Когда Оксана с Анжелой, решившие ее навестить, вошли в комнату, то натолкнулись на такой напряженный взгляд подруги, что наперебой кинулись ее успокаивать. Юлька слушала их плохо и твердила:

– Перестаньте! Я не могу быть спокойна! Я не буду спокойна до тех пор, пока мне не позвонят! Тогда я отнесу им ключи, а потом… – она запнулась и беспомощным взглядом посмотрела на подруг: – Пусть отец убьет меня или… я сама…

– Сама? – Анжела вдруг сменила сочувствующий тон на насмешливый. – Ну-ну! А чего ждать? Давай прямо сейчас, и «Волга» цела будет!

– Анжелка! С ума сошла! – дернула ее за рукав Оксана, глядя, как Юлькино лицо приобрело совсем синюшный оттенок. – Юль! – бросилась она к подруге. – Не слушай ее, она пошутила. А ты, – со злостью обратилась она к Решетиловой, – неужели не видишь разницы между машиной и кулоном?

– А неужели вы не видите, что я, как и вы, тоже нервничаю и боюсь? – Анжела закусила губу, и Оксана поняла, что так оно и есть. – Я тоже могу слечь в постель, потому что подозреваю – ему может показаться мало моего кулона.

– Ему? – переспросила Юлька. – Ты его знаешь?!!

– Н-нет, – решительно помотала головой Анжела, – я имею в виду… ну… того, главного… Вон, Ксанке уже второе письмо прислали… почему бы и с меня еще чего-нибудь не запросить. Ключи от квартиры тети Наташи, например. Все знают, что мамина родная сестра – крупный предприниматель, бизнеследи.

– Ну тебя, Анжелка! – махнула рукой Оксана. – Придумаешь тоже… Юль, а Сашке больше никто не угрожал?

Теперь уже Юлька отрицательно помотала головой, а потом спросила Оксану:

– Помнишь, ты рассказывала, как за Веретенниковым шли «плевки»? Илюху опять избили?

– Нет, – Оксана хотела продолжить, но Юлька печально перебила ее:

– Но это еще ничего не значит. Могут и попозже отлупить.

– Нет, девчонки. Тут как раз оказалось все в порядке. Я Кепу расспросила. Он даже скрывать не стал. Тут, милые мои, любовь! Звонарева в своей спортшколе – первая красавица. В нее чуть ли не все «плевки» влюблены. Кепа, кстати, тоже. А тут наш Илюха встрял. Конечно, Оленька дала ему зеленый свет. Еще бы: голубоглазый, высокий, самый крутой «плевок» ему по пояс будет. В общем, Веретенников действительно дрался с целой кучей «плевков», но из-за пламенной любви к Ольге Звонаревой.

Анжела расхохоталась:

– Представляю это зрелище! Илюха и «плевки» – просто Гулливер среди лилипутов!

– Но, между прочим, ему здорово от них досталось, как и настоящему Гулливеру.

– Значит, наши «чернокурточники» не «плевки»… – проговорила задумчиво Юлька.

– Это пока не доказано окончательно, – возразила Оксана.

Анжела промолчала, глядя в окно.


Оксана с Пивоваровым, гуляя по городу, забрели в парк. Оксана, отщипывая от купленного для дома батона, кормила несчастных уток, которые последнее время, прибившись к людям, по своей утиной глупости почему-то не улетали на юг. Стояла уже самая поздняя осень, ввиду чего вода у берега была покрыта тонким ледком. Выбираясь на берег, утки ломали его лапами, которые наверняка при этом мерзли, но улетать в теплые края не спешили.

– Лень, как ты думаешь, они все-таки улетят или так и погибнут под снегом? – спросила Оксана, перевесившись через перила мостика поближе к уткам.

Пивоваров не ответил. Оксана вернула тело в нормальное положение и спросила снова:

– Ты зимой видел здесь уток?

У Лени было такое отрешенное от птичьих проблем лицо, что Оксана возмутилась:

– Да ты меня не слушаешь! О чем ты все время думаешь?

Пивоваров виновато посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Не молчи! – обиженно выкрикнула Оксана. – Я не сдвинусь с этого места и буду жить среди уток до тех пор, пока ты не расскажешь мне, что с тобой случилось.

Леня помолчал немного, потом невесело усмехнулся и сказал:

– Ладно, скажу. Это наше общее дело. Но… честно говоря, я в нем совершенно запутался, – и он пересказал ей разговор с Сохадзе.

– И ты… – Оксана встревоженно посмотрела ему в глаза. – Ты теперь ждешь, когда придут по твою душу?

– Дело в том, что я уже дождался.

– Чего? – у Оксаны от страха за него перехватило дыхание.

– Письма.

Оксана охнула и выронила в воду ощипанный батон. Утки радостно загомонили и всем выводком набросились на него. Они моментально растащили его на куски, а остатки выхватила у них из-под клювов огромная серо-черная ворона. Она уселась с куском размокшей уже булки на мостике прямо перед Оксаной, прижала его лапой к земле и, вместо того, чтобы есть, не мигая смотрела на девушку черной с белым ободком бусинкой глаза. Боясь поднять на Леню взгляд, Оксана спросила, как будто у вороны:

– Там что-нибудь ужасное?

Ворона, которая не знала ответа на ее вопрос, смущенно крякнула, видимо, научившись этому у уток, и опустила голову к булке.

– Для меня, конечно, ужасное, но и странное тоже, – тяжело вздохнув, ответил Пивоваров. – Сохадзе говорил, что от меня потребуют отказаться от тебя, а в письме почему-то другое.

