Сэм перешагнула скатанный ковер и ящик с пивом. Внутри царил ужасающий беспорядок. Она понимала ход мысли нового хозяина: отпраздновать новоселье, пока не наклеены обои и не расстелены ковры. Впрочем, может быть, мысль устроить вече­ринку пришла в голову избалованным подросткам, а их глупые родители согласились, не подумав о новых соседях. И напрасно!

В просторном помещении, освещенном гирляндой лампочек, стояли люди, нещадно дымившие сигаретами и пившие пиво из горлышка. В воздухе стоял сладковатый запах марихуаны. Никто не обращал на Сэм внимания – джинсы делали ее похожей на всех остальных, для полноты картины ей не хватало только бу­тылки. «Но этим людям не нужно вставать в шесть утра, и отдых им не требуется», – гневно подумала Сэм, разыскивая взглядом хозяина дома.

Шум доносился из соседней комнаты. Сэм протиснулась туда сквозь толпу. Видимо, это была кухня, но строители ободрали ее дочиста, оставив только стол, на котором громоздились бутылки с выпивкой, шесть упаковок коки и полбуханки хлеба.

Не глядя на тех, кто собрался на кухне, Сэм прошла в смежную столовую. У стереосистемы стоял очкастый юноша и перебирал компакт-диски. Вот он!

– Что вам поставить? – весело крикнул диск-жокей.

– Ничего! – прошипела Сэм.

Она ловко выдернула штепсель из розетки, и настала блажен­ная тишина.

– Зачем вы это сделали? – спросил ошеломленный ди-джей. Бутылки застыли на полпути, и все уставились на Сэм. Перед ними стояла стройная маленькая женщина со светлыми волоса­ми, собранными в конский хвост, в старых джинсах и поношен­ных эспадрильях. К ее щеке прилип кусок газеты.

– Я живу в соседнем доме и не желаю на ночь глядя слушать это дерьмо! Вы поняли? – крикнула Сэм, которую подхлестыва­ли взгляды по крайней мере двадцати молодых людей. Креме того, ей было не привыкать устраивать публичные сцены.

– Прошу прощения, – вежливо ответил ди-джей. – Мы ду­мали, что это неважно, потому что здесь еще никто не живет.

– Может быть, здесь еще никто не живет, но в соседнем доме обитает восемь человек! – возразила Сэм. – И там слышен каж­дый басовый аккорд!

– Поэтому вы решили вырвать штепсель из розетки вместо того, чтобы спокойно попросить сделать звук тише? – насмешливо спросил ее низкий мужской голос.

Сэм обернулась, и у нее внезапно перехватило дыхание. На стоящем перед ней мужчине были джинсы, еще более выцветшие и заношенные, чем ее собственные, и мятая белая рубашка с рас­стегнутыми пуговицами, обнажавшими мускулистую грудь. Его лицо было слишком длинным, темные глаза слишком узкими, а нос слишком крючковатым для фотомодели, и все же она никог­да не видела более привлекательного мужчины. Он был пример­но ее возраста. Сэм, которая часами равнодушно смотрела на фо­тографии певцов, заставлявших женщин вопить от восторга, ли­шилась дара речи.

Если бы он умел петь, Сэм могла бы поспорить на свое жало­ванье, что заработала бы миллионы на альбомах с портретом это­го мужчины на обложке. Впрочем, если бы он не умел петь; было бы то же самое. Он легкой походкой направился к ней, ирони­чески приподняв уголки губ. Взлохмаченные каштановые волосы и расстегнутая рубашка придавали мужчине такой вид, словно он только что вылез из постели. Искрящиеся узкие глаза лениво рассматривали Сэм, но она не желала, не хотела, чтобы ее рас­сматривали!

Сэм не какая-нибудь потаскушка, а директор-распорядитель, гнева которого подчиненные боятся до такой степени, что при­жимаются к стенам. Она выпрямилась во весь рост (составляв­ший сто шестьдесят три сантиметра) и приготовилась к бою.

– Я живу в соседнем доме… – гневно начала она.

– Да неужели? – невозмутимо прервал незнакомец. – И что, хорошие у меня соседи?

Он остановился прямо перед Сэм, возвышаясь над ней, как башня. Это выводило ее из себя. На важные совещания она ходи­ла в туфлях на высоченных каблуках, так что смотреть на нее сверху вниз могли только настоящие великаны.

– Были хорошие! – прошипела Сэм.

Теперь их тела разделяло всего несколько сантиметров. В обыч­ных условиях Сэм уничтожила бы его парой язвительных реплик. Но сегодня она чувствовала странную беспомощность, а потому изменила своим привычкам и попятилась. Но позади оказалась глухая стена, и пятиться дальше было некуда. Отступление в биз­несе – это ошибка, отступление в быту – тем более. Сэм вызываю­ще вздернула подбородок и сжала в руке электрический провод.

– Это ваш дом? – спросила она, пытаясь нагнать страху на незнакомого красавца, но ей это не удалось.

– У вас есть кое-что мое, – протянул он, а затем вдруг руки обхватили ее талию. Сэм потеряла дар речи. Это невозможно! Он не посмеет… Но его подвижное, насмешливое лицо приближалось, и у Сэм засосало под ложечкой. Его улыбающиеся губы оказались в опасной близости от ее рта. Она ощущала его дыхание и тепло тела, от которого слегка пахло лимоном и мятой. Сэм инстинк­тивно закрыла глаза… и почувствовала, что у нее забрали провод.

– Вот это, – сказал он, грациозно нагнулся и вставил штеп­сель в розетку, мимоходом коснувшись ее ноги.

