«Вернее – попыталась совершить», – подумала Олимпия и неожиданно улыбнулась. Летиция по незнанию сунулась в настоящее осиное гнездо. Теперь все Уорлоки придут в движение, и то, о чем эта дама до сего дня не подозревала, они откроют ей.

– Мне очень жаль, – поцеловав ее в макушку, сказал Брент.

– Тебе не за что извиняться. Поверь мне, в нашей семье полно дурных матерей… впрочем, отцов – тоже. Как и разных других сомнительных личностей. А если Уорлок плохой человек, то это конец света. Наши матери бросают своих мужей и детей. Мужья же уходят от жен, но не так часто. Впрочем, такие, как Стоун, попадаются редко.

– Пожалуй. Генри в этом смысле счастливый ребенок. Стоун не только любит своего сына, но и не стесняется показать это. Он хороший человек, основательный, не стыдится работы и малопьющий. Полагаю, он был предан своей сумасшедшей жене.

– Да, разумеется. Между прочим, большинство мужчин в моей семье, когда женятся, настаивают на соблюдении брачных клятв. Я думаю, именно в этом причина того, что жены часто бросают их. Поэтому, кстати, многие мужчины в нашей семье долго тянут с женитьбой.

– Кто осудит их за это?

– Мы даже ввели несколько специальных правил для тех, кто вступает в семейную жизнь. Тот, кто хочет соединиться узами брака с человеком, у которого отсутствует дар, должен заявить об этом задолго до свадьбы. Проблема, однако, в том, что иногда даже намерение жениться может быть извлечено из сознания человека. Не полностью, конечно. Правда, я не очень хорошо это все понимаю… либо потому, что моих познаний не хватает, либо потому, что обладающие даром не могут четко объяснить такую ситуацию. Но мы все пришли к единому мнению: пусть сердца разбиваются еще до свадьбы и появления детей.

– Тогда это скорее тяжкая ноша, чем дар.

– Да, верно. Хотя проявление странностей в ком-либо или в чем-либо воспринимается проще с каждым последующим поколением – ведь мы все дальше удаляемся от времен охоты на ведьм и страха перед Сатаной. Хотя я, например, с легкостью могу убедить твою мать, что она приходится дьяволу дочерью.

– Я начинаю думать, что у нее душевная болезнь. Возможно – умственная.

– Но совсем не обычная. Она ни разу не дала людям повода подумать, что как-то странно себя ведет. Мне все еще кажется, что ей от рождения чего-то не хватает.

– Совести, например. Ты уверена, что мальчик не пострадал при нападении?

– Хью не промолчал бы об этом. Меня беспокоит другое: как именно Илаю удалось освободиться, уже будучи схваченным? Ясно, что он воспользовался своим даром и сейчас в библиотеке, наверное, царит разгром. Слугам даже удалось захватить одного из нападавших, так что мы получим ответы на кое-какие вопросы и у нас появится свидетель против графини.

– Да, было бы хорошо. Но я бы посоветовал особо на это не надеяться, – пробормотал Брент.

Положив голову ему на плечо, Олимпия попыталась отогнать страх, волнами накатывавший на нее. Следовало придумать что-то такое, что обеспечило бы Илаю безопасность, пока Летиция Маллам будет представлять угрозу. Потому что она, Олимпия, не сможет действовать, если страх за ребенка будет постоянно отвлекать ее.

Мать Брента родила шестерых, но так и не приобрела материнского инстинкта. Эта женщина обращалась с детьми (даже со своими собственными) так, словно они были товаром. Происходившая из семьи с долгой историей, в течение которой случалось, что родители бросали друг друга и запугивали своих чад, сама Олимпия безоглядно любила детей и не понимала таких женщин. Она не могла понять леди Маллам. По ее мнению, эту женщину просто нельзя считать матерью.

– Она боится тебя, – сказал Брент, когда Олимпия откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. – В этом все дело.

– Ты думаешь, она верит во все то, что говорят про Уорлоков и их кузенов Вонов? – не на шутку испугалась Олимпия, решив, что леди Маллам захотела выкрасть ее сына из-за дара, которым тот обладал.

– Не хотелось бы так думать. У нее вообще отсутствует воображение. Да и с какой стати она поверит в то, к чему люди, даже обладающие воображением, относятся с недоверием и страхом?

– Да, пожалуй… Что ж, это успокаивает. Если когда-нибудь она обнаружит, что все, что рассказывают про нас, – правда, – Олимпия вздрогнула, страх ледяной иглой пронзил ее сердце, – тогда все дети из нашей семьи будут в опасности. Твоя мамаша знает, как подобраться к человеку или нанять тех, кто умеет это делать.

– Но тот, кого поймали в твоей библиотеке, не выказал особой сноровки.

Олимпия усмехнулась:

– Что верно, то верно.

– Я думаю, нам нужно поспать. Дорога до твоего дома много времени не займет, но все равно нам надо немного отдохнуть, чтобы с ясной головой начать разбираться с проблемами в Миртлдаунсе.

– Согласна, – сказала Олимпия и снова закрыла глаза, хотя и сомневалась, что сумеет заснуть. Теперь, после сообщения о том, что сына пытались похитить, она понимала: впереди ее ждало много бессонных ночей. Илаю никогда и ничто раньше не угрожало, и она еще не сталкивалась с такой ситуацией, поэтому ей было трудно сообразить, что следовало сделать, чтобы подобное не повторилось.

