Ника Сафронова - Эта сука, серая мышь

Я замолчала.

Оксанка, испустив тяжкий вздох, тоже притихла. Только глядела с тоской куда-то поверх занавесок.

– Эх, Зоя-Зоя, что же ты так? – прервала она возникшую паузу. – До Нового года рукой подать, а ты не дотянула. Где ты теперь? Как-то тебе живется на новом месте?.. Помнишь, как у Розенбаума?.. – И Оксанка тихонько пропела:

Я не поняла, кому она адресовала свой последний вопрос – мне или все еще Зое, но от ее поэтических вкраплений стало как-то совсем невмоготу. Я, наверное, в сотый раз за весь день разревелась. А следом за мной и Оксанка.

Внезапный Зоин уход поднял целую бучу. Вспоминая период, когда она еще была молодой, полной сил, мы мало-помалу отвлеклись на себя. Сами-то уже, чай, не девочки! А жизнь скоротечна. И многое из того, что ушло, уже не вернуть.

И такая нас захлестнула тоска по былому!.. Время неумолимо катилось к рассвету. А мы все хлюпали вконец расплывшимися носами и восклицали: «А помнишь!.. А помнишь!..» Успокоились мы, только когда за окном заголосил соседский петух.

Выражение мамы «поспите, сколько дадут» означало, что ровно в восемь дом начинал заполняться многочисленными шумами. Кто-то принимался хлопать дверьми. Кто-то слоновьей поступью красться по лестнице. Кто-то пел, кто-то звал кого-то по имени. И чаще других почему-то звучало имя Андрей. Наверное, оттого что супруга последнего выкрикивала его методично и громко, с равными промежутками времени. Как пульс – шестьдесят ударов в минуту.

От этих-то воплей я и проснулась. Причем скинула с себя сон моментально. Словно и не спала. Схватив часы, я посмотрела на время. Четверть девятого. Пора!

– Зайчонок, просыпайся!

– Да я уже… – недовольно проворчала Оксанка. – Что за нудная баба! Прямо как заезженная пластинка: «Андрей да Андрей, Андрей да Андрей…»

– Да уж..

Мы поднялись на раз-два. Оделись. И стали спускаться вниз уже с багажом. Мама как раз выводила из комнаты полусонного Славика, на котором пока еще была надета пижамка. В темно-синем трико ножки у малыша выглядели, как две спичечки.

Завидев нас, он спросил:

– А мы что, правда, сейчас поедем в Москву?

– Да! – бодро отозвалась я. – Ты готов? Мальчик немного подумал.

– А мы сходим в «Макдональдс»? – Бусинки его выжидающе заблестели.

– Разумеется! Как только приедем, сразу же и пойдем.

– Рая Максимовна! – сказала Оксанка. – Давайте я отведу Славика умываться. А вы пока убедите свою дочь немного поесть перед дорогой.

Мама гневно воззрилась на меня.

– Что это еще за новости? Конечно, поест! Как миленькая!

Не успела я еще ничего возразить, как в коридор выскользнул Роберт – бывший начальник Зои. На редкость противный тип! Один гитлеровский зачес чего стоит!

– Леди! – обратился он к нам. – Я слышал, вы в Белокаменную отбываете? Не прихватите меня с собой?

Мы с подругой красноречиво переглянулись. Мой взгляд означал: «На кой черт он нам нужен?» В Оксанкином читалось: «Если возьмешь, я вас обоих по трассе размажу!»

– Знаете, Роберт… – начала блеять я, пытаясь в этот момент придумать достойный отказ.

– Рудольф… – поправил он, – но это не имеет значения…

Надо же! Даже имя созвучное: Рудольф – Адольф. Но в любом случае Гитлер – капут!

Тут мне на выручку подоспела Дорохова:

– Рудольф? А я почему-то думала, что Рихард… Просто, понимаете, мы в Воронеже будем забирать еще двоих пассажиров. Поэтому, извините, но никак не получится.

– Очень жаль! – явно не поверив, огорчился носитель многоликого имени.

Покачал головой и опять скрылся в гостиной, откуда доносилось довольно оживленное обсуждение собравшихся, кто и на чем будет добираться до дома.

– Ишь, какой умный! – с недовольством высказалась мама. – Все люди, как люди, а этот один выкаблучивается.

– А что это у него на носу такое? – Славик указал на то место, где у обсуждаемого субъекта имелась бородавка.

– О, это у него такой специальный пузырь, куда он складывает свои козюльки, – принялась объяснять Оксанка, уводя мальчика в ванную.

Потом мы еще сидели за общим столом, завтракая оставшимися с поминок блинами. Вместе с нами трапезничали трое мужчин. Бородатые немытые дядьки, похожие не то на геологов, не то на работников какого-нибудь конструкторского бюро. Как выяснилось, все они являются заядлыми автомобилистами. Так что тему для разговора долго искать не пришлось.

Когда они узнали, что от Москвы до Воронежа мы добирались почти двое суток, у них началось какое-то повальное помешательство. Они, как по команде, схватились за животы и принялись изрыгать из себя, вперемешку с остротами, неописуемый гогот. Причем один из них, по имени Виктор, усердствовал пуще других.

При звуках его голоса Оксанка вдруг встрепенулась и зло прошипела, ущипнув меня под столом за ляжку:

– Вот она, эта мразь!

– Какая? – не поняла я.

