Нет, этого просто не может быть. Он не должен умереть. Она не позволит ему умереть.

Но он хотя бы должен начать дышать...

Странно, ей совсем не было страшно. Самое ужасное уже случилось. Разве могла ее смерть стать горше, чем смерть самого близкого ей человека?

Но тут она подумала о маленьком комочке жизни, уже живущем в ее чреве. Ребенок Шейна.

Мысль эта пронзила ее. Она носила его ребенка, и она должна защитить его любой ценой.

Кэтлин открыла глаза, когда бесформенный кусок свинца вонзился в землю, пробив каблук на ботинке Шейна. Она проигнорировала опасность и стала озираться в поисках единственного предмета, который мог спасти ребенка ее мужа, – ружья Шейна.

Где же оно?

Обнаружив ружье, она замерла, лежа, не шевелясь, в ожидании выстрела, чтобы убийца принялся перезаряжать ружье. Она считала про себя секунды. Уже сейчас. Вот-вот...

Шлеп. Пуля вонзилась в землю, выплюнув мелкие камни, в метре от них.

Сейчас! Она перекатилась к ружью, схватила его, легла на живот, взвела молоточек курка, прицелилась и нажала на спусковой крючок...

Ничего не произошло. Кэтлин в замешательстве посмотрела на ружье.

И тут воздух взорвался выстрелами. Но не с холма, а сзади. Она увидела Гейбриела, несущегося к ней галопом с ружьем наперевес. Индеец свис с левой стороны крупа лошади, прячась за ее крупным телом от пуль убийцы, и снова выстрелил.

Кэтлин бросилась к Шейну, все еще надеясь на чудо. Она ждала очередных пуль, но их не было. Холм опустел.

– Трус! – закричала она. – Убегаешь? Ублюдок! Гейбриел на ходу соскочил с лошади и склонился над телом Шейна.

– Он умер, – сказала она. Каждый вдох давался ей с трудом. Она чувствовала запах крови, сочащейся из груди Шейна. Кровь загустела и побурела, пропитав одежду, стекая по бокам, впитываясь в землю.

Гейбриел покачал головой:

– Нет, он еще не умер.

– Он не дышит.

Гейбриел положил руку на грудь Шейна. Кэтлин с ужасом смотрела на рваные раны.

– Я же говорю. Он не дышит, – сказала она. Ее зубы стучали.

Гейбриел приложил ухо к пропитавшейся кровью рубахе. Затем резко вскочил на ноги, схватил Кэтлин за талию и почти забросил ее на лошадь.

– Скачи домой и привези Мэри! – крикнул он.

– Да что в этом толку сейчас? – запротестовала Кэтлин, хватаясь за поводья. На нее накатила апатия. – Уже ни к чему.

– У него еще бьется сердце, – сказал Гейбриел. – Очнись, Кэтлин! Делай, что я говорю.

Он шлепнул лошадь ладонью, и та сорвалась с места. Кэтлин не могла ничего поделать и крепко вцепилась в поводья.

Он жив. Он жив? Неужели он жив?! Мысли метались в голове Кэтлин, пока она мчалась галопом домой. Но если и так, то как долго они смогут удерживать его по эту сторону незримой черты, отделяющей живых от мертвых?

Они привезли Шейна к дому в фургоне и уложили его на дошатом кухонном столе. Все еще без слез, Кэтлин промывала раны мужа крепким мыльным раствором, а Мэри стояла у нее за спиной и шептала что-то по-индейски.

Глаза Шейна оставались закрытыми. Он дышал так слабо, что Кэтлин пришлось сходить за зеркальцем и приставить его ко рту мужа, чтобы убедиться, что он все же дышит.

Мэри хмурилась, отчего ее морщины еще резче прорезали старое лицо. Она кивнула в сторону Шейна, помешивая какие-то травы, варящиеся на огне.

– Много крови терять. Плохо.

– Нужно послать Гейбриела за доктором, – сказала Кэтлин.

Мэри пожала плечами.

– Ты туго думать, миссис жена. Мы чинить, иначе Макенна умирать. Белый доктор – дурак.

– Делай все, что нужно, Мэри, – покорно сказала Кэтлин.

Мэри кивнула.

– Виски не осталось. Надо... – Лицо ее вовсе сморщилось. Она пыталась подобрать правильное английское слово. – Сжечь начисто.

Индианка поставила котелок на стол рядом с Шейном, вымыла руки с мылом и надела чистый фартук.

Кэтлин посмотрела на детей. Уголки губ Дерри опустились вниз, а глаза покраснели от слез. Одна косичка распустилась. Она прижимала к груди бело-рыжего котенка.

Джастис не выказывал никаких эмоций. Его красивое лицо не выдавало никаких мыслей. Глаза застыли, словно обломки дымчатого кварца.

Но Кэтлин прекрасно знала, как много связывало этого мальчугана с Шейном, поэтому из всех них ему будет больнее всего, если Шейн все-таки умрет.

– Джастис, отведи Дерри наверх.

На удивление, он не воспротивился.

– Пойдем со мной, сестренка, – сказал он. – Мэри сделает Макенне лучше. Возьми с собой котенка и... – лицо его на миг помрачнело, – и мы нарядим его в кукольное платье.

Дерри в сомнении посмотрела на Кэтлин.

– Все в порядке, хорошая моя, идите поиграйте.

– Но папоська...

– Твой папочка сильно ранен. Мы постараемся помочь ему.

Дерри оживленно закивала головой.

– Я не хосю, стобы Макенна улетел на небо.

У Кэтлин перехватило в горле, и она была благодарна Урике за то, что та выпроводила детей из кухни. Прежде чем они скрылись за дверями, Джастис обернулся, и Кэтлин прочла в его глазах мольбу.

