К черту Сару! Она говорила так по той простой причине, что не хотела, чтобы Эдвард был жив. Она нашла себе мужа, с которым собиралась разбогатеть, и который подходил ей больше, чем Эдвард.

Кортни вышла из жилой части в глубине постоялого двора в зал. На стойке горела свеча, но молодого Тома нигде не было видно, хотя он должен был стоять за стойкой всю ночь на случай, если к ним явится какой-нибудь новый клиент. Не застав работника за стойкой, гость может перебудить весь дом, чтобы получить комнату. Бывало и такое.

Но Кортни было наплевать сейчас и на Тома, и на то, что ее могут увидеть в одном халате и ночной рубашке. Со свечой в руке и драгоценной газетой под мышкой она поднялась по лестнице к комнатам гостей.

Она точно знала, что собирается сделать. Это будет самый смелый поступок в ее жизни. Если бы она задумалась о том, что ей предстоит, она бы ни за что не осмелилась на этот шаг, только она решила не думать. Не сомневаясь ни секунды, она постучала в дверь, хотя ей хватило здравого смысла постучать тихо. Сколько сейчас времени, она не знала, но не хотела разбудить кого-то, кроме Чандоса.

Она постучала в третий раз, когда дверь вдруг распахнулась, и ее грубо затащили внутрь. Ее рот накрыла крепкая рука, а к спине прижалась каменная грудь. Ее свечка упала, и, когда дверь захлопнулась, комната погрузилась в полную темноту.

– Вам никто не говорил, что тот, кто будит людей посреди ночи, может не дожить до утра? Кто-нибудь спросонок мог не заметить, что вы женщина.

Он отпустил ее, и Кортни чуть не упала на пол.

– Простите, – начала она. – Мне… мне нужно было увидеть вас. И я боялась ждать до утра… боялась, что могу не застать вас. Ведь утром вы уезжаете, да?

Вспыхнула спичка, и она замолчала. Он поднял ее свечу – как он умудрился увидеть ее в темноте? – зажег и поставил на низкий комод. Кортни заметила рядом с комодом седельную сумку и седло. Он что, вообще не разбирал и не раскладывал свои вещи? Похоже, что нет. Он показался ей человеком, который готов в любую секунду сняться с места.

Она бывала здесь сотни раз, приходя с уборкой, но сегодня комната выглядела по-другому. Большой тканый ковер был свернут и отставлен к стене. Почему? И почему прикроватный коврик засунут под кровать? Полотенца и вода, которую она принесла раньше, были использованы – полотенца сохли над столиком для умывальных принадлежностей. Занавески были задернуты, единственное окно закрыто и, скорее всего, заперто. Чугунная печка в центре комнаты была холодной. На спинке стула, стоявшего посреди комнаты у холодной печи, висели чистая голубая сорочка, черный жилет, платок, в которые он был одет ранее, и ремень. Пустая кобура висела у кровати. Черные сапоги стояли на полу.

Вид измятой постели привел ее в ужас, заставил попятится к двери. Она разбудила мужчину. Как она могла сделать нечто настолько непозволительное?

– Простите, – извинилась она. – Я не должна была вас беспокоить.

– Но побеспокоили. Значит, вы не уйдете отсюда, пока я не узнаю, зачем.

Это прозвучало как угроза, и, когда это до нее дошло, она вдруг поняла, что он стоит перед нею голый по пояс, и что из одежды на нем только не до конца застегнутые брюки. Она заметила широкую полоску темных волос между его сосками, которая соединялась в форме буквы «Т» с прямой линией волос, спускавшейся по центру живота и исчезавшей в брюках. Также она заметила короткий, хищного вида нож, просунутый в одну из петель его пояса. Пистолет, вероятно, был засунут сзади за пояс брюк.

Нет, открывая дверь, он не стал бы рисковать. Она знала: люди на Западе живут по другим законам, и такие мужчины, как этот, всегда настороже.

– Леди?

Она сжалась. В его голосе не было нетерпения, но она понимала, что уже надоела ему.

Она нерешительно посмотрела ему в глаза. Они были такими же непроницаемыми, как и всегда.

– Я… я надеялась, что вы мне поможете.

Как она и думала, пистолет оказался при нем. Он вынул его, подошел к кровати и вложил в кобуру. Потом сел на кровать, задумчиво глядя на Кортни. Этого она уже выдержать не могла. Смятая постель, полуголый мужчина. У нее загорелись щеки.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Вы отвезете меня в Техас?

Она сказала это в порыве, не задумываясь. И была рада.

Чуть помолчав, он сказал:

– Вы сошли с ума, да?

Она вспыхнула.

– Нет. Уверяю вас, я говорю серьезно. Мне очень нужно в Техас. Я узнала, что мой отец там, в Уэйко.

– Я знаю Уэйко. Отсюда до города больше четырехсот миль… И половина этого пути проходит через земли индейцев. Вы, очевидно, не знали этого?

– Знала.

– Но думали ехать другим путем?

– Это ведь самый быстрый путь, да? Это маршрут, по которому мы с отцом поехали бы четыре года назад, если бы… Не важно. Я знаю, что там опасно, поэтому прошу вас сопровождать меня.

– Почему я?

Она задумалась на мгновение, прежде чем очевидный ответ пришел ей на ум.

