– Я собираюсь перекусить. Пойдешь со ной? – спросила она. Испуганное лицо Лидии делало ее похожей на утку, которой предложили бесплатное путешествие в духовку.

– Ладно, – наконец пробормотала она.

В крошечном итальянском кафе Сэм для отвода глаз заказала что-то с соусом песто. Голода она не испытывала, но ей нрави­лась Лидия, и хотелось привести девушку в чувство. К счастью, подталкивать Лидию не пришлось; секретарша сама начала раз­говор.

– Я чувствую себя виноватой, – пробормотала она, глядя в тарелку.

– Почему? – непринужденно спросила Сэм.

– Потому что я попросила отдел кадров перевести меня к кому-нибудь другому, а теперь жалею об этом.

Изумленная Сэм ахнула:

– Перевести к другому? Но почему? Лидия понурилась.

– Потому что в последнее время мне стало трудно с вами ра­ботать, и я не могу этого вынести. А ведь еще недавно вы были совсем другой! – чуть не плача, воскликнула она. – Все говори­ли, что характер у вас трудный и немного стервозный, но я так не считала. Конечно, вы много работали, но это потому, что жен­щинам всегда приходится работать больше, чтобы их признали. Я понимала это и восхищалась вами. В последнее время у меня все валилось из рук. Вы набрасывались на меня так, словно я ка­кая-нибудь неумеха! Это было несправедливо…

Сэм стало ужасно стыдно. Какое право она имела вымещать на ком-то свое дурное настроение?! Обвиняла Стива, а сама делала то же самое…

– Лидия, мне очень, очень жаль, – серьезно сказала она, по­гладив девушку по руке. – Но в последнее время со мной дейст­вительно что-то происходит. Я сама не знаю, смогу ли продол­жать здесь работать. Я устала. „Устала от необходимости принимать жесткие решения, устала работать день и ночь и не иметь ника­кой личной жизни… Из-за этого я становлюсь человеком, кото­рый мне не нравится. – Она сухо рассмеялась. – Который нико­му не нравится.

Лидия вытаращила глаза.

– Не обижайтесь, но это полный бред, – решительно заявила она. – Мне вы нравитесь. И очень многим в «Титусе» тоже. Вы прямой человек, не любите подлиз и всегда справедливы.

– Лидия, ты очень добра ко мне, хотя в последний месяц я была настоящей стервой. И все же я думаю, что мне нужно уйти. Только, пожалуйста, пока никому не говори об этом.

– И не собиралась, – обиженно ответила Лидия. – Но я ду­маю, что вы сошли с ума. У вас такая блестящая карьера…

– Блестящая карьера, но ни одного друга, потому что я пре­вратилась в неприступную крепость, – уныло ответила Сэм. – В мисс Смит, запершуюся в своем кабинете на пятом этаже. Ли­дия, жизнь – это нечто большее, чем высокое жалованье и хоро­шая пенсия. Ко времени выхода на пенсию у меня не будет сил на то, чтобы ее тратить. Нет, я всерьез думаю выйти из игры.

– Это называется «бросить крысиные гонки»? Меньше рабо­тать, меньше зарабатывать, но зато радоваться жизни? Лично меня это не привлекает, – буркнула Лидия.

– Да, но тебе всего двадцать три, а мне сорок. Я почти всю свою жизнь трудилась как проклятая, а что получила взамен? Отдель­ный кабинет и личную секретаршу, которая хочет уйти, потому что со мной невозможно работать.

– Извините, – пробормотала Лидия.

– Тебе извиняться не за что, – твердо ответила Сэм. – Это моя вина, и я еще раз прошу прошения. Спасибо за то, что тебе хватило смелости сказать об этом. Лидия засмеялась.

– Это было нелегко, – призналась она. – Вы не похожи на исповедника. Ладно, хватит об этом. Уйдете вы или нет, а свое за­явление из отдела кадров я заберу.

Они вернулись на работу в половине третьего. После разговора и двух бокалов вина Лидия развеселилась. Сэм тоже казалась ве­селой, но это была только видимость. На самом деле она была в ужасе. Оказывается, люди шарахались от нее как от чумы.

Сэм вернулась домой рано и сразу же позвонила Хоуп. Та пек­ла печенье, а дети помогали покрывать его глазурью.

– Милли, не ешь все! – услышала Сэм голос Хоуп. – У тебя заболит живот!

– Не заболит! – упрямо ответила Милли.

– Теперь ясно, что розовая глазурь привлекательнее зеленой, – пробормотала Хоуп.

Несколько минут сестры болтали о всяких пустяках.

– Можно задать тебе один вопрос? – внезапно выпалила Сэм.

– Конечно.

– Как бы ты определила саму себя?

– Ничего себе вопрос! Для ответа требуется написать целый философский трактат! – засмеялась сестра. – «Твоя подлинная сущность: определи и обоснуй». Именно такие темы для сочине­ний по английскому нам давала мисс Марш.

Сэм хмыкнула:

– Мисс Марш следовало преподавать не литературу, а при­кладную психологию. Но я имела в виду нечто другое.

– Что же?

– Ну… – Сэм замялась, пытаясь найти нужные слова. – Я всег­да выражала себя в работе. Когда я занималась маркетингом, это определяло мою сущность: специалист по маркетингу.

Хоуп прервала ее:

– Это была не твоя сущность, а твоя работа… Милли, положи ложку! Нельзя есть столько варенья, тебя затошнит!

