Мы назвали это операцией «Роток на замок». Никому ничего не говорить. Никому ничего не писать. Пользоваться только сотовым телефоном с кодированной линией связи. Однажды вечером, дожидаясь поезда в подземке, я подумала, что в кино меня могла бы сыграть Дженнифер Гарнер. Даже государственные секреты не охраняли так тщательно. Нам могло бы понадобиться шпионское снаряжение. Пожалуй, мне пошел бы тот черный кожаный костюмчик, в котором Джен Гарнер щеголяла на экране. И еще необходимо кодовое имя.

Обдумывая варианты последнего, я достигла наконец банка, протолкалась через тяжелые вращающиеся двери и, сама того не заметив, перешла на уверенный, от бедра, шаг супермодели (только не такой лошадиный). В голове у меня звучала музыкальная тема к фильму «Миссия невозможна». Черные волосы заплетены в тугую косу, в ушах брильянтовые сережки, на ногах черные, до колен, сапоги, на губах — свежая красная помада. Я подошла к стойке и призвала на помощь чужой голос. Низкий, с хрипотцой, сексуальный. Таким говорила бы Дженнифер Гарнер в фильме о моей жизни.

— Я бы хотела открыть депозитный счет.

Глава 2

От десяти миллионов мне причиталось пять процентов.

Когда свадьба закончится.

В математике я не сильна, так что пара минут ушли только на перемещение десятичной запятой, но полученной в результате суммы было вполне достаточно, чтобы мечта поваляться на долларах голышом не казалась неисполнимой. Их хватило бы, чтобы обставить квартирку моей мечты всем, что только найдется в каталоге Уильямса Сономы. Ну, если не всем, то многим. Я не сходила с ума от белым ламп в желтый горошек и больше думала о чем-то в шоколадных тонах… насыщенных, густых цветах какао, бледно-золотистых шампанского, бронзовых отливах, редких проблесках розового и… нет, стоп, соскрести розовый и подкрасить коричным.

Мне бы стоило сосредоточиться на букете из калл густо-красного цвета каберне, которые я подбирала по оттенку лепестков, изгибу толстых бледно-зеленых стеблей, тому, как прилегали они друг к дружке, но мысли разбегались. Обычно мне удавалось отгородиться от внешнего мира и полностью посвятить себя конкретной работе. Я сидела в прохладной задней комнате, температуру в которой мы поддерживали на оптимальном для цветов уровне. Часы показывали пять утра. День свадьбы. Невеста — дочь посла, жених — сын нефтяного магната. Все цветы должны совпадать с цветом обоев в детской спальне невесты — красным с розовато-пурпурным оттенком. Образчик цвета она представить не смогла, так что нам пришлось слетать в Бельгию, найти домик ее детства, постучать в дверь и испросить у нынешних хозяев разрешения подняться в спальню. Зои прекрасно владела французским, так что никаких проблем не возникло. Нам позволили не только войти, но и содрать два слоя темно-синей краски, под которыми обнаружился тот самый, красный с розовато-пурпурным оттенком. Хозяин дома узнал Зои по шоу Опры, так что мы, взяв образец краски, получили еще и полный доступ к содержимому хозяйского холодильника и их видеомагнитофону. На меня это произвело сильное впечатление — перед Зои буквально открывались все двери. У нее было имя. Ее знали в лицо. Она была иконой.


— Как у тебя с букетами? — Рената затворила за собой тяжелую дверь и натянула через голову свитер. Лишний вес, набранный за время беременности, она сбросила в рекордные сроки, но все равно продолжала носить свободные вещи, даже там, где температурный режим соответствовал уровню человеческого комфорта.

— Уже бы закончила, если бы смогла собраться, — вздохнула я. Получилось жалобнее, чем хотелось бы.

Рената была единственной, кроме нас с Зои, кто знал о свадьбе ценой в десять миллионов долларов. Она стала бы заменой, если бы меня сбил автобус. Рената была в курсе того, над чем мы работаем, но ее не посвящали в детали. Сделка есть сделка.

— Ну так соберись. — Она подмигнула. Главной причиной, почему Зои взяла Ренату, были ее фиалковые глаза. И, конечно, шестилетний опыт работы в нью-йоркском Ботаническом саду. Зои объяснила, что глаза у Ренаты были точь-в-точь цвета заката, которым она любовалась когда-то в аризонской пустыне, насыщенного цвета далеких гор.

Работали мы молча: перевязывали букеты полосками красной с розовато-пурпурным оттенком шелковой ленты, прикрепляли к стеблям круглое пробковое донышко, складывали кончики лент сложным завершающим узором и запечатывали хрустальным брелоком у донышка. Для большого букета из белых калл использовали брильянтовую заколку, которую невеста могла бы потом снять с цветов и носить в будущем на всех балах и вечеринках у нефтяных магнатов, обедах в Белом Доме и ежегодных встречах выпускников Гарварда. Мы всегда добавляли какую-то мелочь, которую можно сохранить на будущее. Что-то от букета, от фаты или чего-то другого. На сей раз мелочью оказалась брильянтовая брошь размером в серебряный доллар и стоимостью примерно в пятьдесят тысяч таких монет.

От подобных штук у меня до сих пор захватывало дух.

