Доктор понятливо усмехнулся:

- О пищевых отравлениях мы тоже сообщаем куда нужно. А вот если у кого будет приступ аппендикса,

например…

Глеб Валентинович попросил не так и много. У Вовы как раз была при себе нужная сумма. Пока парни

решали административные вопросы, Аня потратила час на то, что бы съездить к Еве домой и привести чистую

одежду. Врач сказал – ничего серьезного, а значит, Ева не останется здесь ни минуты больше необходимого.

Мальчики спустились вниз, что бы найти такси, а Аня поднялась к Еве и вошла в палату без стука.

- Ева, - спокойным голосом сказала она. – Одевайся, мы забираем тебя домой…

- Мне ничего не нужно, - тихо отозвалась лежащая на кровати девушка даже не повернув голову к гостье, и

продолжая смотреть в окно. – Уходите.

У Ани сердце разрывалось, так больно было на неё смотреть. Она присела на краешек кровати, и взяла

подругу за руку:

- Я все знаю…

Девушка дернулась, как от удара и впервые посмотрела на неё. От этого взгляда у Ани холодный липкий

холодок прошелся по спине, и пробежался вниз по рукам крупными мурашками, заставляя волосы шевелиться и

вставать дыбом, а желудок скрутило узлом. Словно не живой человек посмотрел, а привидение…

На Еву взгляд, которым смотрела на неё Аня произвол не менее сильное впечатление.

Девушка пришла в сознание в больнице, в небольшой комнатке напичканной разного рода лекарствами. Рядом

на стуле сидела медсестра и бинтовала ей левую руку. Дородная тетка глубоко бальзаковского возраста была

очень увлечена беседой с санитаркой моющей двери, поэтому не сразу обратила внимание на то, что Ева

проснулась:

- … всю жизнь девочке сломал. Или сломали… кто его знает сколько их там было!

Краски отхлынули от итак бледного лица девушки. «Они все знают!» - эта мысль острым ножом ударила по

сердцу.

- Ой, - скептически сказала санитарка в очках со старой пластмассовой оправой. – Знаешь, что я тебе скажу?

Сучка не захочет – кобель не вскочит! Кроме того, ты ж сама сказала, что её из дому привезли. Значит сама

впустила. Значит знала его.

- Ну и что, что знала? - медсестра остановила свою работу и повернулась к собеседнице в полкорпуса.

- А то! - тоже остановилась санитарка и уперла руки в боки. – Сама ж небойсь мужика спровоцировала. Вот,

он и не вытерепел…

- Ой, проснулась деточка, - слишком громко воскликнула медсестра заметившая, наконец, что пациентка

пришла в себя и сочувственно спросила: - Ну, как ты? Болит что-нибудь?

Этот взгляд, полный жалости… Еве захотелось выколоть себе глаза, чтобы не видеть его.

- Да что ты с ней нянчишся, - презрительно фыркнула позади неё санитарка. – Возитесь с такими из

жалости… а я так скажу – сама виновата! А по мне так и смотреть на неё отвратительно…

- Вот и не смотри! – резко повернулась к ней медсестра. – Забыла, что ты здесь вроде как работать должна?

- Да чё ты на меня орешь! – возмутилась санитарка. – Ты мне не начальница! Не командуй!

- Шла бы ты отсюда по-хорошему, - вздохнула дородная женщина, и столько жалости было в ёе взгляде,

обращенном к пациентке, что Ева впервые в жизни захотела кого-то ударить. Этот взгляд был куда хуже, чем

осуждающий взгляд словоохотливой санитарки.

- Уходите, - негромко, но твердо сказала девушка.

- Но… - попыталась возразить медсестра, но Ева перебила её:

- Мне ничего не нужно. Просто уходите.

- Врач придет позже… - обронила женщина вставая. Она понимала почему девочка хочет побыть одна.

- Не нужно врача. Никого не нужно, - отвернулась от неё Ева. – У меня все хорошо. Просто оставьте меня в

покое…

Не сказав больше ни слова женщина ушла. Она передала слова молоденькой пациентки. Глеб Валентинович

только плечами пожал. Ну, нет, так нет. Позже зайдет и заполнит с ней карточку, а утром пусть себе идет, раз все

хорошо. Подумав немного, он махнул на пациентку и заполнил ей карточку «от фонаря».

Ева осталась лежать в палате.

Ещё несколько мгновений назад, ей хотелось расплакаться, хотелось кричать и рвать на себе волосы, содрать с

себя кожу, к которой он прикасался… Но вот две женщины ушли… унесли с собой свои слова и взгляды… Ева

осталась наедине с собой. И больше ничего не чувствовала кроме пустоты. Словно кто-то вытряхнул из неё

душу.

Как такое могло произойти? С ней?

В памяти снова всплыли слова санитарки: «…виновата сама…». А ведь и вправду виновата сама…Сама

впустила, сама позволила, сама не распознала опасность… Ведь её предупреждали и Аня, и ребята…

Ева резко села на кровати. От резкого движения закружилась голова и пришлось лечь назад. Как только в

голове прояснилось появились другое вопросы: что делать? Как рассказать ребятам? Что им сказать? Тревога,

словно волна накрыла её с головой мешая думать, мешая дышать, желудок скрутило узлом … А что если они

тоже будут осуждать? Как та санитарка… Или возненавидят… Что если больше никогда не захотят с ней

разговаривать? Что… если она только этого и заслуживает?

