— Купишь новое! — бросила Николь, пока маркиз собирался с ответом. — С деньгами, которые ты зарабатываешь за ночь, раздвинув ноги, это не проблема!


В такие моменты в книгах пишут, что глаза заволокло туманом, что сразу не поняла, что делаю, что действовала в состояние аффекта, но я помнила всё и чётко осознавала холодную ярость, наполнившую меня с ног до головы. Одним быстрым движением я схватила девушку за гриву тщательно уложенных волос поближе к затылку, резко заломила назад и потянула вниз. Взвизгнув, Николь ожидаемо бухнулась на колени и вскинула руки, чтобы избавиться от моих пальцев. Несильным, но болезненным ударом я отбила её запястья и ловко зафиксировала оба. Делов-то умеючи… Тёмные глаза сверлили меня ненавистью и страхом. Пока никто не отреагировал, я тихо прошипела ей на ухо:


— Я не проститутка, это раз. А вы, законные жёны, хуже проституток, ибо тянете деньги с мужей, отказываясь раздвигать ноги, это два. Подумай о своём безобразном поведении и оставь уже Антуана в покое. Не позорься!

— Детка… Алекс… Всё, хватит…


Голос маркиза достиг моего сознания, и я с сожалением отпустила сучку, которая всхлипнула и подорвалась куда-то. Антуан приобнял меня за плечи и повёл прочь:


— Опять хочешь в полицию?


В его голосе я уловила лёгкий смешок и подняла голову. Он улыбался. Он. Улыбался.


— Не хочу, — отказалась я, чувствуя, как дрожат руки. Вот прямо так начали дрожать. И я поняла, как сильно переволновалась, хотя до того мне было наплевать на эту дуру, на людей вокруг, на всё.


Надо отдать должное Антуану — он быстро и ловко увёл меня с выставки к машине, посадил на переднее сиденье и даже сам пристегнул ремень. Потом сел на водительское место и, тронув джип, спросил задумчиво:


— Почему девушки, когда дерутся, всегда хватают за волосы?

— Я тебе покажу, — мстительно пообещала я, вспомнив, из-за чего обкромсалась до корней.


Антуан поперхнулся и ответил:


— Нет, спасибо, лучше на словах.

— Во-первых, это очень больно. Во-вторых, не оставляет следов, — вежливо объяснила, машинально проведя ладонью по собственному ёжику.

— Прости, — пробормотал Антуан, сворачивая направо. — Я куплю тебе новое платье…

— Нафиг не надо, — решительно отказалась я. — Лучше расскажи, почему твоя бывшая жена не оставляет тебя с миром?

— А мы ещё не разведены, — просто сказал он.


Чего? По-русски это называется: а ларчик просто открывался. Значит, у неё ещё есть все права на маркиза, а он забавляется, приводя на совместные мероприятия других девушек? Вот же… Козёл!


Я не сказала ничего, но, видимо, думала так громко, что Антуан услышал. Добавил:


— Мы не живём вместе уже два года. Бракоразводный процесс тянется примерно столько же. Николь упрямится, а я не собираюсь давать ей всё, что она хочет. У неё и так много денег, папина коллекция, она единственная дочь, но, как истинная еврейка, желает всего и побольше. Только из-за этого мадам устраивает скандалы всякий раз, когда наши пути пересекаются. Даже в Ниццу приезжает два раза в год, чтобы меня попрессовать психологически.

— Тебя пожалеть? — бросила я почти со злостью.


Он покачал головой:


— Нафиг не надо.


Мы молчали до самого дома. Уже въехав на паркинг и заглушив мотор, Антуан небрежно сказал:


— Завтра я уезжаю обратно в Ниццу, — и замолчал, видимо, в ожидании моей реакции. Я, хотя ещё и злилась, безразлично пожала плечами:

— Я бы тоже поехала, а то даже на пляже не была.


Это практически означало «возьми меня с собой!», и он понял. Привлёк меня к себе, зарылся носом в ёжик волос и выдохнул:


— Тогда поедем вместе. Но сначала…

— Что?

— Сюрприз, — загадочно произнёс Антуан непроницаемым тоном и навесил на глаза свои обычные шторки.


В свете последних событий от слова «сюрприз» меня слегка зазнобило. Предпочла бы спокойный ужин, такой же спокойный выезд в Ниццу, там сдать травки в лабораторию, узнать результат и изъять, наконец, кольцо. А потом вернуться в Москву. Домой…


По возвращению в квартиру Антуан не оставил своего загадочного вида. Велев мне сходить в душ и выдав тёплую фланелевую пижамку, которая меня ужаснула, испарился куда-то. Меня уже конкретно потряхивало от волнения. Не очень люблю сюрпризы. Точнее, даже очень сильно не люблю. Терпеть не могу. В моей жизни было несколько сюрпризов, без которых я вполне бы обошлась и была бы здоровее и спокойнее. Но Антуану я отчего-то доверяла. Кто знает, почему. Мы сблизились за эти несколько дней. Это и пугало, и радовало одновременно. Радовало — ясно почему, а пугало… Мне придётся обмануть его и исчезнуть. Придётся. А, привязавшись к нему, сделать это без надрыва в сердце будет гораздо сложнее.