Надеюсь, я никогда не разучусь находить красоту в каждой детали, в каждом акценте. Надеюсь, мне никогда не надоест любоваться совершенным изгибом лепестка лилии, блеском кристаллика Сваровски, крошечной радугой в крошечном уголке брильянта. Как и наслаждаться ароматом гардений, неизменно напоминающих о бабушке. Как бы она гордилась мной, если бы видела, чем я занимаюсь.

— Мило, — прошептала Рената, привязывая последний брелок к последнему букету. Потом она подошла к стене, являвшейся на самом деле огромной школьной доской, и вычеркнула из уменьшающегося списка намеченных к исполнению дел два пункта, «Приготовить букеты для невесты» и «Приготовить букеты для подружки невесты». Не говоря ни слова и даже не позволяя себе секундной паузы для любования плодами наших рук, мы перешли к бутоньеркам. Ландыш — для жениха, лютик — для шафера. Розы для мужчин в наши дни уже не годятся. Хотя нельзя исключать, что они снова войдут в моду через месяц. На рынке все меняется быстро. Обычно, когда это нужно Зои.

— Скажи-ка, ты с ним уже встречалась? — с улыбкой спросила Рената, и на щеках у нее проступили ямочки. Ей тридцать пять, а выглядит на двадцать два. Мне тоже тридцать пять, но я выгляжу на тридцать четыре. Утешаюсь тем, что видела невест, которые в тридцать пять тянули на все сорок пять — от тяжелой жизни.

— С кем?

— С тем парнем.

Я закатила глаза. Отвяжись, женщина.

— Все еще заходишь на «Match.com»? — не отставала Рената. Как и все счастливые в браке мамочки, она изо всех сил пыталась помочь одинокой подруге.

— Уже нет, — ответила я, не поднимая глаз от нежных бутонов, которые складывала, как детали паззла. Большинство на моем месте просто собрали бы их, как пучок петрушки, но я знала, что Зои будет рассматривать цветы под микроскопом и, если заметит неровные концы или неподходящие бутоны, запросто отправит в мусорную корзину.

— Надоело?

— Надоело.

— Понятно, — кивнула Рената.

Мой экс-бойфренд, один из многих, с кем я сохранила дружеские отношения, сказал однажды за бутылочкой холодного «Бадвайзера»:

— Людям посредственным, Мили, легко найти друг друга. У них много общего, потому что середина всегда плоская. Но в тебе есть что-то особенное, так что и времени требуется больше. — Себя он, разумеется, зачислял в Клуб Заурядностей (как, полагаю, и девятнадцатилетнюю девчушку, с которой начал встречаться после меня), но в моем случае попал в точку. — И не настолько уж ты жалкая, чтобы стремиться примкнуть к большинству, — добавил этот пророк, похлопывая меня по ноге в том месте, которое целовал не столь уж много месяцев назад.

Я тогда спросила, почему многие парни оставляют открытой дверь в туалете, когда идут пописать. Что это все означает?

— Страх попасть в ловушку. Беги от таких со всех ног.

Так что теперь я пополнила арсенал обязательных требований к потенциальным кандидатам таким правилом: никогда не встречаться с парнем, который писает при открытой двери. Список у меня длинный.

— Размечталась? — вторгся в мои размышления голос Ренаты.

— Так, вспоминаю кое-что, — прошептала я, немало смутившись.

— А я ищу пистолет для склеивания, — рассмеялась она и швырнула мне в лицо пригоршню ландышей, некоторые из которых застряли у меня в волосах. И именно в этот момент в комнату вошла Зои.

На ней был белый костюм — что весьма рискованно с учетом того, с чем мы работаем, — светлые волосы собраны в идеальный шиньон с одной-единственной заколкой, в ушах брильянтовые сережки-слезинки, на губах — бледно-розовая помада. Это один из показателей, по которым я определяю ее настроение. Хорошо ли положена помада? О наступлении стадии ультрадепрессии или суперманиакальной активности первой предупреждала помада. Сегодня все было в порядке.

— Еще два часа, — пропела Зои, перебирая в воздухе ухоженными пальчиками (на правом безымянном красовалось кольцо с огромным брильянтом) и проплывая по комнате.

Хм, пожалуй, к помаде стоит присмотреться повнимательнее.

— Как дела у наших маленьких эльфов? — Она выбрала ландыши у меня из волос, составила из них аккуратный букетик да еще похлопала меня по запястью — мол, все о’кей.

— Отлично, Зои. — Я отступила на шаг и, подбоченясь, оглядела стол, оценивая результаты нашей работы. Зои перевела взгляд на Доску Достижений и удовлетворенно кивнула.

— Грандиозно. — Ее новое любимое словечко. Сказочно вышло из моды.

— Как думаешь, погода продержится? — Я посмотрела в окно. Собирающиеся в небе тучки угрожали сорвать планы, не предусматривавшие установку палаток. Впрочем, снаружи было еще темно, и солнце в этот ранний час не имело ни малейшего шанса прорваться сквозь серую пелену облаков.

— Небо имеет тенденцию проясняться для наших клиентов. — Зои подмигнула, и я поняла, что она репетирует эту фразу, чтобы вставить ее к случаю в разговоре с послом, а потом и с нефтяным магнатом. Чаще всего, так и получалось. За те годы, что я работала с ней, дождь приводил к отмене мероприятия лишь дважды; в одном случае причиной того же был огонь. Сотрудничество с Зои на девяносто девять процентов гарантировало защиту от стихий. — Мили, мне нужно, чтобы ты была готова вылететь через четыре часа.