Джоана рассказала Гунару обо всем услышанном, он похвалил ее и заверил, что ситуация на заводе находится под контролем освободительного движения. Перед уходом Гунар сунул ей в карман письмо.

— Это для тебя. Не спрашивай, как я получил его и где находится его отправитель, потому что я все равно не скажу. — Он ухмыльнулся. — Радуйся тому, что оно вообще дошло до тебя.

Письмо было от Стефена. Она прочитала его, когда осталась одна в своей комнате. На нем не стояла дата, и оно не содержало новостей и информации о его окружении, так что невозможно было предположить, сколько времени оно находилось в пути. Это откровенное пронзительное любовное письмо, внутри которого лежал высохший цветок лаванды, она перечитывала снова и снова, пока не была вынуждена сменить конверт, так как старый совсем истрепался.

Волосы Керен выросли до такой длины, что теперь она могла ходить, не стесняясь. Она не хотела вспоминать, как пряди ее длинных волос, словно серебряные змейки, падали на пол, устланный сеном. Наконец-то она почувствовала, что может навестить родных. До своей деревни она добралась на лодке, что было для нее абсолютно привычным, так как она выросла на берегу фьорда. Ее замужняя сестра Марта жила со своим мужем Раолдом в доме, в котором располагалась их собственная пекарня. Они, не имея собственных детей, удочерили Керен после смерти родителей зимой 1935 года. Но их чрезмерная опека не давала ей никакой свободы. Именно по этой причине она и уехала работать на ферму Рейна. Конечно же, ее сестра не отвернулась бы от нее, если бы она вернулась на ферму с обритой головой, она простила бы ей все, но она не знала, как к этому отнесется Раолд. В тот день, когда она появилась на пороге дома, Марта, увидев ее, побежала ей навстречу.

— Ты приехала!

Они обе смеялись и плакали. Раолд, собранный, серьезный человек, радостно пожал ей руку. Ей не стоило беспокоиться, потому что Джина послала им письмо, в котором рассказала всю историю и посоветовала ждать, пока Керен не решится приехать домой. И они приняли ее как родную дочь.

На следующий день Раолд предложил ей работать продавщицей в его магазине, чем она и занималась до отъезда. Позже, как она и ожидала, он завел разговор о ее месте жительства.

— Я слышал, что ты долгое время жила в доме Тома Рейна, у которого собираются немцы, — произнес он, и его худое лицо помрачнело. — Мне это совершенно не нравится.

Он был значительно старше своей жены и чувствовал двойную ответственность за свою приемную дочь.

— Хорошо, что ты вернулась, — поддержала его Марта. — Я так расстраивалась, что ты не с нами. Твои письма озадачивали меня, хорошо, что Джина Рейн объяснила, как все обстоит на самом деле.

Прежде чем Керен успела ответить, Раолд снова заговорил.

— Тем не менее я должен быть честен с тобой и хочу взамен получить то же самое.

Это был один из его принципов — всегда быть честным по отношению к людям, которые так или иначе связаны с ним. Даже когда немцы покупали продукты в его магазине, он никогда не обвешивал их и не подсовывал некачественный товар. На его столе хлеба было не больше, чем он выдавал своим покупателям по их продуктовым карточкам.

— Я делаю все от меня зависящее ради свободы нашей страны. Ты со мной?

— Да.

— Сейчас, — продолжил Раолд, — наша деревня стала чуть ли не первым портом, откуда маленькие суда отправляются через Северное море. Тебе не стоит ввязываться во все это. Когда вечером я скажу, что работаю один в пекарне, ты, так же как и Марта, ляжешь спать, и не будешь задавать лишних вопросов. Это ясно?

— Абсолютно ясно, но только я собираюсь вернуться обратно в дом Тома Рейна и постараюсь навещать вас как можно чаще.

Они никак не могли повлиять на ее решение, хотя она была очень благодарна им за их доброту. Она привыкла к своей новой жизни. Правда, в выходные приходилось поработать, особенно когда предстояла крупная вечеринка, после которой, бывало, требовалось не меньше двух дней, чтобы привести дом в порядок. В течение недели она была предоставлена самой себе. Ее окружала тишина, и иногда наступали моменты, когда ей казалось, что стены старого дома хранят в себе энергетику предыдущих поколений и несут целебную силу. Постепенно шок от пережитого прошел, но она перестала мечтать и строить планы на будущее вместе с Эриком. Все, на что ей осталось теперь надеяться, это что однажды она встретит свое счастье.


Джоане нужны были новые туфли — не какие-нибудь модные, а простые и удобные. Любая кожаная обувь давно исчезла из магазинов, а многократный ремонт старой не решал проблемы. Когда в магазинах что-то появлялось, то выстраивалась очередь на всю улицу. Однажды утром Джоана появилась в офисе, держа под мышкой коробку с парой красных туфель из крокодиловой кожи. За все время она впервые опоздала на работу, но, стоя в очереди, она знала, что Том поймет ее.

