На ее лице не дрогнул ни один мускул.

– Конечно.

– Это не просто слова? Мне кажется, вы говорите неправду.

– Моше, я лгу, только когда необходимо, – нисколько не смущаясь, призналась она. – В данном же случае нет никакой необходимости лгать. Не нужно от вас защищаться, поскольку вы не можете причинить мне вреда. Не надо прятать мотивы моих поступков, потому что, даже если бы вы о них догадались, все равно не способны повлиять на результат. Вы пытаетесь меня запутать, приятель, но меня вам с толку не сбить. Давайте, растолкуйте мне.

Чейсен с шумом вздохнул, всем видом показывая, что не признает поражения.

– Я и пытаюсь это сделать. Вам требуется человек, и человек особого сорта. Мужчина, способный без всяких усилий со своей стороны притягивать к себе людей. И при этом не представляющий угрозы нашей стране и нашему образу жизни. Харизма, помните? Пять недель назад я сказал, что он обладает этим качеством. Так откуда мне знать, почему я его полюбил? Он заставляет себя любить. Разве вы его не полюбили?

И лицо, и глаза Кэрриол остались спокойными.

– Нет.

– Да будет вам, Джудит. Вы говорите неправду.

– Ничего подобного. Я люблю возможность его существования, а не его самого.

– Господи помилуй! Вы железная женщина.

– Вы не ответили на мой вопрос, Моше. Почему вы его полюбили?

– По многим причинам. Для начала: он дал самый большой толчок моей карьере. Вам меня не обмануть – вы выбрали именно его. Хотя не знаю для чего. Как же я мог не полюбить человека, который доставил мне такую радость? Притом что этот человек выбран главным образом потому, что умеет заставить себя полюбить. Как я мог не полюбить того, кто так прекрасно все понимает? Как не полюбить человека, который источает любовь? Такого хорошего? Не просто хорошего парня или работника, а хорошего вообще. Раньше мне не приходилось встречать хороших людей. И всегда казалось, что если такой попадется, то окажется полным занудой и я его возненавижу. Но разве можно возненавидеть по-настоящему хорошего человека?

– Можно, если вы сами порочны.

– Что ж, в его присутствии я часто кажусь себе порочным, – с чувством произнес аналитик. – Начинаю говорить о какой-нибудь тенденции в одной из статистических групп, а он сидит, улыбается, качает головой и говорит: «Ах, Моше, Моше, те, о ком вы рассуждаете, живые люди». И я чувствую себя… нет, не злым, «злой» неверное слово, – пристыженным.

Внезапно Джудит почувствовала, что собеседник выводит ее из себя, но не стала задавать себе вопрос: «Почему?» Пробормотала «м-м-м» и поспешила как можно скорее от него избавиться. А потом села за стол и задумалась.


В понедельник была прекрасная погода, и Джудит предложила Кристиану не сразу ехать на работу на автобусе, а пройтись к министерству по потомакским паркам. День в самом деле стоял чудесный, теплый, с безоблачным небом, ароматным безветренным воздухом.

– Надеюсь, вы не считаете, что я напрасно потратила ваше время, притащив знакомиться с Моше? – спросила она, когда они шли по парку Уэст-Потомак?

– Нет, – без колебаний ответил Джошуа. – Мне понятны ваши причины, и я не просто оценил… нет… я очень благодарен за то, что вы уговорили меня приехать. Моше поистине замечательный ученый – выдающийся, оригинальный. Но, как все люди его склада, больше интересуется частями, чем целым. Как человек, он не такой уж выдающийся и оригинальный.

– Вы сумели изменить образ его мышления?

– Немного. Но как только я вернусь в Холломен, его память обо мне начнет меркнуть, и мысль покатится прежним путем.

– Не подозревала, что вы пораженец.

– Между пораженчеством и здравомыслием большая разница. Задача не в том, чтобы изменить образ мышления таких, как Моше Чейсен. Надо изменить людей, которые являются объектом его изучения.

– Как бы вы это сделали, Джошуа?

– Как бы я это сделал? – Кристиан замер на травянистом склоне, который круто уходил у него из-под ног. Джудит заметила, что в его позе не было неловкости, хотя многие на его месте, стараясь сохранить равновесие, выглядели бы неуклюже. Он же был неуклюж, когда отдыхал. Но стоило ему дать работу рукам и ногам, и он приобретал естественность.

– Да, как бы вы это сделали?

Кристиан еще немного постоял, а затем опустился на землю и положил руки на колени:

– Я бы сказал людям, что худшие потрясения позади. Что время самоотречения прошло. Посоветовал бы достать свою гордость из грязи и чувства из холодильника, принять судьбу и жить дальше. Да, зимой нам холодно и будет еще холоднее. Да, как и другим странам, по крайней мере в Северном полушарии, нам предстоит массовое переселение на юг. Мы ограничили рождаемость одним ребенком в семье. Нам надо прекратить вспоминать старые добрые деньки, жаловаться на судьбу и тупо сопротивляться неизбежному. Хватит тосковать по прошлому, потому что прошлое ушло и больше никогда не вернется.