Илай рос весьма независимым ребенком, и Олимпия, поразмышляв, пришла к выводу, что это ее радовало. Но так как дар спас его, она решила, что не станет ругать сына за то, что тот воспользовался им в присутствии посторонних. И еще Олимпия решила, что тетка слишком уж баловала мальчика.

Ох, ей так хотелось обнять его сейчас! Хотелось прижать к себе, услышать, как бьется его сердце, увидеть, как он дышит! Мысль, что кто-то мог забрать у нее ребенка, причинить ему боль, пугала ее до ужаса. Сын был главным ее сокровищем. Она почему-то считала, что у нее больше не будет детей. И сейчас, сидя рядом с любимым мужчиной, тихо посапывавшим во сне, Олимпия еще больше уверилась в том, что ее будущее – это будущее бесплодной пустоши.

Еще какое-то время Олимпия думала о сыне, а потом до нее вдруг дошло: ведь она только что мысленно призналась себе в том, что любит Брента!

– О дьявол! – вырвалось у нее.

Глава 14

Граф разглядывал дом, перед которым остановилась карета. Сложенный из серого камня, он был массивным, но элегантным. Брент немного удивился, не увидев рва, хотя по углам квадратного здания возвышались башни. Суровый вид фасада скрашивали высаженные вокруг деревья и цветники. Так что можно было сказать: дом казался вполне приветливым, несмотря на строгость, которая сразу бросалась в глаза.

Олимпия выскочила из кареты, а граф, подхватив ее сумку и предупредив кучера, чтобы тот подождал, пока ему не скажут, где поесть и устроиться на ночлег, последовал за ней.

По внутренней отделке дома стало понятно: когда-то у одного из баронов имелась в распоряжении куча денег, – а может, он по легкомыслию вовлек всю семью в колоссальные долги. Полы устилал черный с прожилками мрамор, отполированный до блеска, и на нем отчетливо виднелись следы туфель Олимпии. Стены же были обшиты деревом. Темным деревом. Брент не был специалистом, поэтому не мог определить, что это за порода. Но цвет у панелей был теплым и глубоким, а вид – дорогим. В поле зрения Брента попало несколько дверей из тяжелого резного дуба. Кем бы ни был тот, кто построил этот дом, он явно угробил на него целое состояние.

Из глубины холла к ним торопливо вышел высокий стройный мужчина.

– Миледи, мы не ждали вас так скоро. Должно быть, Хью до Лондона летел по воздуху.

– Должно быть, так, Джонс Второй. Он определенно выглядел очень уставшим. Я приказала ему отдохнуть, прежде чем возвращаться сюда. То, что Хью согласился, говорило о том, что устал не только он. Его лошадям тоже требовался отдых. Хью нянчится со своими лошадями как с детьми, – сказала Олимпия Бренту, потом снова повернулась к дворецкому: – А это граф Филдгейт, лорд Брент Маллам.

– Милорд, я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату.

– Благодарю вас, Джонс Второй. – Брент передал ему сумки и сказал: – Нашего кучера нужно покормить, и ему требуется место для отдыха.

– Я прослежу за этим. Миледи, молодой хозяин сейчас находится в библиотеке, где вместе с вашей теткой и кузиной пытается навести порядок.

– Спасибо, Джонс Второй.

Олимпия зашагала через холл, и Брент тотчас последовал за ней. Вскоре она остановилась перед двустворчатой дверью, покрытой изысканной резьбой со сценами, изображавшими плещущихся в воде нимф. Чуть помедлив, распахнула ее, и они с Брентом вошли в комнату, где царил хаос. Большинство шкафов пустовали. В дальнем углу в кучу сбилось несколько кресел, некоторым из них явно требовалась починка. Часть книг уже сложили перед шкафами в стопки, но большинство в беспорядке валялись на полу. Олимпия же, медленно поворачиваясь, внимательно оглядывала каждый дюйм комнаты.

– Хорошо хоть, что в этот раз ты не перебил лампы, Илай. – Она улыбнулась высокому худому мальчугану, поднявшемуся с пола, где он складывал книги в стопку.

– Мамочка! – Он бросился к ней. – Как хорошо, что ты приехала! У нас тут такое случилось!

– Могу представить. – Олимпия на секунду прижала к себе сына, внезапно осознав, что еще немного – и мальчик станет выше ее. – Я приехала не одна. – Она развернула сына к Бренту и представила их друг другу. – А это моя тетушка Антигона Уорлок. – Кивком Олимпия указала на пожилую женщину. – И еще – моя кузина миссис Тесса Вон.

Брент церемонно поклонился дамам, с любопытством разглядывавшим его своими темно-карими глазами.

– Весьма рад знакомству, – сказал он.

– Ты уверена, что это Филдгейт? – вдруг спросила Тесса и вытерла грязные руки о необъятный фартук, надетый поверх зеленого платья.

– О, Тесса!.. Конечно, это он! – воскликнула Олимпия. – Ты думаешь, я могу ошибиться?

– Нет-нет. Просто он не похож на пьяницу и распутника, о котором все твердят.

– Поверь, Филдгейт вовсе не пьяница. А что касается распутства… – Брент толкнул ее локтем, и она заявила: – Граф не больший распутник, чем все прочие из его круга.