Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

Ему не нравилось, что она возбуждает в ней такие чувства. Но он все-таки отвезет ее в Уэйко ибо иначе ему никогда не забыть этого красивой заплаканного личика и кошачьих глазок, полные отчаяния. А зачем ему мучиться от этого всю жизнь? Ведь последние четыре года образ испуганной девочки, напоминавшей ему погибшую сестру, буквально преследовал его.

К несчастью, что-то связало их с того самого дня, как он впервые увидел ее. Связало теми мучительными узами, которые не давали ему покоя. Очень скоро и она потеряет покой. Когда он пощадил ее, она стала как бы частью его самого.

Кортни не знала этого, да и зачем ей было знать?

Его возвращение в Рокли было ошибкой. Чандос только хотел посмотреть, там ли она, а кончилось тем, что он опять бросился спасать девчонку от ее же собственной глупости. Это стало еще большей ошибкой. Какое ему, собственно, до нее дело? Он за нее не отвечает. Чандос хотел избавиться от странного наваждения, порвать связующую их нить, а вместо этого отправился с ней в Уэйко. Да, он определенно спятил.

— Чандос?

Он вытер с лица остатки мыльной пены, схватил рубашку с седла и, надевая ее, повернулся к Кортни. Она сидела у огня, такая женственная и похожая на настоящую леди. В одной руке она держала оловянную кружку, в другой — печенье. Ее щеки были залиты краской смущения, и, избегая его взгляда, она оглядывала бескрайнюю долину, лишенную всякой растительности. Чандос сразу же догадался о ее проблеме и ждал, что она будет делать.

Глаза ее на миг встретились с его глазами и стыдливо опустились.

— Я… кажется, мне надо… то есть… о, не важно! Ему стало смешно. Нет, это просто невозможно! Ведь будет терпеть, а не скажет того, что считает неприличным.

Он медленно подошел к костру и присел рядом с ней на корточки.

— Тебе надо что-то сделать с этим, — сказал он, приподняв прядь волос с ее плеча.

Кортни невольно уставилась на его бронзовую грудь, покрытую черными волосами. Вообще-то ему не следовало подходить к ней так близко, не застегнув рубашку. Кортни подумала, что ей придется привыкать к его бесцеремонности, раз уж она пустилась в путь с этим человеком, не имеющим понятия о правилах приличия.

— Хорошо, — сдержанно ответила она. Достав из кармана шпильки, Кортни быстро скрутила свои золотисто-каштановые волосы в узел, закрепив его на затылке. Чандос внимательно наблюдал за ней, но она все так же отводила глаза. Он решил, что надо оставить ее ненадолго одну.

— Я поеду сейчас, — бросил он и, поймав ее тревожный взгляд, добавил:

— Не задерживайся, а то потом не догонишь.

Взяв кофейник и свою оловянную кружку, он забросал костер и уехал. Кортни вздохнула с облегчением: у нее есть несколько минут, чтобы удовлетворить естественные потребности.

И вдруг она догадалась, что Чандос все понял. Какой стыд! Ну что ж, видно, придется забыть о щепетильности и приноровиться к путешествию с мужчиной.

Кортни не стала терять времени, опасаясь сильно отстать от Чандоса, и вскоре поспешила за ним.

Оказывается, она зря волновалась. Он отъехал всего на четверть мили и остановился, сидя лицом к западу и даже не обернувшись при ее приближении. Подъехав, она остановилась. Только тут Чандос взглянул на нее и протянул ей полоску вяленого мяса.

— Возьми! Это поможет тебе продержаться до полуденного привала.

Значит, он знал, что она голодна. Несколько кусочков сухого печенья не утолили голода, ведь она ничего не ела со вчерашнего утра.

— Спасибо, — поблагодарила она, не поднимая глаз.

Но Чандос, казалось, не спешил. Он уставился на нее, и Кортни все же пришлось встретиться с ним взглядом. Его голубые глаза были, как всегда, удивительно прекрасны.

— Это твой последний шанс повернуть назад, леди.

— Я не хочу этого.

— Ты поняла, на что себя обрекаешь? В дороге нет ничего даже отдаленно напоминающего о цивилизации. И я уже предупреждал тебя, что нянчиться с тобой не стану. Не жди, что я буду делать за тебя то, с чем ты можешь справиться.

Кортни кивнула:

— Я сама о себе позабочусь. Я прошу только, чтобы ты защитил меня в случае необходимости. Ты ведь сделаешь это?

— Сделаю все, что в моих силах.

Он отвернулся, чтобы убрать связку сухого вяленого мяса в седельную сумку, и Кортни вздохнула. Ладно, хоть об этом договорились! Если бы он еще не показывал ей постоянно, что она принудила его к этой поездке, они могли бы поладить. И зачем только он называет ее «леди». Ведь это не почтительность, а насмешка.

— У меня есть имя, Чандос, — решилась она. — Меня зовут…

— Я знаю, как тебя зовут, — отрезал он и пустил лошадь в легкий галоп.

Кортни удивленно смотрела ему вслед.

В полдень, когда они собирались переходить вброд реку Арканзас, Кортни впервые увидела индейца. Все утро Чандос скакал на запад, к реке, а потом поехал вдоль берега на юг, подыскивая мелкое место для переправы.

