Чего–чего, а уверенности в себе ей явно не хватает: пока смотришься в зеркало, всё в порядке, «красота неописуемая», как выражается обычно Юлька. (И даже эта светлая кожа, без сомненья, ей идет, все так говорят — придает некоторую аристократичность, что ли.) Но стоит только выйти на улицу, и сразу чувствуешь себя такой маленькой и незаметной… «Приходится заглядывать во все витрины и окна машин, чтоб убедиться, — улыбнулась девочка своим порхающим в беспорядке мыслям. — А в выпуклых стеклах отражение расплывается вширь, каждый раз прямо оторопь хватает, как посмотришь…»

Тут Яна повеселела окончательно. Откуда–то из глубин памяти выплыла сегодняшняя мелодия и самое главное, послышались слова — вот она, ее песенка, которую так долго не могла вспомнить! Дело в том, что у нее в голове почти постоянно звучит музыка — любимые чужие или собственного сочинения песни. Иногда Янка забывается и начинает напевать их вслух, чего страшно стесняется — прохожие потом смотрят, как на сумасшедшую. Дескать, а откуда вы, девушка, сбежали?.. (Свои–то, домашние и лицейская братия, давным–давно привыкли, уже не обращают внимания. «У каждого свои недостатки," — сочувственно хмыкает по этому поводу Галькин красавчик Андрюша. А физиономия при том становится настолько издевательская, что так и подмывает дать по шее! Конечно, если дотянешься, единственное пограничное условие.)

Каким–то таинственным образом, плутая по проходным дворам и незнакомым улочкам, Яна вышла к Днепровскому рынку. «А вот это я зря, — растерянно сообразила, — Мастер ведь предупреждала, что в моем нынешнем состоянии… Так и сказала, кажется: «Избегай большого скопления людей»…» Но шумная и пестрая людская толчея уже подхватила с собой и понесла — сопротивляться было бесполезно, только выбьешься из сил. Где–то рядом пронзительно заливались голоса скупщиков валюты:

— Куплю золото, золото!

— Рубли, марки, доллары! Рубли, марки, доллары!

И вдруг Янка почувствовала, что кто–то сзади тронул за локоть, обернулась — перед ней стояла цыганка. Совсем молодая, с непокрытой головой и в невероятно цветастой юбке до самой земли, а глаза слишком уж бойкие:

— Подожди, красавица! Дай руку, погадаю! Всё как есть скажу, ничего не утаю.

Как бы повежливей от нее отделаться?.. Грубить Яна никогда не умела:

— Погадать я и сама могу.

Цыганка, похоже, заинтересовалась, ловко схватила ее под локоть и увлекла в сторонку, подальше от снующих взад–вперед людей:

— А ну, сними очки!

— Зачем?

— Сними, что–то скажу.

Яне б развернуться и уйти, но в душу закралось предательское любопытство: интересно, что эта цыганка может ТАКОГО сказать?.. Ругая себя последними словами, как всегда в минуты слабости, Янка сняла черные очки и посмотрела девушке прямо в глаза. Вот ведь странность, они у них были на удивление похожи: темные и большие, почти круглые, в обрамлении длинных загнутых ресниц. Девочка почувствовала, будто куда–то проваливается… «Опять начинается!..» — только и успела подумать с испугом, и всё вокруг засветилось чуть приглушенным серебристо–голубым светом. Фигура цыганки совершенно в нем исчезла, на ее месте вырисовался светящийся неровный овал. По овалу этому проскакивали, как разряды молний, ярко–алые искры, и где–то посередине, возле сердца, темнел крупный сгусток грязно–серого цвета…

Как сквозь плотную подушку, до сознания доносился еле слышный голос: цыганка что–то лихорадочно быстро, едва не взахлеб говорила. Яна с трудом вернула себя в обычное состояние, на голову обрушился хрипловатый взволнованный голос:

— …смотрю, сила у тебя большая, а пользоваться ей не умеешь. Я научу!

— Спасибо, не надо… — наконец–то к Яне вернулось нормальное зрение и вместе с тем накатила вселенская усталось, как всегда после похожих случаев — точно пару вагонов успела под шумок разгрузить! И снова этот назойливый звон в ушах — тоненький и почти неразличимый, похожий на зудение комара, он преследовал ее с детства. Никто другой почему–то его не слышал, только она одна… Мама в свое время всё порывалась отвести к «специалисту»; слава Богу, папа отбил — как–то само собой взяло и прошло. Янка уже целую вечность об этом дурацком пищании не вспоминала, а тут на тебе, опять двадцать пять!..

Она отвернулась и быстро зашагала прочь, незаметно для себя ускоряя шаг. Но цыганка не отставала, упрямо семенила следом:

— Подруга у тебя завистливая, не верь ей! Подожди, сейчас еще скажу!..

Сразу за поворотом как из–под земли выросла стена молочного павильона, дальше идти было некуда. Янка затравленно озирнулась, прижимая локтем висящую на плече сумку: и людей вокруг почти нет, если что… Самое обидное, в сумке–то абсолютно ничего ценного (в смысле, материально ценного): только ключи, тетради, немного косметики и гремучая мелочь на проезд. «Мастер говорит, что человек сам притягивает к себе все ситуации в жизни, своими негативными мыслями. Неужели это я страхом притянула? Так я же вроде ничего не боюсь…» — полезло не ко времени в голову.