– Да нет, именно сущность. Для меня это было одним и тем же. Работа была моей сущностью. А вот ты, например… Твоя сущность – это мать и жена.

– Гм-м… В последнем я сомневаюсь, – небрежно бросила Хоуп.

– О'кей, ты мать и подруга, работаешь на полной ставке в экс­курсионном бюро, встречаешься с людьми, ходишь веселиться в клуб макраме, убираешь помет за курами, которые несут нату­ральные яйца, и печешь печенье с глазурью… – Сэм сделала пау­зу. – В тебе множество граней. В то время как я – деловая женщина и ничего больше. Я свела всю свою жизнь к работе, а этого недостаточно. Когда я уйду в отставку, от меня ничего не оста­нется. Как от шара, из которого выпустили воздух.

– Ты что, решила уйти в отставку?

– Нет, но я не могу заниматься этим до конца своей жизни. Я просто сгорю. А что меня ждет потом? Пенсия, шикарная квар­тира, две кошки, куча никому не нужной деловой одежды и язва желудка.

– Ну, не переживай. До этого еще далеко. Сэм вздохнула и промолчала.

– Это все Морган, верно? – спросила Хоуп. – Я думала, это уже прошло. Ты никогда не переживала из-за мужчин.

– Тут другое, – печально ответила Сэм. – Я никогда не меч­тала о будущем ни с одним из них. Даже с Карлом. Нам было хо­рошо, но мне и в голову не приходило думать о чем-то большем, чем несколько свиданий или уик-эндов. Я не заглядывала даже на месяц вперед. Кто знает, что случится через месяц? Но с Мор­ганом все было по-другому… – Даже звук его имени причинял Сэм боль. – Я никогда не думала, что захочу жить с мужчиной постоянно, но встреча с Морганом заставила меня передумать. А я все испортила… Ну, давай! Скажи, что я сама во всем винова­та, – мрачно добавила она.

Хоуп вздохнула.

– Как будто я имею право давать тебе советы в таких делах… Я, одинокая женщина с двумя маленькими детьми, шестью кура­ми, семейством крыс на заднем дворе и… – Хоуп остановилась, раздумывая, не настало ли время сказать, что она беременна.

– У тебя все еще есть крысы?

– Во всяком случае, кто-то продолжает шастать у бука и по ночам пугать кур. Перестань киснуть, Сэм. Это на тебя не похо­же.

– Я сегодня весь день такая, – призналась Сэм. – Кажется, мне пора бросить эту работу.

– Вот и хорошо, – сказала Хоуп.

– Хорошо? Я думала, ты будешь в шоке.

– С какой стати? Если тебе не придется вкалывать с утра до но­чи, мы будем чаще видеться. Эта проклятая работа убивает тебя.

– Ох… – Сэм была совершенно уничтожена. Она считала, что Хоуп гордится сестрой, сделавшей блистательную карьеру, как мать, которая любуется своими отпрысками, достигшими высо­кого положения в обществе. Но теперь стало ясно, что единст­венным человеком, который гордился этим, была она сама…

– Сэм, я гордилась бы тобой в любом случае, – сказала Хоуп, словно подслушав ее мысли. – Ты ничего не должна мне доказывать. Я знаю, что ты умная, талантливая и все прочее. Ты уже до­казала это, а теперь можешь начать новую жизнь.

Сэм захлопала глазами и потянулась за бумажной салфеткой. – Мне действительно хочется начать новую жизнь, – выдави­ла она. – Но я никому не могла об этом сказать. А ты стала муд­рой, сестренка…

Хоуп от души рассмеялась.

– Спасибо. Я всю жизнь считала себя идиоткой, не способной что-то сделать без чужого совета или понукания, но в последние месяцы начала понимать, что это не так: Просто мне не хватало уверенности в себе. Дельфина шутит, что нам с ней следовало бы создать телефонную справочную службу «Советы старой тетушки».

– Тогда я потратила бы на тебя целое состояние, – улыбну­лась Сэм.

– Не торопись выписывать чек. Человек, который не сумел наладить собственную жизнь, едва ли имеет право давать про­фессиональные советы другим, – грустно ответила Хоуп.

– Слушай, почему бы вам с Мэттом не помириться? Ты же знаешь, что вы не можете жить друг без друга. Так скажи ему об этом и перестань разыгрывать Снежную Королеву, когда гово­ришь с ним по телефону.

– Я не разыгрываю Снежную Королеву, – возразила Хоуп. – Это он строит из себя черт знает кого. Я с самого начала пыталась сказать ему правду, но он меня не слушал.

– В нем говорила гордость. Он был оскорблен, – настаивала Сэм. – Извини, – спохватилась она. – Кто бы говорил…

– Мы с тобой два сапога пара, правда? – усмехнулась се­стра. – Кстати, скоро он прилетит и на неделю заберет детей в Бат. Мне ужасно не хочется расставаться с ними так надолго. Он доставит их обратно утром в субботу. Это день свадьбы Дельфи­ны, на которую, кстати, приглашают и тебя. Милли будет одной из двух девочек, которые должны нести шлейф невесты. Я только боюсь, как бы она не стукнула свою подружку букетом по голове.

– Передай Дельфине мою благодарность. – Сэм была трону­та. – По-твоему, мне следует прилететь?

– Конечно. Я буду так рада видеть тебя… – Хоуп вдруг поня­ла: теперь или никогда. – Сэм, только не убивай меня. Я должна тебе кое-что сказать.

– Что?

– Я беременна. Последовало долгое молчание.