Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

Квадрат желтого света падал на грязную улочку за небольшим домом. Этим субботним вечером здесь, в стороне от шума и гама главной улицы, было тихо.

Чандосу сказали, что в этом переулке в основном живут девушки из варьете. Одна из них была любовницей Уэйда Смита. Ее звали Лоретта.

Чандос потратил уйму времени на ее поиски, потому что здесь, в Парисе, Смит жил под другим именем. Кроме того, Смит скрывался от полиции. Никто не знал его как Уэйда Смита, и лишь немногие знали его под именем – Уилл Грин.

Чандос знал, что этот Уилл Грин мог оказаться совершенно другим человеком. Но мог оказаться и тем, кем надо. Чандос не хотел рисковать. Он долго стоял в тени, пересекавшей переулок, и наблюдал за домиком, прежде чем подойти к нему. Пистолет был наготове. Его сердце быстро билось. Он был возбужден. Вот он, момент истины, которого он так долго ждал. Он скоро должен был встретиться лицом к лицу с убийцей своей сестры.

Украдкой подойдя к двери, Чандос осторожно потянул за дверную ручку. Дверь была не заперта. Он подождал, приложив ухо к двери, но ничего не услышал. Только шум крови, гулко пульсировавшей в висках.

Он снова медленно повернул ручку и с размаху толкнул дверь ногой. От удара передняя стена дома дрогнула. Несколько тарелок на полке опрокинулось, чашка выкатилась на середину грязного пола. Светловолосая голова на кровати повернулась и уставилась на револьвер Чандоса.

Грудь, проглядывавшая сквозь простыню, была крошечной, едва сформировавшейся. Чандос понял, что девочке, лежащей в постели, не может быть больше тринадцати или четырнадцати лет. Он ошибся домом?

– Лоретта?

– Да.

Девушка съежилась от страха.

Чандос тяжело вздохнул. Это был правильный дом. Он должен был помнить, что Смиту нравились молоденькие.

Она была сильно избита. Одна сторона ее лица была темной и опухшей. На другой – подбит глаз. От ключицы до левого плеча тянулся темный синяк, руки покрывали синяки поменьше, будто ее хватали за руки. Ему не хотелось думать о том, как выглядит ее тело, скрытое простыней.

– Где он?

– К-кто?..

Ее голос звучал по-девичьи жалко и испуганно. Услышав его, Чандос понял, каким жутким выглядел в глазах девушки. Он не брился с тех пор, как оставил Кортни. Его револьвер все еще был направлен на девочку. Чандос спрятал его в кобуру.

– Я не сделаю тебе больно. Мне нужен Смит.

Она напряглась. Когда страх сменился гневом, в открытом глазу вспыхнул злой огонь.

– Опоздали, мистер. Я сдала этого ублюдка. Он избил меня в последний раз.

– Он в тюрьме?

Она кивнула.

– Да, черт бы его побрал. Я знала, что в город приехал рейнджер, иначе не сдала бы. Я не доверяю здешней тюрьме, поэтому попросила своего друга Пеппера пригласить рейнджера ко мне. Я рассказала рейнджеру, что за человек Уэйд. Видите ли, Уэйд говорил мне о девушке, которую он убил в Сан-Антонио. Однажды он пригрозил, что убьет меня точно так же. Я ему поверила.

– Рейнджер его поймал? – спросил Чандос, стараясь не выказывать нетерпения.

– Да. Он вернулся сюда позже, он и маршал. Они поймали Уэйда со спущенными штанами. Этот ублюдок все еще хотел меня, даже такую. По-моему, ему нравится, когда я так выгляжу.

– Давно это было?

– Три дня назад, мистер.

Чандос застонал. Три дня, будь они прокляты. Если бы не змеиный укус и охотники за головами, схватившие Кортни, он попал бы к Смиту как раз вовремя.

– Если хотите увидеть его, мистер, – продолжила Лоретта, – вам придется поторопиться. Этот рейнджер сказал, что в Сан-Антонио довольно доказательств против Уэйда, поэтому его повесят сразу после скорого суда.

Чандос не сомневался в этом. Он побывал в Сан-Антонио вскоре после убийства и разузнал о нем все, что можно. Именно там он впервые потерял след Смита.

Чандос кивнул.

– Я твой должник, детка.

– Я не детка, – сказала она. – По крайней мере, не выгляжу маленькой, когда крашусь. Я уже год работаю в варьете.

– Против этого должен быть какой-то закон.

– Надо же, – ответила она. – Стрелок-проповедник. С ума сойти.

Когда он не принял ее вызов, а просто повернулся, чтобы уйти, она крикнула:

– Эй, мистер, вы не сказали, зачем вам Уэйд.

Чандос обернулся. Она легко могла бы стать следующей жертвой Смита. Девушка не понимала, как ей повезло.

– Я искал его как убийцу, детка. Та девушка в Сан-Антонио была не единственной, кого он убил.

Даже через комнату он увидел, как ее руки покрылись мурашками.

– Ты… ты не думаешь, что он мог уйти от рейнджера, правда?

– Нет.

– Думаю, лучше мне переехать, как только вылечу ребра. – Она сказала это больше для себя, чем для него.