Цыганка между тем подошла вплотную, настороженно разглядывая девочку сильно накрашенными черными очами. Во взгляде ее на секунду промелькнула растерянность, как будто девица еще не надумала, что сказать. Кажется, у этой шемаханской царицы к ней, Янке, какой–то другой интерес, не финансовый. Тогда какой же? Ну что с нее можно взять, спрашивается?..

Но тут из–за угла показался первый за эту бесконечную минуту прохожий, наконец–то!.. Обычный себе мужичок, таких на улице на каждом шагу по десятку встретишь: роста небольшого, примерно с Яну, в потертых синих джинсах и клетчатой ковбойской рубашке. Руку едва не до земли оттягивает видавшая виды объемистая сумка, в которой угадывается что–то овощное. При виде их живописной пары у стены павильона мужчина остановился, с заметным облегчением бухнул на асфальт свою авоську и принялся массировать затекшую ладонь.

— Дай руку, еще погадаю! — затянула цыганка старую песню, опасливо косясь на «свидетеля». — Денег не возьму, только посмотрю.

«Вот это уже ни в какие ворота не лезет! С чего это вдруг — «денег не возьму»?.. — поразилась Янка. — Да что ей от меня нужно?!» Мужичок со вздохом подхватил с земли свою внушительную поклажу, неловко потоптался на месте и с решительным видом направился в их сторону:

— А ну, малышка, иди сюда! — взял Яну за руку и повел за собой, не останавливаясь, пока они не очутились далеко за рынком. Цыганка затерялась где–то позади, Янка специально несколько раз оборачивалась, проверяла. Убедившись, что за ними никто не идет, незнакомец притормозил шаг, выпустил ее ладонь из своих шершавых, как наждачная бумага, пальцев и посмотрел на девочку вроде даже сердито:

— Соображать же надо! Она б из тебя все деньги вытянула, знаю я этих умельцев! Нужно сразу уходить, и всё. Никаких разговоров, рот на замке.

— Мне просто интересно было… — Яна смотрела на него во все глаза, опять накатило «это»: перед глазами мерцала и легонько покачивалась ослепительно–яркая сфера. И цвет необыкновенно чистый, голубоватый с золотыми вспышками… Давно она не видела такой обалденно красивой ауры! Очнулась лишь, когда мужчина энергично потряс ее за плечо:

— С тобой всё в порядке?

— Ага… — Янка с трудом пришла в себя. Спаситель выглядел слегка озадаченным: минуту–другую помолчал, переминаясь с ноги на ногу и потешно шевеля кустистыми брежневскими бровями с легкой проседью. Дачник, наверное, — вон загар–то какой ядреный, медно–красный, прямо как у американского индейца… Довольно неказистый с виду мужичок, ни за что не угадаешь, какая в нем сокрыта силища! (Если смотреть только глазами, разумеется.) Любопытно, он сам–то про эту свою особенность знает?..

Но спросить Яна не решилась, показалось не к месту, да и вообще… Не станет же она приставать с подобными вещами к случайному прохожему на улице! А мужчина обрел–таки дар речи и нравоучительно произнес, потрясая в воздухе худым указательным пальцем с неровно подстриженным ногтем:

— Библию надо читать! — и торопливо зашагал прочь — очевидно, по каким–то своим дачным делам, что не терпят отлагательств.

— Спасибо! — вырвалось у нее негромко, тот всё равно уже не слышал и через несколько мгновений скрылся за поворотом. Янка стояла и смотрела ему вслед, как зачарованная, а по лицу разливалась беспричинная улыбка, и так хорошо было на душе…

Глава третья. Рейки

Чужая душа — потемки… Особенно, если повернуться к ней задом.

Козьма Прутков

Стараясь не шуметь, она осторожно открыла дверь своим ключом. Даже из общего коридора были слышны голоса родителей, те явно ругались. И похоже, что из–за нее… Яна прислушалась: высокий и пронзительный мамин голос пытался перекрыть негромкий папин, его почти не было слышно. Сразу же захотелось развернуться и выскочить обратно в коридор, и скатиться кубарем вниз по лестнице, не дожидаясь лифта — так, чтоб только ветер в ушах засвистел! Всё равно куда, лишь бы подальше от всего этого:

— Сил моих больше нет! Постоянно грубит, на каждое слово у нее десять!

— Тише, не кричи, — папин голос едва угадывался.

— Я не кричу!

— Нет, ты кричишь.

— Я имею на это право! Я вообще не могу с ней разговаривать, у них там прямо секта какая–то! — соловьем заливался голос мамы. — Ты видел, что она читает? Был нормальный здоровый ребенок…

— Она уже взрослый человек.

— Да что ты мне рассказываешь! Это в пятнадцать лет — взрослый человек?..

Янка изо всех сил заткнула уши пальцами и проскользнула в свою комнату, стараясь не сильно шлепать босыми ногами, а внутри уже закипало раздражение, обида и подступали к горлу слезы. Чтоб отвлечься, на всю мощность колонок (а они у нее ого–го!) врубила музыку: Земфира — это как раз то, что ей сейчас нужно!.. И всё равно слышала каждое слово: