понять, что все эмоции Чейсена растрачены попусту.

Он немного посидел, держа дужку очков во рту, затем вздохнул и взял пачку компьютерных распечаток, но текста не различал – забыл надеть очки и слепо смотрел на него полными слез глазами.

V

В течение шести недель Джудит Кэрриол не связывалась с доктором Кристианом, но три недели из них изучала мельчайшие детали его поведения, часами вглядываясь в экран видеомонитора. А когда не смотрела на него, на его родных или всех вместе, слушала записи рассказов о нем его пациентов, бывших пациентов, родственников пациентов, родственников бывших пациентов, друзей и даже врагов. Самое главное, чувствовала Джудит, чтобы ни одно из сделанных ею открытий не повлияло на ее энтузиазм по отношению к Джошуа.

Даже после того, как Моше Чейсен открыто упрекнул ее в преследовании личных интересов, у Джудит не возникло сомнений, что служение личной цели не мешает служить ей цели Джошуа. Обе они слились для нее в одну – неразрывную и освящающую всякое тайное вмешательство в дела других и доказывающую, что ею руководит чистое, беззаветное горение. Если бы Джошуа узнал о ее методах и, подобно Моше, упрекнул, она бы и тогда не побоялась посмотреть ему в глаза и убедила бы от самого чистого сердца, что все ее поступки – ради него и ему во благо. И благо немалое. Джудит не была расчетливо злой, иначе Кристиан сразу бы это почувствовал. И совершенно бессердечной ее трудно было назвать. Самое большее, ее можно было бы обвинить в беспринципности и нечестности. Но что ей могли дать принципы и честь?

Ее трудное детство прошло на колесах – в бедноте и отсутствии ласки. Будь ситуация еще немного хуже, и государство поместило бы ее в приют. Немного лучше – и ей бы удалось сохранить в душе немного тепла, с которым рождается на свет каждый человеческий детеныш. На десять лет старше Джошуа Кристиана и сформировавшаяся в гораздо более суровых обстоятельствах, она была десятым ребенком в семье с тринадцатью детьми и появилась на свет в Питсбурге в год, когда сталелитейная промышленность окончательно впала в депрессию. Тогда ее фамилия звучала по-другому: не Кэрриол, а Кэрролл. Оглядываясь на те годы с высоты своих взрослых достижений, Джудит решила, что переизбыток деторождения в их доме (иного выражения для обозначения этого процесса она подобрать не могла) был результатом лени и алкоголизма, а не лицемерной приверженности католицизму. Естественно, атмосфера под их крышей больше отдавала запахом дешевого виски, чем благочестием. Но Джудит выжила – одна из тринадцати, хотя ни один ребенок физически не умер. Во всяком случае, в то время. А выжила она лишь потому, что не принимала в расчет ничьи обстоятельства, кроме собственных. В двенадцать лет Джудит начала искать почасовую работу и работала до окончания школы. Она всегда содержала себя в чистоте и целомудрии, следила за своим здоровьем и, поскольку умела заставить тело и ум трудиться, работала на одном месте столько, сколько хотела сама. К мольбам родных о подачках оставалась глуха, и те, в конце концов, поняли, что дочь даже под пыткой не скажет, где прячет деньги. В итоге они оставили ее в покое – относились с презрением, издевались, но одновременно побаивались. Заработав почти высший балл за стандартный тест для поступления в университет, она получила предложение стипендии в Гарварде, Принстоне и полудюжине других университетов Лиги плюща. Объявила дома, что едет в Гарвард, а сама отправилась в Принстон. Первым делом изменила фамилию. И с тех пор дала себе слово не интересоваться, что стало с ее родными в Питсбурге.