– Ну что там? Не томи, Леня!

– Не поверишь… В письме говорится, что я должен как следует избить… Борьку Доренко.

– Доренко? Не может быть! Зачем?

– Я бы тоже хотел знать, но этого в письме не написано.

– Лень… А если ты не станешь его бить, тогда что? Впрочем, – Оксана выставила перед собой руки, будто заслоняясь, – если не хочешь, то не говори.

– Я могу сказать, потому что… ну… потому что… сама, в общем, поймешь. Ты ведь знаешь, что я занимаюсь борьбой… самбо…. Так вот, нам запрещено вступать в драки и использовать вне клуба изученные приемы.

– Ясно. Тебе нельзя, а тебя заставляют драться с Доренко.

– Не в том дело, – нетерпеливо перебил ее Пивоваров. – Этим летом я оказался втянутым в крупную драку на пляже с ребятами из соседнего двора. Я и не собирался драться. Я просто выдернул из-под дерущихся парней свое полотенце, а один из них вдруг… – да ты его знаешь, Серега Павлов из 10-го «Б», – накинулся на меня с кулаками. Я защищался! Ты веришь?

Оксана с готовностью кивнула.

– Ну вот! – продолжал Леня. – Драка приняла такие угрожающие размеры, что нас всех тогда прямо с пляжа забрали в милицию. А там этот гад… ну, Павлов, сказал, что я против него садистски использовал приемы самбо.

– Зачем ему это надо было?

– Пацанам, которые развязали драку, давно не нравилось, что я спокойно хожу через их двор, не платя дани…

– Дани? – перебила его Оксана. – Какой еще дани?

– Обыкновенной… деньгами или другим чем-нибудь… в общем, даже говорить об этом не хочется…

– А что это за двор? У школы? Где хозяйственный магазин?

– Вот именно, у школы, там, где хозяйственный.

– Но мы же все там ходим. Иначе целый квартал обходить пришлось бы… Кому охота? – Оксана поежилась. – С меня никогда ничего не требовали…

– Девчонок они не трогают. Благородные! А почти все наши пацаны им уже чем-нибудь заплатили или, как ни прискорбно мне об этом тебе сообщать, бывали биты и неоднократно.

– Лень! Так, может, это они нас и терроризируют?

– Нет, там ребята простые, без выкрутасов. Фонарь под глазом навесить они могут, а выдумать умопомрачительную комбинацию с фотографиями и Эммой – на такое у них мозгов не хватит. Для них главное, чтобы на их территорию даром не заходили, и поэтому до Борьки Доренко, например, им дела нет, поскольку он живет в другой стороне и через их двор вообще никогда не ходит.

– А зачем они на пляже драку развязали?

– Понятия не имею. Только она разрослась тогда до невероятных размеров, а Серега Павлов с соседнего двора сразу догадался, как мне отплатить за то, что подраться со мной у них никак не получается. Мент, который нас обрабатывал, очень обрадовался его заявлению про самбо и заявил, что клуба мне больше не видать, как собственных ушей, – Леня замолчал, заново переживая старые неприятности.

– И что? – Оксана хотела знать, что было дальше.

– А то, что мои родители ходили в ментовку… с деньгами… с коньяком… Уладили… А теперь этот проклятый шантажист в письме пишет, что собирается сообщить о летней драке в клуб, если я не побью Борьку.

– Но ведь ему могут не поверить…

– Поверят. Вернее, проверят. Наш тренер, Николай Ильич, по этой части до такой степени щепетильный, что сам пойдет в милицию протоколы задержаний проверять.

– И что же ты будешь делать?

– Точно знаю только одно: с Доренко драться я не собираюсь. Он мне ничего плохого не сделал.

– А как же клуб?

– Не знаю… Может, как-нибудь обойдется… Объясню Ильичу, как дело было. Но, может быть, и вышибут из клуба.

– Огорчишься?

– Еще бы! Я привык проводить там почти все свое свободное время. Это сейчас, – Леня приблизился к Оксане, – почти все мое свободное время занимаешь ты. – Он нагнулся к лицу девушки и тронул ее губы своими.

Оксана вздрогнула и на некоторое время забыла и про Сохадзе, и про Доренко, и про Юльку с Сашкой, и про свои собственные проблемы с фотографиями, и даже про надоевшего хуже горькой редьки Макса Литвинова.

Забытый Литвинов оставался таковым весьма недолго. Когда Оксана с Леней возвращались из парка домой, он собственной персоной вырулил из-за угла школы. Девушка надеялась, что он, как и раньше, пройдет мимо, а если и отправится следом, то будет держаться на безопасном расстоянии, но сильно ошиблась. Макс прямо на виду у Пивоварова сменил вялое волочение за Оксаной на бурный натиск, а именно: самым наглым образом полез к ней целоваться. Девушка попыталась оттолкнуть его от себя, но Литвинов вцепился ей в плечи клещом.

– Э! Макс! Ты чего? – только и мог проговорить пораженный Леня, потом за шиворот оторвал его от Оксаны, развернул к себе лицом и нанес такой удар под челюсть, что Литвинов, клацнув зубами, мешком рухнул ему под ноги.

– Ничего не понимаю, – растерянно и виновато проронил Пивоваров, глядя на застывшую Оксану, и опять-таки за шиворот резко рванул Макса вверх, заставив таким образом встать. – У тебя что, совсем крыша поехала?