Очередь двигалась медленно. Вместе с туфлями продавались босоножки. Простояв почти час, Джоана заметила немецкого майора. Одетый с иголочки, в начищенных до блеска сапогах, он поприветствовал ее:

— Доброе утро, фройлен Рейн. Что вы здесь делаете?

— Жду, когда подойдет моя очередь.

— Ждете? Мы не можем этого допустить. Пойдемте со мной.

— Нет, — твердо ответила она, не двинувшись с места. Любопытные взгляды, словно ножи, впивались в нее со всех сторон. Сейчас дружелюбная атмосфера вокруг нее исчезнет. Но, как назло, офицер не принял ее ответа.

— Майор Рейн никогда не простил бы мне, если бы я позволил вам до конца достоять в этой очереди. Так мне послать кого-то из тех, кто стоит в начале, в хвост или вы все же пройдете со мной в магазин?

Она знала, что он настоит на своем. Он уже сделал шаг вперед, когда она вышла из очереди и сказала:

— Я уже опоздала на работу. Займу очередь в другой день.

Это не помогло, потому что он буквально затащил ее в магазин и стал ждать, пока она подберет нужную обувь.

Когда они вышли из магазина, в конце очереди послышался ропот. Майор проводил ее до самого офиса.

Во время вечеринок Джоане ни разу не представилось случая выведать что-нибудь по-настоящему интересное. Офицеры приходили, чтобы напиться, встретиться с женщинами, которых привозили для них или которых они привозили с собой, и на время забыть обо всем, что касалось службы.

С помощью Керен она следила, чтобы еда и напитки всегда были на столе, убирала разбитые стаканы, всматривалась и прислушивалась.

В офисе для Джоаны было больше возможностей получить важную информацию. В один из дней ей предстояло встретиться с Гунаром, чтобы передать бумаги, которые она скопировала и спрятала в сложенную газету, специально принесенную в то утро. Заголовки пестрили сообщениями о рейдах британских самолетов в окрестности Осло. Смерть людей описывалась в ужасающих подробностях. Она знала, что поражение мишени жизненно необходимо для союзников, но руководство освободительного движения выступало против налетов и делало все возможное, чтобы свести их к нулю. Слишком много было жертв и разрушений.

Вместо Гунара, к своей огромной радости, она увидела Стефена, ждущего ее за столиком в углу кафе. С их последней встречи прошло много времени, и она поспешила через зал к нему, поставив сумку с газетой на свободный стул. Он улыбнулся, и его настроение передалось ей.

— Замечательный день.

— Согласна. Я ожидала увидеть здесь Гунара.

— А вместо него тебя ждал этот приятный сюрприз.

Она удивленно посмотрела на него.

— Ты сказал это, не я.

— Будешь что-нибудь есть? У меня есть купоны.

— Буду.

Изучив меню, она заказала вареную треску с картошкой. Он заказал то же самое.

— Недавно я остановился в отеле в Осло. Представляешь, простыни были бумажными. Утром я проснулся весь облепленный бумагой.

— Видимо, ты любишь поспать.

Он посмотрел на нее непроницаемым взглядом.

— А что ты делал в Осло?

— Работал.

— Ах, да, что касается работы… — Она протянула ему газету, и он быстро сунул ее в карман. — Там есть что почитать.

— Скажи, Том бывает в Осло?

— Нечасто. Может, раз в три-четыре месяца. А что?

— Нам нужен постоянный курьер. Если бы он ездил туда чаще, ты могла бы убедить его брать тебя с собой.

— Боюсь, не получится.

— Будь как можно ближе к нему. Вслушивайся в каждое слово. Возможно, все изменится, если он продвинется по службе.

— Я запомню.

Он с улыбкой посмотрел на ее пустую тарелку.

— Когда ты ела последний раз?

Она не смутилась.

— Я же сказала, что проголодалась.

— Да ты голодна как волк.

— Да, это правда. Нормально поесть я могу только на ферме или на вечеринках у Тома. Я всегда приношу оттуда что-нибудь для Астрид, хотя она ест очень мало. — Она провела вилкой по тарелке. — И зачем они делают деревянные вилки?

Он посмотрел на нее глазами, полными любви.

— Я хочу жениться на тебе, Джо.

Она медленно выпрямилась, облокотившись на спинку стула.

— Не говори этого.

— Я серьезно. Впервые в жизни я хочу надеть на женский палец обручальное кольцо и не могу этого сделать. По крайней мере, не могу этого сделать здесь, в нашей стране, потому что официально меня здесь не существует. Поехали вместе со мной в Англию, когда я соберусь туда в следующий раз. Мы можем пожениться в Лондоне. Что скажешь?

— Когда мы впервые занимались любовью, уже тогда мы связали наши жизни навсегда, даже если бы потеряли друг друга за это долгое время. Ведь с того раза ничего не изменилось. А замужество может подождать, пока жизнь снова наладится.

— Изменилось, потому что сейчас я попросил тебя поехать со мной в Лондон.

Она покачала головой.

— В самые первые дни оккупации я бы уехала с тобой из Осло, если бы появилась такая возможность. Может, я и не сделала ничего важного в своей подпольной работе, но у меня еще может появиться шанс. А уехав за границу, я лишусь его.