Делийский договор был подписан до того, как Джудит с отличием защитила диплом, но прошло еще недостаточно времени, чтобы связанные с ним потрясения стали вчерашним днем. Двойная специализации – в психологии и социологии – позволила ей победить в жестокой конкуренции и поступить на работу в новое министерство окружающей среды, где открывалась прямая дорога к почетному званию доктора. Еще она без устали работала на Августа Рома, участвуя в его новой программе, которую он разворачивал в масштабе страны. Никто не относился к большим семьям с бÓльшей опаской, чем Джудит Кэрриол. Пока президент Ром твердил народу, что нужно шагать в ногу с другими странами мира, следуя принципу одного ребенка в семье, она изучала чужой опыт. Съездила в Китай, который с 1978 года являлся пионером в искусстве ограничения численности населения, в Индию, где тоже достигли известных успехов, в Россию, в Евросоюз, Арабский союз и множество других мест. Добралась даже до Австралии и Новой Зеландии, которые также подписали Делийский договор, но на условиях (как Канада и США), что их оставят в покое и не станут пытаться захватывать ни военным путем, ни при помощи пассивной иммиграции. Ездила по миру с китайскими группами – наблюдала и прислушивалась к тому, чему они учили, демонстрировали и советовали.

Мозговой центр министерства окружающей среды стал ее домом с первого дня работы. Она постоянно находилась на передовой борьбы с противниками принципа одного ребенка в семье и перетягивала колеблющихся на свою сторону. В основу политики была положена китайская модель апеллирования к здравому смыслу, чувству патриотизма и кошельку, а не индийский принцип насильственной стерилизации. Программа действовала исключительно потому, что стране были нанесены еще более ощутимые удары, от которых она до сих пор оправлялась, в том числе благодаря усилиям президента Рома, который, по счастью, был главой семьи с одним ребенком. И еще она действовала, потому что ледниковый период быстро надвигался и ничто нельзя было откладывать до более благоприятных времен.

Невероятно успешная карьера не помогла Джудит выбраться из эмоциональной пустыни, в которой блуждала ее душа, поскольку взлет только укрепил ее убеждение в том, что она умнее и смелее большинства представителей человеческого рода. Поэтому она верила, что все делает правильно, и никому не удалось бы ее убедить в серьезных просчетах. Она не умела учитывать такие «пустяковые» факторы, как движения души, брожение ума, психологический надлом. Привыкла мыслить логически, и разум стал ее богом, а все, что грозило рассудку, предавалось анафеме.

Поэтому она оказалась в незавидном положении, когда ей пришлось иметь дело с человеком интуиции, а не логики – этим мистическим Джошуа Кристианом. Джудит этого не понимала, разве что в уголке сознания, где ругала его за упрямство. Неужели он не видит, что во всех отношениях соответствует служению намеченной ему цели? А когда увидит – а, в конце концов, он непременно увидит, – то просто не сможет не поблагодарить ее, не оценить, не полюбить.

И вот, затаившись в темноте, она, серый кардинал, отлившая себя по своей воле, наблюдала самые сокровенные мгновения личной жизни Кристиана и не сомневалась в своем праве на это. Джудит знала, что он ковыряет в носу, что не мастурбирует, знала, что он поет, хихикает и строит смешные рожи, когда по утрам опорожняет кишечник (даже знала, что у него нет склонности к запорам), ей было известно, что, оставшись один, он разговаривает сам с собой (иногда с большим жаром), что с трудом засыпает, зато встает легко, знала, что он искренне любит мать, братьев, сестру и жен братьев, что женщина по прозвищу Мышь глубоко и безнадежно в него влюблена, а сестра недолюбливает. Ее любопытство не ограничивалось им одним – она с таким же упорством следила за интимными подробностями жизни остальной семьи.


По окончании шести недель, как всегда с верным Джоном Уэйном, Джудит собрала доказательства, включая черновик рукописи «Бог проклинающий: новый подход к неврозам тысячелетия» доктора наук Джошуа Кристиана (Чаббский университет).

Затем она позвонила доктору Сэмюэлю Абрахаму и доктору Милисент Хемингуэй и потребовала отчеты об их кандидатах, которых они представили в качестве финалистов. Поблагодарила и поручила им разработку отдельных проблем переселения, которые Чейсен выделил в самостоятельные области исследования. Ни Абрахаму, ни Хемингуэй не пришло в голову, что Операция поиска подходит к финалу.