Высушив ёжик волос полотенцем и облачившись в пижамку, я вышла из ванной. Антуан уже был в коридоре с чёрным шарфиком в руках. Поиграв бровями, маркиз протянул мне шарфик:


— Завязывай глаза.

— Опять ролевые игры, — уныло пробурчала я. — Мы же вроде договорились…

— Ничего такого, что не понравилось бы тебе, — улыбнулся Антуан. — Давай я сам завяжу, чтобы ты не подглядывала.


Со вздохом я подчинилась. Чёрная ткань плотно легла на глаза, полностью скрыв белый свет. Антуан взял меня за руку и потянул за собой:


— Осторожно, тут ступеньки… Ещё ступеньки. Конец ступенек… Сюда. Наклони голову, вот так… Ступеньки.


Мы поднимались куда-то по винтовой лестнице, и я ясно чувствовала запах затхлости, паутины и голубиного помёта. Космос, куда он ведёт меня? Неужели, на чердак? Думает, там у него встанет от запаха и пачкающей одежду пыли? Всё-таки встреча с бывшей-не бывшей женой завернула маркизу мозги не в ту сторону.


Антуан перебил мои панические мысли:


— Осторожно, переступай! Держись за меня. Ещё три шага и вуаля!


Его рука стащила повязку с глаз, и я не сумела сдержать восторженного вздоха:


— Ва-а-а-у!

— Ну как?

— Это… — у меня не хватало слов на французском, поэтому я выдала длинную непечатную фразу на родном языке.

— Надеюсь, ты не на меня ругаешься, — усмехнулся Антуан, садясь на устроенную на крыше лежанку из нескольких одеял и подушек.

— Я восторгаюсь видом, — я с достоинством присела рядом с ним. — Это совсем не то, что смотреть из окна!

— Я знаю, — скромно ответил маркиз. — Мартини?


В его руке появилась бутылка, откуда-то достались два бокала и блюдечко оливок. Я не смогла удержаться от смеха:


— Подготовился, да? А мы не свалимся отсюда, набухавшись?

— Оградка помешает. Да и не будем мы напиваться, как в прошлый раз.


Я приняла из его руки бокал с брошенной в мартини оливкой и снова обвела взглядом Париж. Солнце заходило за оранжевые облака, превращая купол Инвалидов в горящий факел, а Эйфелеву башню — в золотую статуэтку. Верхушки деревьев, подсвеченные тёмным жёлтым, напоминали осенний парк. Словно в Париже вдруг наступил сентябрь…


Антуан придвинулся ко мне ближе, обнял за плечи, наши бокалы соприкоснулись с лёгким хрустальным звоном.


— Я хочу сказать тебе спасибо.

— За что? — улыбнулась я, отпивая глоток сладкого мартини.

— За то, что ты была со мной. За то, что ты появилась в моей жизни. И даже если ты исчезнешь через несколько дней…

— Ты никогда меня не забудешь, и прочее, и прочее! — продолжила я со смешком. Антуан фыркнул в свой бокал:

— Забуду, конечно, но не сразу!

— Тоже мне, романтик, — притворно обиделась я. — Мы что, будем здесь спать?

— Мы будем здесь встречать рассвет. Закат уже встретили.

— Ты уже так делал? С Николь?


Антуан скривился, словно проглотил кусок лимона:


— Не напоминай. К тому же, она боится высоты. Ты не боишься?

— Все боятся, — я пожала плечами. — Но не все показывают.

— Я не дам тебе упасть, Алекс…


Его губы коснулись моего виска, ладонь переместилась на затылок, Антуан развернул меня к себе и поцеловал. Это оказалось настолько неожиданным, что я замерла, не сразу поняв, что произошло. Он никогда не делал попыток до этого…


Его губы были сладкими, мягкими, настойчивыми. Они покусывали, лаская, до дрожи во всём теле, до безобразных бабочек в груди… Отставив бокал, я нерешительно подняла руку и положила ему на плечо. Как мне хотелось прижаться, обнять, забыть обо всём в кольце тёплых сильных рук! И пусть завтра нахлынет похмелье, пусть вернутся холодный расчёт и планы побега, а сегодня… Этой ночью я буду счастлива. Хоть один раз в жизни.


И я прижалась, и обняла, и отдалась на волю его рук и губ. Рук, которые раздели меня, губ, которые изучили всё моё тело, не пропустив ни кусочка. Искусных пальцев, которые вкупе с языком подняли меня на то самое знаменитое седьмое небо, заставили парить над Парижем в оранжевых облаках под заходящим солнцем… И когда я не сдержалась и застонала от неожиданного наслаждения, услышала тихий страстный шёпот:


— Альошка… Mon coeur, ma petite beauté…


Я? Его сердце? Его прелесть? Мой маркиз, только не влюбляйся, не совершай этой глупости, прошу… Иначе я разобью тебе сердце навсегда.


Он оторвался от моего лона, которое ещё трепетало на волнах прибоя, и прилёг рядом, обнял, прижал щекой к груди. Его сердце билось ровно и быстро, так быстро, что мне стало совестно. Он доставил мне удовольствие, а я не могу отплатить ему той же монетой… Хотя… Почему бы и нет?