Чандос закрыл дверь. Он закрыл глаза и постоял у домика, думая о том, стоит ли догнать рейнджера. Вероятно, он справился бы с этим, но законник не отдаст ему Смита. Если завяжется поединок, ему придется убить рейнджера, просто выполняющего свой долг. Чандос никогда такого не делал и теперь не собирался.

А еще с ним была золотоглазая. Если он не вернется в Аламеду через четыре дня, она подумает, что он солгал. Чего доброго, может попробовать сама отправиться в Уэйко.

Его успокаивала мысль о возможности скорого возвращения. Но было во всем этом нечто, что ему не нравилось. Когда, черт возьми, она успела стать его главной заботой?

Чандос направился в конюшню, чувствуя, как в нем закипает разочарование. Он не списывал Смита со счетов просто потому, что снова остался ни с чем. Конечно, так было не первый раз. Сначала он отвезет Кортни в Уэйко, а затем отправится в Сан-Антонио. Он не хотел отдавать Смита палачу. Этот ублюдок принадлежал только ему.

Субботний вечер Кортни провела, сочиняя письмо Мэтти. Она оставила Рокли три недели назад. Боже правый, неужели прошло всего три недели? Ей казалось, что с тех пор пролетел не один месяц.

Ей захотелось сообщить подруге, что она не сожалеет о своем решении отправиться в Уэйко. Мама Альварес заверила Кортни, что по пути в Канзас через Аламеду проезжает множество людей, и найти кого-то, кто согласится доставить ее письмо, будет не трудно.

Поэтому она написала Мэтти обо всех своих приключениях, но воздержалась от упоминания о том, что она влюбилась в своего провожатого. В конце письма она выразила надежду найти своего отца.

По словам Мамы Альварес, от Аламеды до Уэйко было меньше недели пути. Вскоре Кортни предстояло узнать, не обманула ли ее интуиция, или она гонялась за призраком. Ей не хватило смелости долго раздумывать над вторым вариантом. Если она не найдет отца, то очутится в Уэйко одна без денег. Ведь девушка должна была отдать Чандосу все, что у нее осталось. Случись так, она понятия не имела, что делать дальше.

День прошел спокойно. Кортни перестала высматривать Чандоса. Ей захотелось спуститься вниз в ресторан и поужинать. Но Мама запретила ей даже думать об этом, напомнив, что Чандос велел ей оставаться в постели и дать отдохнуть лодыжке. Ступня болела уже не так сильно. Кортни даже попробовала осторожно встать на травмированную ногу и походить без костыля, но в конце концов сдалась. Мама Альварес желала ей только блага. Она была сама доброта – полная противоположность дочери.

Расспросив Альварес, Кортни выяснила, что Калида работает в салуне по ночам, разнося напитки – только это, больше ничего, заверила ее Мама. Кортни чувствовала, что та не одобряет занятие дочери. Мама подчеркнула, что Калиду никто не заставлял работать, и она занималась этим только потому, что ей так хотелось.

– Упрямая. Моя niсa[20] упрямая. Но она взрослая женщина. Что я могу поделать?

Кортни понимала: можно работать, чтобы чувствовать себя полезной или ради дополнительных денег. Но в салуне?.. Когда в этом нет никакой нужды?

Она решила: ей повезло, что день обошелся без визитов неприятной Калиды, и с этой мыслью вычеркнула ее из своей памяти.

В тот вечер она рано легла спать. Мама ушла на вечеринку, Калида работала, поэтому в доме было тихо. На улице, однако, было очень шумно – субботний вечер есть субботний вечер, и в этом Аламеда ничем не отличалась от других пограничных городов. Мужчины гуляли всю ночь, зная, что смогут выспаться утром в воскресенье. У большинства из них не было жен, которые тащили бы их утром в церковь.

Она улыбнулась вспомнив, как часто видела в Рокли мужчин, клевавших в церкви носом, их бледные лица и покрасневшие глаза. Она видела даже, как некоторые хватались за голову от боли, когда проповедник говорил слишком громко. Должно быть, здесь, в Аламеде, дела обстояли так же.

Наконец, она уснула и почти сразу же увидела сон. Однако сон был неприятным. Ей было больно. Тяжесть сдавливала ей грудь. Она плакала и не могла дышать. А потом появился Чандос и велел ей прекратить плакать, развеяв ее страхи, – так, как это умел только он.

Затем Чандос принялся ее целовать, и она медленно проснулась, обнаружив, что он и в самом деле ее целует. Тяжесть, навалившаяся на нее во сне, была тяжестью его тела. Она не переставала удивляться, что он ее не разбудил, – впрочем, лишь радуясь, что в нем проснулось желание. Он так редко ему отдавался.

Она обняла его за шею и притянула к себе. Усы защекотали ее лицо. Кортни похолодела.

– Ты не Чандос! – крикнула она, изо всех сил оттолкнув от себя мужчину.

Страх сделал ее голос пронзительным, и его рука закрыла ей рот. Бедро незнакомца глухо стукнулось о ее, и она почувствовала, как его напрягшееся мужское достоинство уткнулось ей в живот. Незнакомец был голым. Когда Кортни это поняла, у нее вырвался крик, но его рука снова заглушила его.

– Тс-с-с… Dios![21] – Она укусила его за руку. Он отдернул ее, но тут же снова зажал ей рот. – Да что с тобой такое, чертова баба? – зло прошипел он.

Кортни попыталась заговорить, но он не отнимал руку от ее рта.