– Ублюдок! – прохрипела шокированная и смущенная Сэм. – Законченный ублюдок! – Теперь ей приходилось кричать, чтобы преодолеть шум. – Как вы смеете…

– Думаю, я мог бы спросить вас о том же, – улыбнулся он. – Если вы хотели, чтобы мы вели себя потише, вам следовало толь­ко попросить.

Сэм охватил гнев, и на мгновение она забыла о том, что самым страшным оружием является ледяное презрение. Он запугивал ее своим физическим превосходством, и она повела себя, как типич­ная самка, столкнувшаяся с более крупным хищником. Сэм пну­ла его в голень. Сильно. Носок эспадрильи угодил точно в кость.

– Уй!

Его болезненный вскрик слышала только она, поскольку от музыки звенело в ушах, но он, по крайней мере, перестал насмеш­ливо улыбаться. Сэм осталась довольна собой. Правда, ей тоже было больно, но сейчас это не имело значения.

– Ну ты, болван! Кто ты такой, чтобы вторгаться в мое личное пространство?!

Именно в этот момент ди-джей приглушил звук. Вопль Сэм прозвучал на всю комнату, и кое-кто захихикал. «Какого черта он это сделал?» – мелькнуло в мозгу ослепшей от ярости Сэм, а затем она краем глаза заметила человека в форме. На пороге стоял полисмен, за которым маячила пара с первого этажа, с тревогой смотревшая на происходившее.

– К нам поступила жалоба на шум, – спокойно сказал поли­цейский.

Сэм бросила на своего противника победный взгляд и снова разозлилась – нисколько не пристыженный, он лениво улыбался.

– Да, офицер. Боюсь, что мы слегка перестарались. Мне очень жаль, – сказал он и пошел на кухню.

Сэм фыркнула, гордо вскинула голову и, выйдя из дома, на­правилась к себе, сопровождаемая соседями снизу. Проклятый нахал! Как он смел шуметь? Как он посмел так унизить ее? Черт, нога болит зверски…

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросила соседка снизу, когда Сэм начала подниматься по лестнице.

– Нормально, – небрежно ответила она.

Войдя к себе, Сэм посмотрела в зеркало. Она выглядела так, словно получила пощечину. Обе щеки были красными, а при вос­поминании о том, как она вела себя в соседнем доме, они и вовсе заполыхали. Сэм вынула из холодильника бутылку вина и налила себе еще один бокал. Идиотка… Превратилась в какую-то крикливую потаскушку только из-за того, что мужчина показал ей свою волосатую грудь! «Размечталась, – с горечью подумала она. – Просто старая дура».

Сэм сделала большой глоток. Как она могла так опуститься? Нужно было смерить его стальным взглядом, сказать, что она по­жалуется в полицию и заставит его прекратить эту отвратитель­ную оргию. Сурово отчитав себя, Сэм легла спать. Но сна не бы­ло ни в одном глазу. В последний раз она чувствовала себя такой смущенной в пятнадцать лет, когда мальчик из параллельного класса подслушал, как она говорила, что сходит по нему с ума. Хотя с тех пор прошло двадцать четыре года, воспоминание об этом по-прежнему заставляло ее сгорать со стыда. Тем не менее история повторилась…

Кончилось тем, что Сэм встала и приняла таблетку снотворно­го из неприкосновенного запаса. Видимо, это помогло, потому что в конце концов она уснула и увидела во сне высокого мужчи­ну в просторной белой рубашке, смеявшегося над тем, что она вела себя, как обидчивая пятнадцатилетняя девчонка, в которой бушуют гормоны.

Утром, выйдя из дома, Сэм включила мобильник и проверила, нет ли сообщений. Если она вдруг встретит нового соседа, то бу­дет занята и не почувствует себя беспомощной.

– Сообщений нет, – сказал ей безликий голос, едва Сэм до­бралась до ворот.

Пришлось выслушать несколько старых, давно известных по­сланий, чтобы сохранить имидж энергичной деловой женщины, которой нет дела до мужчин. К счастью, навстречу ей никто не попался. Увидев такси, Сэм вытянула руку, останавливая его, и тут за ее спиной раздался женский голос:

– Счастливо. До скорой встречи.

Сэм инстинктивно обернулась и увидела вышедшую из сосед­него дома красивую темноволосую девушку. Она улыбалась бо­сому мужчине в потертых джинсах, стоявшему на пороге. Муж­чине с обнаженной грудью, который посылал ей воздушные по­целуи. Девушке было на вид года двадцать два, у нее были глаза серны, и она явно провела в этом доме всю ночь – судя по тому, что поверх ее серебряного Платья было накинуто просторное муж­ское пальто.

– Береги себя, – ласково сказал мужчина и насмешливо по­смотрел на Сэм, которая застыла на месте с открытым ртом и мо­бильником в руке.

– Дорогуша, вам нужно такси или нет? – спросил шофер.

– Э-э… да, – с заминкой ответила Сэм, открыла дверь и бук­вально ввалилась в машину.

– Веселая была ночь? – усмехнулся таксист.

– Нет, – взяв себя в руки, ответила Сэм. – На площадь Ковент-Гарден, пожалуйста.

«Вот мерзавец! – подумала она. – Сначала устраивает шум­ные оргии, а потом трахается с девчонками, которые годятся ему в дочери. Ей лет двадцать, а ему минимум под сорок. Чертов плей-бой! Наверняка в жизни не ударил палец о палец и проживает ро­дительское наследство». Сэм мрачно смотрела в лобовое стекло и злилась. Она ненавидела таких мужчин.