— Так ты у нас и латинский язык знаешь? С каких это пор? — Она лишь пожала плечами. — Браво, Вика, из тебя получится хорошая актриса! — Макс театрально захлопал в ладоши. — Моих скудных познаний хватило, чтобы перевести. «Человеку свойственно ошибаться…» Радует лишь одно — мы снова на «ты».

Глаза девушки теперь метали искры. Вот это уже больше походило на прежнюю Викторию.

— Acta est fabula. Финита ля комедия!

— Слушайте, хватит дурака валять! — возмутился вышедший из спальни Алексей. — У Вики амнезия, прекрати уже на неё давить!

— Я согласен, представление окончено, — уже тихо произнёс Макс.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь взволнованным дыханием девушки. Её грудь, затянутая лифом жёлтого платья, продолжала бурно вздыматься. После пятиминутного молчания Вика заломила руки:

— Это было жестоко с моей стороны — взять и уехать…

— Вовсе нет, — вступился защитник-Алексей, прижимая к себе сестру. — Просто ты решила взять тайм-аут в личной жизни. Никто, кроме Макса, не обиделся.

На самом деле шпилька была обращена только к брату. Но Макс проигнорировал этот выпад, рассматривая бледное лицо девушки и искусанные губы. Переживает?! Да ладно… Это так непохоже на самовлюбленную и испорченную дочь, любимицу богатого папочки.

— Ещё не поздно, Вика. Всему есть предел, хватит притворяться, твоему лицемерию нет границ!

— Просто удивляюсь самой себе. Своей бесчувственности и эгоизму. Я потеряла память, но не стыд…

— Правда? — хмыкнул Макс. — Вот уж не ожидал услышать это от тебя.

Она посмотрела таким невинным взглядом, что он поневоле улыбнулся. Лицо её в этот момент было совсем невинным, почти детским. На минуту натянутость между ними ослабла. Ему даже показалось, что уголки её губ готовы были растянуться в ответной улыбке. И тут Макс вспомнил, какими мягкими и податливыми, какими сладкими они были. В глубине бездонных глаз девушки что-то жарко полыхнуло, и он подумал — всё она помнит… Всё, что было между ними… Лгунья!

Вика неожиданно вспыхнула, отстранилась от Алексея и сделала несколько шагов к двери.

— Прекращай ломать комедию и разыгрывать амнезию… — Макс схватил её за руку и развернул к себе.

Но договорить не успел. Дверь бесшумно распахнулась, и вышел врач, круглое лицо которого выражало некоторую озабоченность.

— Состояние вашего отца стабильное, но улучшения не наблюдается. После ужина ещё раз осмотрю Георгия Степановича и дам ему снотворное.

— Вот видишь, — Алексей поймал сестру за плечи и принялся их массировать. Отчего-то этот жест заставил Макса скрипнуть зубами. — Всё будет хорошо! Пойдём, перекусим.

— Вы идите, — Вика убрала его руки. — А я ещё посижу с отцом. Попробую покормить его…

— Я не хочу, чтобы ты осталась голодной… — заикнулся было Алексей, но Макс быстро перебил его:

— А мы попросим подать ужин для Вики в эту комнату.

Девушка, не глядя на них, пробормотала:

— Нет-нет, я правда ничего не хочу. Не стоит за меня беспокоиться, — и быстрым шагом направилась в спальню.

Мужчины принялись сверлить друг друга злобными взглядами. Врач поспешил ретироваться.

Глава 15

Нина


Обуреваемая переживаниями за отца, я медленно спускалась по лестнице. Пусть я и не помнила его, сердце всё равно от жалости разрывалось на части. Отец настолько обессилил, что едва мог проглотить пару ложек бульона. Врач говорил о возможном ухудшении и рекомендовал продолжить обследование в больнице. Об этом предстояло поговорить с остальными родственниками, но только не сегодня… У меня просто не было сил ещё раз встретиться с Максом. В коридоре оказалось пусто, в холле тоже. Алексей, видимо, тоже ушёл к себе.

Прошёл ещё один день, а я так ничего и не вспомнила. Мне ни о чём не говорили ни семейные портреты, ни обнаруженные на родительском столе детские рисунки, подписанные моим именем, ни детские игрушки. Вместо тёплых воспоминаний о семейной жизни были только старые фотографии, как открытки, посланные неизвестно когда неизвестно кому. С которых на меня смотрели счастливые лица братьев, отца, мамы и даже моё собственное…

Если бы не слабый шёпот отца перед тем, как он уснул, мне было бы ещё хуже. Я всё пыталась найти в себе, в своей душе какие-то отголоски, связывающие меня с этим больным человеком и его семьей. Но внутри, кроме жалости и пустоты, не было ничего, и от этого хотелось стенать и бросаться на стены. К тому же я ничем, абсолютно ничем не могла помочь умирающему, лежащему передо мной. Хотя, видит бог, хотела этого всей душой.

Хотела сделать хоть что-то, хотя бы стать его настоящей дочерью. Но не могла. И когда уже собиралась уходить к себе, он вдруг взял мою руку дрожащей дряблой ладонью, в которой едва-едва ощущалась жизнь, и едва слышно, с видимым трудом шевеля морщинистыми губами, прошептал: «Не мучай себя… Всё образуется…» Мне стало и легче, и тяжелее. К глазам подступили слезы.

