Эллисон Бреннан - Если я умру…

Священник ушел, а Джон взял стул от соседнего столика.

– Сожалею, что у тебя проблемы с твоим имуществом, – сказал он Адаму.

Хендриксон кивнул.

– А у тебя нет предположений, кто может за этим стоять?

– Должно быть, вы знаете всех жителей города, – быстро добавил Шон. – Может, кому-то не нравится идея открытия отеля?

– У каждого есть мнение. Большинство из нас не хотят перемен, даже если они принесут что-то хорошее. Но я не знаю, кто может стоять за этим вандализмом, Адам. Я бы хотел помочь, извини.

Джон немного помолчал.

– Может быть, – продолжал он, – вам стоит отложить открытие на год или около того? Вам следует дать жителям Спрюс-Лейк возможность получше узнать Тима, вновь познакомиться с тобой, и тогда все прошло бы гораздо лучше.

У Люси тут же появились подозрения. Генри Кэллахан произнес такие же слова.

Но Джон и Генри были родственниками, вероятно, много общались, а в последнее время открытие отеля наверняка стало темой номер один. И, если они пришли к выводу, что лучше отложить открытие, оба могли выдать это за личное мнение. Теория была правдоподобной, но у девушки возникло ощущение, что кто-то третий дергает всех за веревочки.

– Джон говорит разумные вещи, – заметил Шон.

Люси и Адам удивленно на него посмотрели, но лицо мужчины оставалось совершенно спокойным – точнее, слишком спокойным, подумала Люси. У него появился план.

– Я не стану ждать, – упрямо сказал Хендриксон. – Полиция выяснит, кто это сделал. – Он повернулся к младшему Кэллахану: – Отель в Спрюс-Лейк позволит воскресить город, чтобы тот снова стал таким, каким был в детские годы моего отца.

– А тебе не приходило в голову, что многие жители города хотели бы и дальше вести спокойную жизнь? – спросил Шон.

– Полное отсутствие рабочих мест и никакого развития? – возразил Адам. – Я так не думаю.

– У нас все весьма неплохо, – продолжал хозяин бара. – Послушай, Адам, я не против того, чтобы в городе появились туристы. Просто сейчас для этого не самое подходящее время. Вам с Тимом следует спокойно устроиться, не торопиться… Ведь сейчас люди настроены скептически; более того, они боятся перемен.

– Но этот страх не может служить оправданием поджогу чужой собственности! – воскликнул Адам.

– Конечно нет, – спокойно ответил Джон. – У меня есть идея. Хочешь ее послушать?

Хендриксон нахмурился, но промолчал.

– Конечно, – вмешался Роган. – Я передам Тиму то, что вы скажете.

– На самом деле все очень просто. – Джон улыбнулся и перевел взгляд с Шона на Люси и обратно. – Скажите Тиму: если он немного притормозит, я встречусь с ним через пару недель, он изложит свои планы, и я помогу убедить жителей Спрюс-Лейк их принять. Мне кажется, их пугает быстрота, с которой наступают перемены. Джо умер лишь прошлой весной.

– Четырнадцать месяцев назад, – уточнил Адам.

– А в таком городе, как наш, возникает ощущение, что прошло всего несколько недель. – Джон встал и пожал всем руки. – Я рад, что мне удалось с вами поговорить.

– Я все передам Тиму, – пообещал Шон.

– Хорошо. Кстати, а откуда вы его знаете? – спросил Джон.

– Мы познакомились в городе.

– А, в Нью-Йорке…

– В Бостоне, – уточнил Роган.

Люси смотрела вслед уходящему Джону Кэллахану.

– Он пытался поймать нас на ошибке, хочет выяснить, действительно ли мы знакомы с Хендриксонами, – сказала Кинкейд. – Он знает, что Тим жил в Бостоне.

– Вот только зачем? – спросил Шон.

– Джон Кэллахан? – Адам покачал головой. – Генри был ближайшим другом моего отца. Они прожили рядом всю жизнь.

– Генри совсем не похож на своего племянника, – не стал ходить вокруг да около Роган. – Он сказал кое-что такое, из чего я сделал вывод, что все гораздо сложнее, чем если б несколько пожилых людей не хотели, чтобы в их городе появились туристы. Кто пострадает, если откроется отель? Это другой взгляд на проблему, но Генри сформулировал его именно так. Кто-то понесет большие убытки, если ваш отель откроется. И Генри Кэллахан знает – или подозревает – кто. А тот факт, что его племянник давит на тебя и уговаривает отложить открытие, – очень серьезная подсказка.

– Более того, – заметила Люси, – я бы не удивилась, если б узнала, что за этим стоит весь город.

Люси снился один из тех снов, когда будто бы ты все контролируешь. Во сне наступили сумерки, и солнце клонилось к подножию гор. Каждый день начинался с рождения и заканчивался смертью. Почему же она испытывает такую грусть? Это ведь сон? И она может сделать его счастливым…

Она улыбнулась, увидев Шона, приближавшегося к ней по проселочной, усыпанной листьями дороге, но теперь солнце уже не садилось, а висело у них над головами. Ей было так тепло… Шон ее поцеловал. Она вздохнула и закрыла глаза, прижавшись к нему всем телом. Он всегда был таким горячим – ее собственное одеяло с электроподогревом.

– Люси.