– Панкратов-Черный…

Пока мужчины выстраивали разные гипотезы (в том числе и ту, что часть пути мы тянули ласточку на себе, по аналогии с волжскими бурлаками), я сидела и покрывалась пунцовыми пятнами. Но так и не созналась присутствующим, что причина проста. Я до сих пор еще не научилась совершать на трассе обходящий маневр. Ну и что из того?..

И пусть бы мы опять тащились позади целой вереницы грузовиков. Пусть бы нам сигналили и объезжали справа и слева все кому не лень, включая гужевые повозки. Я нипочем не смогла бы пересилить свой страх. Какое уж тут к чертовой матери самолюбие? По обледенелой дороге! Когда полоса для обгона наполовину запорошена снегом! Ну его на фиг! Буду ехать как могу, и баста!..

В начале пути я еще была полна оптимизма. Теперь мы двигались в сторону дома. И я впервые за долгое-долгое время вспомнила о Всеволоде. Мне казалось, что с того момента, когда я слышала его голос, прошла целая вечность. Годы! Тысячелетия! Да и в этой ли жизни все было?.. И вот я опять возвращалась к нему – в город, по улицам которого он ходил. Я будто вновь направлялась в сказочную страну, где меня дожидался мой принц.

Но мало-помалу радостное состояние куда-то улетучилось. Я устала. Меня неумолимо клонило в сон. Тем более что в небе уже повисли ранние зимние сумерки и пейзаж за окном в их дымчатых очертаниях приобрел монотонность.

Мы только-только пересекли границу Липецкой и Тульской областей. Совсем неплохо, если учесть, что почти всю дорогу от Воронежа до Ельца перед нами шла неисправная фура. Из-за плотного потока навстречу я при всем желании не могла ее обогнать. Приходилось нам останавливаться всякий раз, когда водитель фуры выпрыгивал из кабины и что-то там поправлял под прицепом.

В итоге Дорохова начала надо мной издеваться:

– Правильно, Поленька, пусть не расслабляется! Мало ли что на уме у неприметной семерочки, скользящей за ним по пятам. Я так и вижу заголовок в газете: «Машина-убийца преследует фуры»!..

Удумали они со Славиком на радостях замечательную потеху – трещать себе в кулаки, имитируя переговоры по рации:

– Внимание! Объект слежения миновал развилку. По-прежнему направляется в сторону Москвы…

– Держим дистанцию, ребята! Объект останавливается!.. Кошмар какой-то! У меня от этих забав едва не приключилась истерика. И так вся на взводе, а тут еще эти двое!

Наконец помеха, съехав куда-то в пролесок, самоустранилась.

– Йес! – завопила Оксанка, злорадно потирая ладони. – Не выдержал! Наша взяла!

И только она это сказала, как на дорогу из соседнего поворота вылез какой-то механизм, отдаленно напоминающий комбайн. Вот где песня-то началась! Что гужевые повозки! Тут улитка могла промчаться, и мы бы ее не догнали.

В общем, въезжая в Тульскую область, я уже вовсю присматривалась к придорожным мотелям, решив, что самое время задуматься о ночлеге.

А что? Ляжем пораньше. Зато и встанем по утряночке часа в четыре. К середине дня будем дома.

Славик, сраженный наповал моим лихачеством, давным-давно уже спал, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Оксанка довольно меланхолично жевала «дирол».

– Задница затекла, – внезапно пожаловалась она, – даже «Братья Гримм» уже не помогают…

Я кинула на нее быстрый непонимающий взгляд. Мол, они-то здесь причем?

– Вот только не надо сейчас! Я знаю, о чем ты меня хочешь спросить. Нет, это не мазь. Это два одинаковых музыканта, которые сейчас поют. – И Оксанка в доказательство чуть добавила громкости.

– Вовсе я и не собиралась тебя ни о чем спрашивать. Я знаю, кто такие братья Гримм. Рыженькие такие, страшненькие…

– Ха! – Оксанка в сердцах шлепнула себя по коленкам. – Страшненькие! Да им бы нашу Веронику в ансамбль, и могли бы на хэлоуинах зажигать только так! Хотя песенки у них славные, мне нравятся.

– Кстати, о Веронике. Тебе никто из наших не звонил?

– Чижиха звонила пару раз. Ну и этот еще… инопланетянин наш.

– Какой? ЯДА, что ли?

– Ну конечно! Какой же еще? А что ты хотела?

– Да ничего, – пожала я плечами, – просто узнать, как там у них дела.

– Все нормально вроде. «Политэк» добили. Теперь Олежка с Управой бьется. Муть какую-то придумали… таблички в подъездах. Да кому они нужны? Кто будет на них рекламу размещать?

– И не говори! Я вообще сомневаюсь, что мы на них клиентов найдем.

– Конечно, не найдем, смеешься, что ли? Но это же Мишанин знакомый. Видно, хорошие деньги там провернули.

– М-да, тяжко Олежке придется, – вздохнула я.

– А еще Ирка сказала, что твой Лихоборский с Артемом приезжали. Помнишь Артема – их менеджера по рекламе?

Боже мой! У меня даже давление подскочило. Неужели я пропустила этот момент! Столько ждала и пропустила!

– Теперь они с Мишаней замышляют что-то из ряда вон, – продолжала Оксанка. – Чижиха говорит, в прошлую пятницу дискутировали чуть ли не до двенадцати ночи. Следующий сбор назначен по нашему с тобой возвращению. Я должна буду, как креативный директор, сказать свое веское слово.