Элизабет Торнтон - Если полюбишь графа

– Как ты могла подумать, что забеременела? Каро, я едва прикоснулся к тебе, – проговорил он потеплевшим голосом.

– Хорошо говорить об этом сейчас, – запальчиво ответила Каро, – но откуда мне было знать? Никто никогда не говорил мне, как мужчина награждает женщину ребенком. Откровенно говоря, я не сказала бы, что хочу иметь детей, даже от тебя...

– А как насчет твоей помолвки?

Арман чувствовал, что слабеет, и, черт возьми, томная улыбка на губах Каро означала, что она это отлично понижает.

– Какая помолвка? – спросила она хрипло.

– – Тони сказал, что ты вот-вот примешь одно из многочисленных предложений.

– Нет, дорогой, это мама собиралась принять одно из многочисленных предложений. Вот почему я придумала историю с нашей помолвкой, якобы заключенной много раньше. А ты приревновал?

Каро отвела рукой упавшую Арману на лоб темную прядь.

Его руки обвились вокруг ее талии.

– Они никогда не допустят нашего брака, – сказал он тихо и торопливо поцеловал Каро в губы.

– Уж как-нибудь мы их уговорим, – проворковала она в ответ и, запустив пальцы в темные кудри Армана, притянула его голову к себе.

– О нет, моя любовь, нет, – попытался он возразить, но вместо того, чтобы отстраниться, крепче прижал Каро к себе и поцеловал так, что не осталось ни малейших сомнений в том, кто во время их встречи забыл о чести.

В это время наверху, в личных апартаментах Дейрдре, в западном крыле дома молодая горничная Марта, девушка одного возраста с Дейрдре, распаковывала вещи своей госпожи.

– Что это за бал арендаторов и слуг, о котором я как-то слышала? – полюбопытствовала Дейрдре.

– Это был последний бал, состоявшийся перед тем, как граф отбыл в Испанию. Я тогда впервые надела платье, какие носят взрослые.

Горничная указала на одно из бледных муслиновых платьев Дейрдре и продолжала с надеждой:

– Моя ма говорит, что теперь, когда в Белмонте появилась новая хозяйка, а его сиятельство наконец осядет здесь, может быть, вернутся старые добрые обычаи и у нас снова каждый год будет такой бал.

– И вам бы это понравилось?

– О, мэм! – Глаза Марты восторженно засияли. – Это было самое величественное зрелище и самое грандиозное событие в моей жизни!

Лицо Марты приняло мечтательное выражение, и пока она рассказывала, Дейрдре воочию видела две сотни гостей, расположившихся за установленными вдоль стен столами, сооруженными из уложенных на козлы досок.

– Бал арендаторов и слуг, – улыбнулась она печально и, скользнув в постель, растянулась под холодными простынями, пахнущими лавандой.

– Моя старая ма говорит, что ничто так не оживляет дом и не заставляет вычистить его от чердака до погреба, как хороший праздник.

Внезапно Дейрдре улыбнулась.

– Сдается мне, что ваша старая ма кое-что понимает в жизни. Возможно, мы и устроим бал, – проговорила она, размышляя вслух. – Да, возможно, мы так и сделаем.

Дейрдре томно потянулась, как сытая кошка, и уткнулась в подушку, набитую душистым сеном. Она издала звук, очень похожий на кошачье мурлыканье, а на ее губах медленно расцвела довольная улыбка. Она чувствовала себя счастливой и спокойной. Мысли ее блуждали, противясь наступлению полного пробуждения, и она повернулась на бок, будто хотела обратиться спиной к реальности, включавшей десятки слуг, переворачивавших замок Белмонт сверху донизу и вверх дном в предвкушении бала, который должен был состояться через месяц.

Что-то коснулось ее спины, будто поглаживая, и Дейрдре слегка шевельнулась, чтобы придвинуться поближе, предполагая, что к ней пришла погреться одна из кошек, обитавших на конюшне. Она почувствовала, как набухает ее сосок. Шнуровка корсажа ослабла, будто повинуясь ее невысказанному желанию. Веки ее затрепетали, а на лбу прорезалась тонкая морщинка. Чья-то рука ворошила ее коротко остриженные волосы, и тут Дейрдре проснулась окончательно. Она вздрогнула и села, и ее расшнурованный корсаж упал до пояса, обнажив груди. Она с изумлением опустила глаза, созерцая свою наготу и длинные мужские пальцы, ласкавшие ее, не спеша пробуждая в ее нежной груди страстное желание.

– Ты! – выдохнула Дейрдре и посмотрела в блестящие от возбуждения глаза Рэтборпа.

Он поднялся, и Дейрдре чуть отстранилась, как бы желая защитить свою наготу от его жадного взгляда.

– Дейрдре, – пробормотал Рэтборн, уткнувшись лицом в ее шею, и тотчас же выскользнул из своей ослепительно белой рубашки, обнажив смуглое мускулистое тело. – Дейрдре! – повторил он, и его руки легли ей на плечи, а полураскрытые губы прижались к ее нежному теплому затылку.

Она ощутила жар его обнаженного тела, ласкавший спину и воспламенявший огонь желания. Дейрдре застонала и тут же почувствовала, что ее недовольство Рэтборном, которое она лелеяла все это время, улетучилось как дым.