– Мне больше не к кому обратиться… Вернее, есть один человек, но цена была бы слишком высокой. Сегодня вы доказали, что способны защитить меня. Я уверена, что с вами я доберусь до Уэйко в целости и сохранности. – Она замолчала, думая, сказать ли ту, другую, вещь. – Ну, есть еще одна причина, как ни странно это прозвучит. Вы кажетесь мне… знакомым.

– Я не забываю лиц, леди.

– О, я не говорю, что мы встречались. Я бы, конечно, запомнила вас, если бы мы встречались. Думаю, это ваши глаза. – Если бы она сейчас рассказала ему, как его глаза успокаивают ее, он бы точно решил, что она сумасшедшая. Она до сих пор не понимала причин таких странных чувств, поэтому не стала об этом упоминать. Вместо этого она сказала:

– Может быть, в детстве я доверяла кому-то с такими, как у вас, глазами, не знаю. Я лишь знаю, что почему-то рядом с вами я чувствую себя в безопасности. И, если честно, я не испытывала этого чувства с тех пор как… рассталась с отцом.

Чандос ничего не сказал на это. Он встал, подошел к двери и распахнул ее.

– Я не повезу вас в Техас.

Ее сердце сжалось. До этого ее волновало только то, как она будет просить его, а не возможность его отказа.

– Но… но я заплачу.

– Меня нельзя нанять.

– Но… вы едете в Уичито, чтобы получить деньги за труп.

Похоже, эти слова его позабавили.

– Я все равно проехал бы через Уичито по дороге в Ньютон.

– О, – промолвила она, – я не знала, что вы планируете остаться в Канзасе.

– Я этого не планирую.

– Тогда…

– Ответ: нет. Я не нянька.

– Но я не беспомощная… – горячо начала Кортни, но ее остановил его полный сомнения взгляд. – Я найду другого провожатого, – наконец решительно произнесла она.

– Я бы не советовал. Вас убьют.

Это было слишком похоже на то, что сказала Сара, и Кортни рассердилась.

– Я сожалею, что побеспокоила вас, мистер Чандос, – резким, уверенным тоном произнесла она и, высоко подняв голову, вышла из комнаты.

Глава 10

Ньютон, небольшой городок в двадцати пяти милях к северу от Уичито, постепенно отвоевывал у Абилина звание главного центра по перегонке скота в Канзасе. Но, построенный по неприглядному образцу своего предшественника, городок, вероятно, мог выдержать только один сезон, на следующий же всерьез претендовал Уичито.

Южнее железнодорожных путей, в районе, названном Гайд-парк, были сосредоточены все танцзалы, салуны, и бордели. Ковбои заполонили эти злачные места, и адское веселье продолжалось днем и ночью. Сплошь и рядом вспыхивали перестрелки. Так же часто случались драки, которые начинались по малейшему поводу.

Это было обычным делом во время сезона перегона скота, потому что ковбоям платили в конце работы, и большинство из них тратили свои доходы в считанные дни.

Проезжая через Гайд-парк, Чандос заметил, что эти ковбои ничем не отличаются от остальных. Одни, опустошив карманы, отправлялись обратно в Техас, другие – искать приключений. Вполне возможно, кто-то из тех, кто направляется на юг, остановится в Рокли, где Кортни Хорте уговорит его отвезти ее в Техас.

Чандос редко позволял своим мыслям проявляться на его лице, но в эту минуту он был очень близок к тому, чтобы нахмуриться. Стоило ему представить молодую Кортни Хорте посреди прерии в обществе одного из этих голодных до женщин ковбоев, и душевное спокойствие покидало его. Еще меньше ему нравился тот факт, что это его трогает. Глупая восточная женщина. Четыре года, которые прошли с того дня, когда он держал ее жизнь в своих руках, ничему ее не научили. Инстинкт самосохранения в ней так и не проснулся.

Чандос остановился перед салуном Таттла, но не покинул седла. Из кармана жилета он вынул шарик из волос, который носил с собой эти четыре года, – из пряди, что осталась в его руке после того, как он схватил Кортни за волосы.

Тогда он не знал ее имени. Но узнал его вскоре, когда отправился в Рокли, чтобы выяснить, что случилось с этой золотоглазой. Кошачьи глаза – так Чандос мысленно называл девушку даже после того, как узнал, как ее зовут. В эти годы он часто думал о ней.

Конечно, он никогда не представлял ее такой, какой увидел сейчас. В его сознании засел образ испуганной девчушки, не намного старшей, чем была его сестра, когда погибла. Теперь же образ изменился: глупая девочка превратилась в красивую женщину… такую же глупую, как раньше, а то и еще больше. Он легко мог представить, что ее упрямая решимость добраться до Техаса приведет к тому, что ее изнасилуют или убьют, и знал, что эти опасения не безосновательны.

Чандос спешился и привязал лошадь перед салуном. Он еще несколько секунд смотрел на шарик в руке, а потом отшвырнул его, проследив взглядом, как легкий ветерок подхватил его и отнес на несколько футов по грязной улице.

В салуне, несмотря на то, что был еще только полдень, за столами и у стойки расположилось по меньшей мере двадцать посетителей. Там была даже парочка дам легкого поведения. За одним из столов раскладывал карты профессиональный картежник, в другом конце зала пил с друзьями городской маршал, и шумел он ничуть не меньше остальных. Три ковбоя с шуточками спорили, кому достанутся шлюхи. Двое подозрительного вида типов молча пили за столом в углу.