Бедный папа! Надеюсь, он хотя бы немного обрадовался появлению блудной дочери. Мы так и не смогли толком поговорить. Как бы ни хотелось изменить прошлое, теперь ничего не поделаешь. А ведь все меня отговаривали от этого круиза. Все, кроме, пожалуй, Алексея…

Проглотив горький ком, я пошла на кухню. Плохо ориентируясь в огромном доме, я не могла запомнить расположение комнат и чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Неужели это всё-таки мой родной дом? Почему я здесь ничего не помню?

«Хватит, — приказала я себе. — Пора взять себя в руки. Если кому и нужна сейчас поддержка, так это отцу. Не время думать о себе».

Дверь на кухню была открыта, там горел свет. Я увидела стоявшего возле холодильника Макса и тяжело сглотнула. Собиралась было развернуться, но не успела…

— Проголодалась? — спросил он. И я почему-то острее почувствовала голод. Прошла в комнату и решительно направилась к холодильнику. Пусть я этого и не ощущаю, но всё же это мой дом. — Ты ж никогда раньше не ела на ночь. Фигуру берегла, — насмешливо бросил мужчина.

— Да? — я растерялась и пожала плечами. — Может быть.

— И бутерброды тоже не употребляла, — Макс откусил от своего, наблюдая за моими движениями. В синих глазах было нечто холодное и уверенное. Такой взгляд может заморозить воду. Да что такое между нами произошло? Его близость и непонятное поведение лишь подстёгивали воображение…


Стараясь казаться безразличной, я протянула руку и взяла с тарелки бутерброд. Ноздри защекотал аппетитный аромат.

— Есть горчица?

Макс подошёл ближе, и моё сердце забилось в два раза быстрее. В ногах появилась непонятная слабость, пришлось опереться на стол.

— Как интересно, — он взял с полки тюбик и выжал из него на мой бутерброд нечто вроде розочки. — И её ты тоже терпеть не можешь. Горчица и кетчуп всегда были твоими злейшими врагами. Хочешь, я твоего любимого хамончика нарежу?

— Спасибо, не сейчас! — я испуганно замотала головой, пытаясь вспомнить, что это такое.

Недолго думая, я вонзила зубы в кусок хлеба с салями и сыром. Лучше не думать о близости этого мужчины… Не замечать, что он рядом, пока не вернётся память. Тем более что мы вроде как кошка с собакой.

— Аппетит, в отличие от памяти, у тебя отменный. И это радует! — В каждом слове мне явственно слышалась издёвка.

А Макс отвернулся, словно внезапно потеряв ко мне интерес. Подошёл к окну, поиграл пальцем с жалюзи.

Бутерброд быстро таял во рту. Казалось, в жизни я не пробовала такой вкуснятины.

— Кто это приготовил? Пальчики оближешь! — Мне в самом деле ужасно нравилось то, что я ела. Но лицо мужчины почему-то брезгливо скривилось:

— Тьфу, Вика, ты серьёзно думаешь, я поверил в твою амнезию?

— Можешь верить или не верить, смеяться или плакать, — пробубнила я с набитым ртом.

— Надеюсь, отец быстро уснул и не слышал твоей болтовни о потере памяти.

Опять он за своё! Нравится меня провоцировать? Макс просто невыносим!

С каменным лицом я взяла с тарелки второй бутерброд и принялась уминать его за обе щеки. Непонятно, откуда взялся такой зверский аппетит. Скорее всего, от нервов…

— Признайся, Викки, — голос Макса стал обманчиво мягким. — Твой рокер оказался сплошным разочарованием? Может, не смог тебя удовлетворить…

Хлебный мякиш комом встал в горле, так что я едва не поперхнулась. Щёки густо и горячо залил румянец, но в этот момент на кухне появился Алексей. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — он в бешенстве. Тёмные глаза метали молнии.

Сейчас кому-то не поздоровится… А именно — Максу.

— Давай проясним ситуацию, а? Думаешь, ты самый крутой? Можешь учить нас всех жизни, а сам весь такой из себя идеальный? Да если бы не я, Вика до сих пор бы лежала бы в больнице, так ничего о себе и не зная. Не веришь ей — спроси лечащего врача. И хватит уже этих дебильных наездов, оставь сестру в покое!

Макс скрестил руки на груди:

— Ты всегда во всём потакал этой избалованной девчонке и сейчас продолжаешь. Ей хочется жалости…

— Жалости?! — я схватила тюбик с горчицей, намереваясь сотворить что-то нехорошее, но вовремя остановилась. — Брат, называется!

Горло сжало, из глаз готовы были брызнуть слёзы. Тюбик выпал из рук, я развернулась и бросилась из кухни.

— В тебе говорит лишь уязвленное самолюбие! — долетел до слуха раскатистый голос Алексея. — Не терпится отомстить за то, что она тебя бросила?!

Бросила?..

Слёзы высохли. У нас с Максом что, на самом деле был роман?.. С братом?! Пусть и сводным?

Охнув, я зажала рот ладонью и кинулась к лестнице. Всё было намного хуже. Такого я даже представить себе не могла, даже в страшном сне не видела. Сколько же всего я успела в своей жизни натворить? И зачем?! Сколько ещё скелетов прячется в моём шкафу? Куда ни посмотри, везде покинутые, брошенные мной люди.