Кортни слепила река, сверкавшая в лучах полуденного солнца, и она едва различала тени вдоль берега, заросшего деревьями. Поэтому, увидев, как что-то шевелится в кустах, она не придала этому значения, а мужчину с длинными черными косичками приняла за мираж.

Когда она сказала Чандосу, что ей померещился индеец на другом берегу реки, куда они собирались переправиться, он равнодушно пожал плечами:

— Если и так, ничего страшного. Не волнуйся.

Взяв ее лошадь и старую Нелли за поводья, он повел их к реке. Кортни сразу же забыла про индейца, думая лишь о том, как бы удержаться в седле. В ледяную воду погрузились сначала ее ноги, потом бедра и ягодицы. Пегая кобыла взбрыкивала и пригибалась, преодолевая бурное течение.

Наконец они выбрались на берег, и Кортни развесила на кустах свою мохеровую юбку, переодевшись в непривычные брюки. Она воспылала благодарностью к маленькой лошадке, которая в целости и сохранности переправила ее через реку. Ее кобыла и мерин Чандоса, Шуафут, были пегими.

Кортни знала, что таких пегих лошадей любили индейцы — наверное, из-за их терпения и выносливости.

У Кортни никогда еще не было своей лошади, и теперь, оглаживая ее холку, она решила дать ей имя.

Она еще возилась в кустах с лошадьми, стараясь подольше не появляться перед Чандосом в брюках.

В магазине она не успела примерить их, решив, что они ей подойдут. Но Кортни ошиблась — это были брюки для мальчиков, а не для мужчин. Сейчас только сильный голод заставил ее выйти из-за кустов.

Чандос ушел к реке набрать во фляги воды, но Кортни забыла о нем, увидев готовившуюся на костре еду. Котелок, висевший над слабым огнем, весело булькал, и над поляной плыл аромат тушеного мяса. Кортни нашла ложку и, сглатывая слюну, нагнулась над котелком.

— Проклятие!

Кортни, вскрикнув от удивления, выронила ложку и обернулась к Чандосу. Он стоял в нескольких шагах от нее. В одной руке он держал фляги, другую прижимал ко лбу, словно превозмогая боль. Но едва он опустил руку и сердито уставился на Кортни, она поняла, что у него ничего не болит.

— Чандос?

Он молчал, оглядывая брюки девушки, плотно облегавшие ее. Кортни знала, что они слишком тесные, но от взгляда Чандоса почувствовала себя раздетой.

Она вспыхнула:

— Не смотри на меня так! Я не хотела покупать их, это Матти уговорила меня, сказав, будто ты хочешь, чтобы я походила на мужчину — для маскировки. Откуда я могла знать, что они не подойдут мне? Я никогда не покупала себе мужскую одежду. А на примерку мне не хватило времени — ты же дал мне всего час на…

— Заткнись! — оборвал он. — Мне плевать, почему ты нацепила их. Сними сейчас же и надень свою юбку!

— Но ты сам велел мне купить их! — раздраженно возразила Кортни.

— Я велел тебе купить брюки и рубашку. Это не значит… Если ты будешь крутить передо мной своей маленькой задницей…

— Как ты смеешь… — задохнулась она.

— Не испытывай мое терпение, леди, — рявкнул он. — Надевай юбку!

— Она еще не высохла.

— Да если даже она промокла до нитки — надевай сейчас же!

— Прекрасно! — оскорбление вскричала Кортни. — Но только потом не злись, если я простужусь и тебе придется…

Ухватив ее за плечо, он так стремительно повернул ее, что Кортни, не удержав равновесия, упала в его объятия. Потом Кортни подумала, что он и сам очень удивился этому, иначе почему, вцепившись в ее ягодицы, не отпускал их и тогда, когда она вновь обрела равновесие? Не слишком ли много он себе позволяет?

— Ну? — сурово спросила Кортни. — Ты, кажется, хотел, чтобы я переоделась?

Он заговорил низким голосом, который успокаивал и странно волновал Кортни:

— Ты меня совсем не понимаешь, правда. Кошачьи Глазки?

Кортни испуганно спросила:

— Может… может, отпустишь меня? Но он не отпустил, и на какую-то долю секунды в глазах его промелькнуло смущение. Кортни затаила дыхание.

— Учти, леди, — буркнул он наконец, — постарайся больше так не удивлять меня. Можешь носить свои брюки, раз уж, как ты утверждаешь, я велел тебе их купить. А то, что мне они не по вкусу, так это в конце концов мои трудности.

Похоже, он так извиняется за свое странное поведение? Уж конечно, она постарается больше не удивлять его, ибо от этого он становится каким-то очень уж странным.

— Тогда, если не возражаешь, я сначала поем и подожду, пока моя юбка еще немножко подсохнет. Согласен?

Он кивнул, и Кортни пошла к вьючной лошади за тарелками.

Перекусив, они вновь двинулись в путь, по-прежнему держась поблизости от реки, но стараясь не въезжать в густые прибрежные заросли. Примерно через час Кортни опять увидела индейца. Тот самый он или нет? Откуда ей это знать? Но теперь она уже не сомневалась, что это действительно индеец, а не обман зрения. Он сидел верхом на пегой лошади и с невысокого холма к западу от них рассматривал ее и Чандоса. Она поравнялась с Чандосом.

— Ты видишь его?