– Это несправедливо, – прошептала она едва слышно и чуть изогнулась, чтобы избавиться от дерзких рук, двигавшихся по ее телу с определенной целью и теперь захвативших в плен ее груди. Большие пальцы ласкали ее набухшие соски, улещивая ее, заманивая в сладостное забвение. – Несправедливо, – снова выдохнула Дейрдре, отводя его руки и пытаясь воскресить исчезнувшее раздражение. – Мы должны поговорить, – заявила она решительно, хотя никак не могла вспомнить точно, что хотела сказать.

– Да, – согласился Рэтборн и нежно, но решительно перевернул ее на спину, – но только о любви. Все остальное может подождать.

Он оказался сверху, и легкие прикосновения темных волос на его груди нежно ласкали грудь Дейрдре. Она застонала и слегка раскрыла губы.

Рэтборн тотчас же завладел ими, держа обеими руками Дейрдре за подбородок и вынуждая ее раскрыть губы шире. Его язык вторгся в медвяное тепло ее рта. Его поцелуй перешел в другую фазу нежного узнавания и исследования, будто он хотел освежить свои чувства, припоминая вкус ее языка и губ и пробуждая в ней воспоминания о былом восторге. Но страсть прорвалась сквозь все доводы разума. Его руки и губы горели, и обжигали, и ранили ее своей спешкой и нетерпением обладать ею. Дейрдре положила руку ему на грудь и попыталась оттолкнуть от себя. Рэтборн тотчас же выпустил ее.

Дейрдре села, обняв колени руками. Рэтборн старался всеми возможными средствами заставить ее сдаться, а она противилась этому. Тогда он приподнялся на локте и, пробежав пальцами по ее обнаженной руке, проговорил волнующим шепотом:

– Дейрдре? Я почти два месяца ждал этой минуты. Даже если бы я и хотел, то не мог бы теперь позволить тебе оттолкнуть меня. Ты можешь любезно и благородно покориться или...

Его рука сжала ее лодыжку, и он принялся медленно и мучительно для нее исследовать ее ногу, а его теплое неровное дыхание овевало ее плечо. Он раздвинул ее колени, легко преодолев слабое сопротивление, и стал подниматься выше. Он ловко развязал шнурки ее панталон и принялся нежно массировать живот, пока не почувствовал, как мышцы расслабились.

– Дейрдре, любовь моя, нам ведь не нужны все эти одежды, разделяющие нас? Верно? – спросил Рэтборн и стал торопливо снимать с нее нижнюю сорочку. – Ты моя жена, и я люблю тебя, – проговорил он сбивчиво, одновременно стягивая с себя сапоги и панталоны. – Я всем своим телом хочу показать тебе свою любовь и... Я хочу быть как можно ближе к тебе. Едва ли слова способны выразить то, что я к тебе чувствую.

Дейрдре с тихим вскриком повернулась к нему, и любые слова стали излишними. Рэтборн прижал ее к себе, и все ее чувства потонули в его щедро расточаемых ласках и медленных волнующих поцелуях. Он продолжал ласкать и гладить ее, будто впервые открывая для себя все ее прелести, изгибы и впадины, оказывавшиеся под его руками, и когда она раскрылась для него, не оставив ничего потаенного, ему пришлось сдерживать свою страсть, наплывавшую и окутывавшую все его тело жарким прибоем.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он невинным тоном, поДсйрдре уловила в нем обычную игривость. Его прикосновения были легкими и игривыми. .

Дейрдре решительно сдвинула колени и посмотрела Рэтборну прямо в лицо.

– Гарет Кавано, – с трудом произнесла она, и тут у нее перехватило дыхание, потому что он развел ее ноги и глубоко вошел в нее. – Гарет Кавано, – повторила она, но он заставил ее замолчать, накрыв губы поцелуем, поглотив ее тихие стоны и вскрики, когда она приподнялась ему навстречу. Все ускоряющийся ритм их движений горячил и без того горячую кожу. Дейрдре вся покрылась испариной.

Рэтборн старался продлить наслаждение, но она воспротивилась, когда он попытался умерить ее движения, удерживая за бедра.

– Нет! – запротестовала она и устремилась ему навстречу, желая, чтобы он проник в нее как можно глубже.

Рэтборн судорожно втянул в себя воздух и забыл о своих намерениях держать чувства под контролем. Теперь он нависал над ней.

– Дейрдре! О, Дейрдре! – простонал он. В его голосе слышалось раскаяние, будто он просил прощения. Но она его не слышала. По телу пробегала дрожь чувственного наслаждения, тело сотрясали судороги восторга. Рэтборн слышал, как она выкрикивает его имя, в то время как и из его уст вырвался громкий крик триумфа.

Дейрдре почувствовала, как скольжение его рук по ее телу становится все увереннее, вызывая в ней новую волну наслаждения.

– Нет! – закричала она, все еще смакуя этот дар, который любовные объятия всегда ей приносили, это ощущение свершения.

– Да, – твердо сказал Рэтборн и снова прошелся руками по ее обнаженному телу. Она поймала их и сказала со смехом:

– Нет, Гарет, это слишком скоро.

В ответ он снова завладел ее губами, заставляя их раскрыться, и сила его вновь разгорающейся страсти нашла в ней отклик. Дейрдре сделала слабую попытку оттолкнуть Рэтборна, но он удерживал ее крепко и будто не чувствовал сопротивления.

Он хотел, чтобы она задыхалась от желания, и потому принялся снова ласкать ее изысканнейшим образом, разжигая страсть.