– Я тебя держу, – сказал он. – Я тебя держу.

Шон никогда не испытывал такого страха, как в те моменты, когда не мог разбудить Люси – он понимал, как сильно она страдает, понимал, что не в силах положить конец ее мучениям. Ему хотелось кого-нибудь ударить. Люди, которые причинили Люси страдания много лет назад, мертвы. В противном случае он сам убил бы их. Стремление к насилию не было для него характерно, но он не мог рассуждать спокойно, когда Люси испытывала боль; ему отчаянно хотелось взять свои чувства под контроль. Она сказала ему, что кошмары практически исчезли через семь лет после нападения на нее, но снова вернулись, когда человека, который ее изнасиловал, нашли мертвым всего в нескольких милях от ее дома.

– Я-я-я… – Зубы девушки стучали, и она не могла произнести фразу до конца.

Шон сел на постели, поднял упавшее на пол покрывало и накинул ей на плечи.

– Ш-ш-ш, – прошептал он.

Роган был готов ее выслушать, хотя понимал, что рассказ Люси о нападении будет для него мучительным. Он приготовился, насколько это было вообще возможно.

– Ты был мертвым. – По ее лицу текли слезы.

– Что? – Значит, это не повторяющийся кошмар, который ее преследовал? Облегчение мешалось в его душе с сомнениями. Шон откашлялся. – Я здесь, с тобой, милая.

Она прижалась влажным лбом к его груди, сжимая пальцами футболку.

– Ты мне нужен. – Голос Люси дрожал от переполнявших ее эмоций.

Шон принялся укачивать ее. Он ненавидел себя за то, что ему стало легче, когда выяснилось, что кошмар Люси не связан с давнишним нападением. Но затем Роган отбросил свой гнев. Потому что только это имело значение – она, он, они. Хотя Люси отнеслась к его падению в шахту вполне профессионально, он знал, что она тревожилась не только о его травмах. То, что у нее появилась возможность что-то делать, помогло ей справиться со страхом его потерять, но во сне ее защита не сработала. Все барьеры исчезли.

– И я нуждаюсь в тебе, принцесса.

Она покачала головой:

– Но с тобой все иначе.

– Нет, мы ничем не отличаемся друг от друга. – Роган поцеловал ее в макушку. – Я люблю тебя, Люси. – Она с трудом подавила рыдание, и он сильнее прижал ее к груди. – Тебя не должны пугать мои чувства.

– Не твои, а мои.

– Я знаю.

Она не могла признать, что любит Шона, не хотела в нем нуждаться. Он знал, что должно пройти время, прежде чем она с этим смирится. Роган никогда не отличался терпением, пока не встретил Люси. Она привыкла быть одна, защищать свое сердце, разум и тело. А он методично старался обойти все ее барьеры, потому что ему было необходимо, чтобы она их убрала, – по крайней мере, в тех случаях, когда оставалась с ним наедине.

– Но как? Почему ты всегда всё знаешь?

Он пожал плечами и поцеловал ее.

– Просто знаю. Я знаю, что вчера ты была напугана, когда я оказался на дне шахты. Я знаю, что ты хотела скрыть свой страх перед моей возможной смертью. А когда ты нашла тело женщины, подумала о том, что могло произойти, если б вам не удалось меня отыскать. И что я мог бы там умереть.

– Не надо… – Она с трудом сдержала рыдание.

Люси не хотела об этом думать, но риторический вопрос Шона заставил ее представить пулю в его груди, как в том кошмаре, от которого она все еще не полностью пришла в себя.

– Люси, ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю, – сказал Шон.

Но она не чувствовала себя сильной, в особенности сейчас.

– Меня напугало вовсе не мертвое тело. – Кинкейд попыталась найти слова, которые не выставили бы ее ребенком. – Я убила тебя, Шон. Во сне я держала в руке пистолет.

Люси убила двух человек, но именно первое убийство, когда она прикончила одного из напавших на нее семь лет назад, заставляло ее постоянно возвращаться к тому эпизоду и спрашивать себя, правильно ли она поступила.

Люси хладнокровно застрелила Адама Скотта, вогнав шесть пуль в его грудь. И не жалела об этом ни секунды. Ее ужасало именно отсутствие чувства вины – ни малейшего раскаяния или сомнения. Люси знала, что сделала бы это еще раз, если б время обратилось вспять. Месть? Правосудие? Или отсутствие угрызений совести, близкое к социопатии? Что, если она пересекла черту, отделяющую хороших людей от плохих? И как почувствовать разницу?

На что она способна? Как далеко ее может завести стремление к правосудию?

Она не стала возражать, когда ФБР вынесло вердикт: убийство в целях самозащиты в состоянии чрезвычайного эмоционального потрясения. Скотт показал ее изнасилование в прямом эфире по Интернету, и тысячи извращенцев наблюдали за ними, полагая, что Люси согласилась сыграть роль жертвы. Она никогда не забудет той лжи, которую не попыталась исправить.

Мисс Кинкейд была уверена, что Скотт убил ее брата, доктора Диллона Кинкейда, перед тем как она вошла в квартиру доктора Кинкейда и увидела там Скотта.

Скотт не направлял пистолета в ее сторону. Люси знала, что Диллону ничего не угрожает; она его видела. Она взяла пистолет отца с единственной целью – убить Адама Скотта.