А потом пришла мысль хуже… А что если они будут жалеть её? Ева представила жалость во взгляде

подруги… Пусть лучше ненавидит… пусть бы они ушли, раз и навсегда и никогда не узнали о её позоре… не

видели такой… такой… такой… грязной…

Это слово пришло само собой. Так она себя сейчас чувствовала. Словно Сергей испачкал всю её грязью. И ей

от неё никогда не отмыться… То, что он сделал… это навсегда останется с ней.

Слез больше не было.

Почему она не умерла?

Ева снова и снова задавалась этим вопросом, лежа в пустой палате, словно стены могли дать ответ. Но они

молчали, храня ответ при себе. А может, она просто не достойна их ответа?

Устав искать ответ, устав от боли в душе, от чувства вины, Ева просто уставилась в окно. Мысли ушли сами

собой, а в месте с ними и чувства…

Девушка была не против. Так намного легче. Ничего не чувствовать, ни о чём не думать…

Все закончилось с приходом ребят. Ева даже не посмотрела в их сторону, но уже знала, что это они.

Осознание того, что они все здесь разбудило уснувшую боль.

- Уходите, - попросила Ева. Это то, что ей сейчас было нужно, побыть одной. Она надеялась, что они так

поступят… Вместо этого Аня позвала робко позвала, с жалостью в голосе:

- Ева…

Эта жалость словно плеткой стеганула по ней. Захотелось закричать: «Нет! Не надо! Я не достойна…только

не смотрите на меня…». Ева отвернулась от них и снова повторила:

- Просто уходите, пожалуйста…

Сказать то она сказала, но ждала их реакции с двойственным чувством. С одной стороны хотелось что бы они

остались, что бы закрыли от неё весь мир! Другой, что бы ушли, пока не узнали правду, пока не испачкались в

той грязи, от которой ей вовек не отмыться…

Когда открылась дверь что-то внутри неё оборвалось… Словно мир раскололся. Они ушли?! Ушли… И едва

не спрыгнула с кровати в окно, услышав незнакомый мужской голос.

Немного поговорив, мужчина увел ребят с собой.

Ева была благодарна за эту небольшую передышку.

Прошло довольно много времени, и она даже начала думать, что никто не придет, прежде, чем снова

появилась Аня. Она вошла в палату очень тихо и без стука.

- Ева, - спокойным голосом сказала она. – Одевайся, мы забираем тебя домой…

Домой… Ева представила, как вернется туда, в ту квартиру, в тот коридор. Почему очень ярко вспомнилось то

полотенце, которым Сергей укрыл её… К горлу подступила тошнота:

- Мне ничего не нужно, - тихо выдавила она из себя, не узнавая собственный голос. – Уходите.

Но подруга никуда не ушла. Немного постояв, она подошла и села на краешек кровати:

- Я все знаю…

Три слова… всего три… и мир рухнул. Она так боялась, что Аня их произнесет. А теперь… Ей вдруг стало

все равно. Словно это не она лежит на кровати, словно это не её изнасиловали в собственном доме, словно она

действительно умерла…

Она повернулась к Ане. Сколько жалости в её взгляде… Ева сказала глухо, с расстановкой:

- Я ТУДА НЕ ВЕРНУСЬ.

Аня согласилась незамедлительно:

- Конечно, я все понимаю, поедем ко мне, - она говорила торопливо, словно боялась, что девушка откажется.

Ева же показалось, что Аня просто хочет поскорее от неё избавиться.

- Тебе не обязательно это делать, - холодно сказала она. Ей не нужны подачки. Никогда не нужны были. Ни от

кого. И теперь тем более.

- Я знаю, - коротко кивнула Аня.

- Ты мне ничем не обязана, - Ева снова уставилась в окно: ночь, темную и холодную, как сейчас её душа,

освещали огни стоящего напротив здания. Мрак, поселившийся у неё внутри, ничего не освещало.

- Я знаю, - так же коротко ответила подруга.

В комнате повисла тишина. Давящая, гнетущая… Аня первая нарушила её:

- Я оставлю вещи здесь, - преувеличено бодро сказала она. – Здесь джинсы и футболка. Переодевайся, я

подожду снаружи.

Когда Аня вышла из палаты, Ева ещё какое-то время смотрела в окно. Потом взгляд скользнул на

принесенную одежду: аккуратно сложенные черные джинсы и вишневая футболка. Почему не черная? Так было

бы незаметнее… особенно ночью.

Девушка вспомнила свою белую футболку с Симпсонами, в которой она была, когда открыла двери Сергею, и

к горлу снова подкатила тошнота. И страх. Что будет, если она отсюда выйдет? А что если он там? Ева

почувствовала, легкое головокружение. И тошнота начала потихоньку усиливаться. Ей вдруг послышался шорох

в дальнем, неосвещенном углу комнаты. Она замерла, как испуганный зверек, боясь дышать, боясь думать.