Я бы сказал им, Джудит, чтобы они смотрели в завтрашний день! Что только сами люди могут избавиться от неврозов тысячелетия, начав думать и жить позитивно. Необходимо осознать, что с прошлым тысячелетием очень многое ушло, как ушло само тысячелетие. Сегодня приходится терпеть невзгоды, и ностальгия – наш общий враг. Я бы сказал людям, что жизнь наших потомков станет лучше, чем была во все времена с самого появления Человека, если мы начнем творить ее теперь. Единственное, что мы не вправе делать, – это воспитывать наших немногочисленных детей в неге, потворствуя их капризам. Наши дети и их дети и все последующие поколения должны быть сильными. Должны черпать гордость из собственных свершений и своего упорного труда, а не почивать на родительских лаврах. Еще бы я посоветовал каждому американцу cо стороны любого поколения, включая мое, не отдавать так просто то, что было завоевано с трудом. Это не принесет благодарности и хорошего отношения даже со стороны собственных детей.

– Что ж, прекрасно. Вы выступаете за труд, решение собственных проблем своими силами, позитивное отношение к будущему, – задумчиво проговорила Джудит. – Но до сих пор все, что вы говорили, не очень оригинально.

– Разумеется, нет, – обиженно буркнул Джошуа. – Здравый смысл не может быть оригинальным. Да и что привлекательного в оригинальности? Люди подчас не замечают известнейших и древнейших решений, потому что те, кто их направляет, стремятся во что бы то ни стало казаться оригинальными. Здравый смысл – это здравый смысл, и он в природе людей с тех пор, как они стали людьми.

– Хорошо. Отнеситесь ко мне с терпением, Джошуа. Я разыгрываю перед вами адвоката дьявола не ради потехи. Продолжайте. Что еще вы сказали бы людям?

Кристиан понизил голос, теперь он словно ласково ворковал:

– Я бы сказал, что они любимы. Теперь не принято говорить, что людей любят, и в этом значительная часть проблемы. Современные правительства отличаются эффективностью, они преданы гражданам и пекутся о населении. Но они забыли о любви. Точно так же слабый, неуверенный в себе мужчина не говорит жене или любовнице, что любит ее, потому что считает, что они должны знать об этом без слов. Но, Джудит, мы все нуждаемся в том, чтобы нам говорили, что нас любят. Такие фразы освещают жизнь человека. И я бы говорил им, что они любимы, не порочны, не обременены грехом, не презренны – они достойные личности, а не какое-то недоразумение. В них заложено все необходимое, чтобы спастись и сделать мир лучше.

– Чтобы они думали больше о мире сегодняшнем, чем о грядущем?

– Вот именно. Попытался бы им объяснить, что Бог поместил их в это время с определенной целью, и эта цель – что-то сотворить с этим миром. Бог не направлял их помыслы в те сферы, которые люди могут познать, лишь покинув наш мир, то есть после смерти. Очень многие слишком стараются заслужить спасение в следующей жизни и в результате губят эту.

– Вы отвлеклись от темы, – заметила Джудит главным образом для того, чтобы подразнить собеседника. Ей хотелось проверить его способность справиться с самым яростным и мелочным скептицизмом.

– Я двигаюсь ощупью. Я двигаюсь ощупью. Я двигаюсь ощупью. – Джошуа в такт словам трижды ударил себя кулаками по коленям. Затем глубоко вздохнул и как будто успокоился, а когда снова заговорил, его голос звучал строго: – Когда люди обращаются ко мне за помощью, я читаю в их глазах просьбу, и все очень просто. Когда же вы смотрите на меня, как на изучаемый под микроскопом объект, мне вообще не понятно, почему я вас терплю. Вам не интересны мои взгляды на Бога и Человека, вас интересует… что же вас на самом деле интересует? Почему вам интересен я – а это очевидно, – хотя ничего интересного для вас во мне быть не должно. У меня сложилось впечатление, что вы чертовски много обо мне знаете. Вы для меня загадка.

– Мой интерес в том, чтобы в мире все было правильно, – холодно ответила Джудит. – Ну, может быть, не во всем мире, а в одной его части – Америке.

– Я могу в это поверить, но это ничего не объясняет.

– Настанет время побеспокоиться и обо мне, но сейчас важна не я, а вы.

– Почему?

– Я скажу. Только сначала вы расскажите побольше о себе: кто вы такой, что думаете?

Джошуа язвительно усмехнулся:

– Если хотите дать мне определение, считайте мелиористом.

Джудит кольнуло, что она не знала слова, которое он только что произнес. Она могла бы пропустить незнакомый термин мимо ушей, а потом посмотреть в словаре, но любопытство пересилило гордость.

– Мелиорист? – переспросила она.

– Человек, который верит, что мир можно сделать несравненно лучше одними усилиями человека без посредничества Бога.

– Вы в этом убеждены?

– Конечно.

– И в то же время верите в Бога?

– О, я уверен, что Бог существует, – серьезно ответил он.

– Я заметила, что вы никогда не говорите о Боге в неопределенном смысле. Бог у вас всегда конкретен.

– Бог не может быть неопределенным. Бог – это Бог.