Люси пришлось говорить с психоаналитиком об изнасиловании и убийстве. Она сыграла роль стойкой жертвы. Но до сих пор не знала, какая часть этого была правдой, а какая – обманом. Может быть, обманом было все. Наконец она сказала родителям, что больше не станет говорить об изнасиловании с психиатрами или священниками. Она устала ходить по натянутому канату; ее положение было невыносимым, пока она не перебралась на другой край страны, чтобы поступить в Джорджтаунский университет.

Ей казалось, что вся ее жизнь случилась с кем-то другим, а сама она наблюдает за ней со стороны. И чем больше Люси наблюдала за собой, тем более далекими становились все ее эмоции. Ей нравилось быть сосредоточенной, спокойной и бесстрастной. Все это произошло не с нею; она была лишь сторонним наблюдателем. Она не сломалась – во всяком случае, тогда, и не хотела, чтобы это случилось сейчас. Переезд в округ Колумбия дал ей возможность отстраниться от собственных мыслей и уязвимости. До настоящего момента.

Все эти сложные и странные чувства, связанные с Шоном, были опасны. После того как она семь лет держала свои эмоции под замком, теперь она перестала контролировать ситуацию. А вдруг судьба заставит ее платить по счетам? Оправданным было убийство или нет, объяснимым или нет, но она прикончила Адама Скотта преднамеренно и расчетливо. И не будет ли безумной вселенской шуткой то, что она убьет единственного человека, который легко сумел открыть замок, охранявший ее мысли, чувства и душевное равновесие?

– Люси?

Шон осторожно коснулся ее влажного лица, словно она была для него бесценна.

Скажи, что ты его любишь. Скажи.

Люси его поцеловала.

– Ты мне нужна.

Она ненавидела себя за то, что не могла произнести столь нужные ему слова. Она хотела, но страх заставлял ее молчать. Шон мечтал их услышать, и его обижало их отсутствие, хотя он никогда бы не сказал ей об этом. Она все увидела прежде, чем он успел скрыть разочарование.

Но Люси боялась, что, если она произнесет эти слова вслух, может исчезнуть нечто невероятно ценное и особенное, так крепко их связывавшее.

– Я здесь, принцесса. – Он осторожно погладил ее щеку и нежно поцеловал в губы.

От таких поцелуев она таяла, сейчас могла растаять совсем, а до этого доводить нельзя.

Ты все усложняешь.

Люси выключила внутренний голос, который постоянно вставал на сторону Шона. Она хотела контролировать ситуацию. Она не могла сдаться, а любовь – это полное отсутствие контроля, жертвы и сердечная боль, шанс потеряться в другом человеке. И если она сможет еще некоторое время удерживать барьеры, то поймет, что все это означает, к чему ведет и как ей выжить.

Люси оседлала Шона, приподняла рубашку, чтобы погреть холодные ладони о его горячую грудь, а потом поцеловала его так, что не могло возникнуть никаких сомнений – она хотела заняться любовью. Больше не нужно разговоров о ее или его чувствах, не нужно ни о чем думать. Она может раствориться в этом моменте, в котором и заключена страсть – мгновения времени.

Ей было необходимо исчезнуть, перестать думать.

Шону хотелось насладиться Люси, показать, что он нуждается в ней не меньше, чем она в нем – возможно, даже больше. Он был самоуверенным и любил развлечения; если требовалось, мог позволить себе обойти закон, но в своем сердце он ждал такую женщину, как Люси, чтобы та придала цель и смысл его непредсказуемой жизни. Она делала его совершенным, и он хотел, чтобы эта женщина знала, как много для него значит.

Но она не дала ему времени на размышления, а потом он сам не захотел останавливаться, когда понял, что Люси отчаянно его желает. Он нуждался в таких проявлениях с ее стороны, в ее вере и страсти, потому что только в такие моменты она полностью отдавала ему себя, доверяла свое тело и подчинялась невысказанной тяге к любви без всяких условий.

В глубине его сознания зазвонили предупреждающие колокола – с Люси происходило что-то важное; возможно, пришло время надавить на нее посильнее и заставить рассказать, что прячется в ее красивой головке. Но когда Шон открыл рот, чтобы заговорить, она начала еще один поцелуй, жаркий и бесконечный. Да он и сам не хотел останавливаться. Руки женщины массировали его грудь, пальцы сжимали мышцы так сильно, что он почти испытывал боль. Люси двигалась не переставая; ее руки, рот, длинные ноги прижимались к внешней части его бедер, а когда она села на него, возбуждение Шона стало полным.

Его руки проникли под ее длинную футболку, задравшуюся и открывшую бедра, прикоснулись к изящным изгибам спортивного тела. Шону нравилось, что она была одновременно мягкой и твердой, с сильными мышцами, но гладкой и тонкой кожей. Его большие пальцы коснулись ее сосков и слегка надавили на них, и из груди Люси вырвался глухой стон удовольствия.

Роган смотрел, как Люси снимает футболку: шрамы, пересекавшие ее грудь, все еще вызывали у него гнев, но он никогда его не показывал. Она закроется, отсечет его, начнет тревожиться… Сейчас ему хотелось только одного: показать ей, что она безупречна.