Она открыла глаза и увидела, что вновь наступил закат; на этот раз солнце ушло вместе с Шоном. Небо быстро темнело. Ледяной ветер гнал мертвые листья по мерзлой земле, обжигая холодом ее обнаженные руки. Кинкейд опустила взгляд. Почему она оказалась под открытым небом в легкой блузке и без свитера?

Но это всего лишь сон, напомнила себе Люси, – она может представить себе свитер. Толстый, теплый и мягкий. И она должна найти Шона.

Женщина зажмурила глаза и обхватила себя руками; теперь на ней оказался свитер, но ветер едва не сбил ее с ног. Она твердила себе, что ей необходимо найти Рогана, пока еще не поздно. Что это значит? Поздно для чего?

Ее охватил неясный страх. Предчувствие сжало грудь, сердце мучительно забилось, и в глубинах своего сознания, куда она редко заглядывала, Люси поняла, что все хорошее должно закончиться.

– Люси! – позвал ее далекий голос.

Она открыла глаза и на мгновение подумала, что проснулась… Почему же тогда она под открытым небом? Было темно, холодный воздух застыл без движения, полная луна отбрасывала серо-голубые тени на склон горы. Деревья. Земля. Темная, бездонная дыра…

– Люси, помоги!

Это Шон!

– Где ты?

Он был глубоко в яме. Но яма оказалась туннелем. Люси вбежала в него, следуя за голосом Шона; туннель по спирали уходил вниз, все глубже и глубже. Она стала Алисой, преследующей белого кролика, только здесь не было света и надежды, а время заканчивалось. Окружавшая ее темнота имела вкус и структуру, словно в морге, плотную и осязаемую. Люси задыхалась. Она бежала, ее руки задевали влажные каменные стены, рот наполнился медным вкусом крови. Она начала падать все быстрее и быстрее, и с ее губ сорвался пронзительный вопль…

Она стояла на коленях рядом с Шоном, лежавшим на дне шахты.

– Ты в порядке, – сказала она.

Он улыбнулся, его окружал свет.

– Привет, принцесса, я знаю, что ты меня любишь.

– Откуда?

Однако он лишь улыбнулся и потянулся к ней; его блестящие голубые глаза сверкали и казались неестественно яркими. Именно такой сон Люси мечтала увидеть. Сладкий и теплый, полный любви. Она хотела потерять себя вместе с Шоном, забыть обо всем, кроме этого мгновения. Его рука коснулась ее шеи, ее волосы текли под его пальцами, губы приблизились к ее губам. Терпение Шона, его жадные и долгие поцелуи, его сильные пальцы… страх исчез, ему на смену пришло желание. Возможно, слова любви не имели значения, важны были действия. Шон показал ей то, чем она, как ей казалось, не обладала. Она никогда не думала, что способна брать… или давать.

Шум льющейся воды, подобный зимней реке, сначала был тихим, пока они целовались. Но, когда Люси расслабилась, шум усилился, стал подобен грохоту водопада. Люси разорвала поцелуй. Свет исчез, к ней вернулся страх, усилившийся в десятки раз. До нее откуда-то издалека донесся крик Шона, и, когда Кинкейд протянула руки к тому месту, где он только что был, она ощутила лишь кровь.

Вода затопила рудник, и Люси поплыла в ту сторону, откуда доносились крики Шона, ее било о камни, порезы обжигали болью. Она не могла дышать. Вода полилась ей в рот, она тонула…

…А потом снова оказалась в яме, ведущей в рудник, в туннеле, где нашла тело мертвой женщины. Так холодно. Так тихо.

– Шон, – прошептала Люси. – Где ты?

Женщина вновь лежала в нише. Люси подползла к телу и встала около него на колени. В руках трупа расцвел цветок.

Из глубин рудника донесся крик, эхом прокатившийся по каменной пещере. Люси тряхнула головой и зажмурилась, пытаясь от него избавиться.

– Люси, – прошептал Шон.

Она улыбнулась и повернулась к нему.

Шон лежал на месте мертвой женщины. Его глаза смотрели на Люси, но они ничего не видели и стали бесцветными. Он схватил ее за левую руку и положил ее себе на грудь, влажную и скользкую от крови.

– Нет, нет, нет, нет!

В другой ее руке был зажат пистолет.

Шон осторожно попытался разбудить Люси, как только понял, что ей снится кошмар. Ночной ужас, так было бы правильнее сказать – тело Люси покрывал пот, и она металась во сне.

– Люси, пожалуйста, проснись…

Роган попытался взять под контроль собственную панику; он не хотел, чтобы она увидела его таким встревоженным. Руки Кинкейд стали холодными как лед, ее трясло, она тихонько всхлипывала, и это разрывало ему сердце. Он никогда не видел, чтобы ее кошмары были такими глубокими и долгими.

Роган взял ее на руки, надеясь, что движение заставит ее проснуться.

– Люси, это Шон. Посмотри на меня! – Он встряхнул ее вялое тело.

Она напряглась и закинула голову назад, темные глаза открылись, но они остекленели и были полны боли.

Из груди Шона вырвалось рыдание, и он крепко прижал Люси к себе. Ее сердце билось так же быстро, как его собственное, словно оба только что пробежали марафон. Она обняла его за шею и прижалась лицом к груди, продолжая отчаянно дрожать.