– С ним все будет хорошо, – сказала она мальчику.

Гейбриел неодобрительно покачал головой.

– Легко сказать... Раны очень серьезные. Одна пуля прошла навылет сквозь бедро, не задев кость. Сложно будет избежать заражения. Еще одна прошла навылет вот здесь, в боку. Рана сильно кровоточит, но если мы ее прочистим, от нее он не умрет. Но вот пуля в плече – это действительно серьезно.

– Но она ведь тоже вышла, так? – спросила Кэтлин. Мэри сказала что-то на индейском, и Гейбриел кивнул.

– Понадобятся бинты и веревки, чтобы привязать его к столу, – сказал он Кэтлин и поспешил из кухни.

Мэри сняла с печи чайник с горячей водой и налила в тазик. Урика положила два ножа в миску, не рискуя поднимать глаза на Кэтлин, и забормотала что-то распевно по-индейски.

Мэри подала знак Кэтлин, чтобы та наполнила жестяную чашку горячей водой. Она растерла пригоршню соли, смешав ее с водой, в жидкую кашицу, затем пропитала чистую тряпицу соляным раствором и тщательно протерла сквозные пулевые ранения на бедре и в боку Шейна. Обрабатывая страшные раны, она причитала в унисон с Урикой.

Кэтлин не понимала ни слова в этой странной молитве, но ритм женских голосов заполнил комнату, вливаясь в разум и сердце, облегчая страдание.

Шейн стонал и время от времени мотал головой, пока Мэри работала над его ранами, но так и не открыл глаза. Потратив еще две чашки раствора, женщины повторили процедуру несколько раз. Затем Мэри сказала что-то непонятное Урике, и та принесла горшочек с медом, поставив его на стол.

– Мед? – недоверчиво переспросила Кэтлин. Мэри кивнула.

– Сегодня брать мед. Другой день, если Макенна жить, использовать... – Мэри нетерпеливо вздохнула, подбирая слова, – паутина. Делать сильный лекарство.

– Мед и паутина... – пробормотала Кэтлин, ничего не понимая. Оставалось лишь молиться Господу. Но она не стала протестовать. Каким бы лекарем ни была Мэри, это в любом случае много больше ее собственных познаний в медицине.

Вернулся Гейбриел с веревками и чистыми бинтами. Он стал привязывать Шейна к столу. Затем Мэри взяла самый острый нож и подержала его над углями в печи, пока сталь не покраснела. Она вернулась к столу и посмотрела на Кэтлин.

– Мэри открыть рану. Миссис жена тащить пуля, – сказала она голосом, не терпящим возражений.

– Я? – У Кэтлин задрожали пальцы.

– Твои пальцы тонкий, – объяснила ей Мэри, – ты тащить.

Каким-то чудом она не упала в обморок во время этой кровавой процедуры. Они вытащили свинцовую, слегка деформированную пулю из плеча Шейна. Не потеряла она сознание и после того, как Гейбриел прижег рану Шейна, из которой обильно потекла кровь, раскаленным ножом, чтобы он не умер от потери крови.

И только когда раны Шейна были обработаны и перевязаны, она позволила себе выбежать из дома. Ее вырвало, и она едва держалась на ногах. Перед глазами все плыло.

Когда она вернулась на кухню, Урика приготовила ей горячую воду, чтобы вымыть руки, и подала чистое полотенце. Мэри протянула ей чашку крепчайшего чая.

– Сильная женщина, – сказала старая индианка. – Из тебя получаться настоящая индейская жена.

Кэтлин отхлебнула обжигающе горячего чая и почти рухнула в кресло-качалку рядом с лежащим на столе Шейном. Теперь оставалось только молиться и ждать.

Она не знала, сколько времени минуло. Вокруг плясали тени от трепещущего пламени лампы. В печи потрескивали дрова. В комнате стоял тяжелый дурманящий запах паленого дерева, дикой вишни и табака.

Кэтлин клонило в сон. Но она не хотела впадать в дрему. За Шейном надо присматривать. Она не сдастся на волю своих слабостей. Она будет сильной. Она сможет. Вот только веки почему-то наливаются свинцом. И сознание путается, все глубже погружаясь в лабиринты сна.

Мэри мяла шею Кэтлин своими сильными руками.

– Спать, – сказала она, массируя онемевшие мышцы, – Мэри дежурить.

– Нет, я сама. – Но глаза ее слипались все сильнее. Усилием воли она еще какое-то время пыталась противиться сну, но в конце концов сдалась.

Когда Кэтлин проснулась, был уже полдень. Шейн весь горел и был в полубессознательном состоянии. Потребовалось еще два дня, чтобы он пришел в себя. Мэри тогда пробормотала, что он будет жить.

– Скакать не скоро, – сказала индианка. – Но Макенна жить. Сильный, как воин.

– Что-то я... не чувствую себя... как воин, – прошептал Шейн слабым сиплым голосом и дотронулся до руки Кэтлин. – , скорее, чувствую себя... как дурак. Я... я тебя подвел. Я... позволил себя подстрелить.

– Я все равно люблю тебя, – прошептала Кэтлин ему на ухо. – Ты хоть представляешь, как много ты для меня значишь?

– Нет. – Он слабо улыбнулся. – Но очень хочу, чтобы ты мне об этом рассказала.

Кэтлин пообещала, что непременно так и сделает. Но она понимала, что Шейн скоро не поправится. От таких ран люди обычно вообще не живут. Так что на ноги Шейн встанет не скоро. Он не то что с кровати встать не мог, он даже ложку ко рту поднести был не в состоянии без посторонней помощи. Все, что он мог, это пить из рук Кэтлин или Мэри ужасно горькую настойку из каких-то кореньев. Мэри наливала ему эту бурую маслянистую жидкость каждые четыре часа.