– За удачу! Я не сомневаюсь в ней! – подхватила Трейси.

Они чокнулись. Трейси подняла глаза и похолодела. В дальнем углу она заметила Джефа Стивенса; он смотрел на нее и улыбался. Рядом с ним сидела сверкающая драгоценностями очаровательная дама.

Трейси вспомнила, как в прошлый раз встретила его, когда он сидел в машине с идиотской собакой у стены замка де Матиньи, и тоже улыбнулась. «Один – ноль в мою пользу», – радостно подумала она.

– Извините, – проговорил Цукерман. – У меня много дел. Буду держать с вами связь. – И удалился, поцеловав любезно протянутую руку Трейси.


– Вижу, твой друг покинул тебя, и не понимаю почему. В образе блондинки ты выглядишь потрясающе.

Трейси подняла глаза: рядом со столиком стоял Джеф Стивенс. Он опустился на стул, который несколько минут назад занимал Адольф Цукерман.

– Поздравляю, – продолжал Джеф. – Ты отлично прокрутила дело де Матиньи. Очень чисто.

– В твоих устах это высшая похвала.

– Ты стоишь мне уйму денег, Трейси.

– Привыкай.

Джеф поиграл бокалом.

– Что хочет от тебя профессор Цукерман?

– О, так ты знаешь его?

– Можно сказать и так.

– Хотел… выпить со мной.

– И между делом рассказал о затонувшем сокровище?

Трейси насторожилась:

– Что тебе известно об этом?

– Неужели ты клюнула? – изумился Стивенс. – Это самая древняя в мире афера.

– Только не на этот раз.

– Ты хочешь сказать, что поверила ему?

– Я не имею права обсуждать это, но у него есть некое свидетельство.

Джеф недоверчиво покачал головой:

– Трейси, он просто пытается облапошить тебя. Сколько попросил у тебя Цукерман на подъем затонувшего корабля?

– Не имеет значения.

Стивенс пожал плечами:

– Хорошо. Только потом не жалуйся, что старина Джеф не предупредил тебя.

– Наверное, хочешь сам захапать это золото.

Джеф заломил руки в шутливом отчаянии.

– Почему ты всегда относишься ко мне с таким подозрением?

– Не трудно догадаться. Я не верю тебе. Кто твоя спутница? – Она тут же пожалела, что задала этот вопрос.

– Ты имеешь в виду Сюзанну? Приятельница.

– Богатая, разумеется?

Джеф лениво улыбнулся.

– Честно говоря, по-моему, у нее есть немного денег. Не хочешь с нами завтра пообедать? В бухте стоит ее 250-футовая яхта. И повар собирается приготовить…

– Спасибо. Всю жизнь мечтала питаться с вами. Что ты ей впариваешь?

– Это личное.

– Не сомневаюсь. – Реплика прозвучала грубее, чем хотела Трейси.

Она посмотрела на Джефа поверх оправы очков. Он был чертовски привлекателен – безукоризненно правильные черты лица, красивые серые глаза с длинными ресницами и сердце змеи. Очень умной змеи.

– Ты никогда не думал о том, чтобы заняться легальным бизнесом? – спросила Трейси. – У тебя, наверное, хорошо бы пошло.

– Что? – Джеф был потрясен. – И бросить все это? Ты, видимо, шутишь?

– Ты всегда был артистом-махинатором?

– Я был антрепренером.

– И как ты им стал, этим а… а… антрепренером?

– В четырнадцать лет сбежал из дома и после этого жил при луна-парке.

– В четырнадцать? – Трейси впервые заглянула за внеш ность хитроумного, обаятельного жулика.

– Мне повезло – я научился там уму-разуму. А когда началась война во Вьетнаме, попал в «зеленые береты» и продолжил образование. И основное, что я усвоил: та война была самой большой аферой. По сравнению с ней наши с тобой штучки – сплошное дилетантство. – Он резко сменил тему: – Ты любишь пелоту[96]?

– Если продаешь, спасибо, не надо.

– Это такая игра – разновидность джай-алай[97]. У меня есть два билета на вечер, а Сюзанна пойти не может. Хочешь?

Трейси, сама не зная почему, ответила «да».


Они поужинали в маленьком ресторане на площади, где пили местное вино и ели confit de canard а l’ail – жаренную в собственном соку утку с жареным картофелем и чесноком. Еда оказалась изумительной.

– Фирменное блюдо, – объяснил Трейси Джеф.

Они обсуждали политику, книги, путешествия, и Трейси догадалась, что ее спутник – очень знающий человек.

– Когда с четырнадцати лет ты сам по себе, все быстро схватываешь. Сначала усваиваешь, что движет тобой, а потом начинаешь понимать, что движет другими. Афера подобна джиу-джитсу. Только в борьбе, чтобы победить, используют силу противника, а в афере – его алчность. Совершаешь первый ход, а все остальное он доделывает за тебя.

Трейси улыбнулась. «Интересно, – подумала она, – сознает ли Джеф, насколько мы схожи?» Ей нравилось его общество, но она не сомневалась: подвернись возможность, и Джеф обведет ее вокруг пальца. С этим человеком следовало держаться настороже, что она и собиралась делать.


В пелоту играли на открытой арене размером с футбольное поле высоко в холмах Биаррица. Арену окружала высокая зеленая бетонная стена, в середине располагалась игровая площадка, с каждой стороны которой было по четыре яруса каменных скамей. В сумерках поле освещалось электрическими прожекторами. Когда Джеф и Трейси пришли, арена была битком набита болельщиками и команды начинали игру.

Игроки по очереди били в бетонные стены и ловили отлетающие мячи в сесты – прикрепленные ремнями к рукам продолговатые корзины-ловушки. Игра оказалась быстрой и опасной.

Когда один из игроков промахнулся, зрители вскрикнули.

– Они что, так это все серьезно воспринимают? – спросила Трейси.

– Здесь ставят большие деньги. Баски – азартная нация.

Зрители прибывали, и мест на скамьях становилось все меньше. В конце концов Трейси притиснули к Джефу. Но если он и ощущал ее тело, то никоим образом не показывал этого. Минуты бежали, а темп и накал игры возрастали, и крики болельщиков эхом раздавались в ночи.

– Это что, так опасно, как кажется? – спросила Трейси.

– Видишь ли, баронесса, этот мяч летит со скоростью почти сто миль в час. Если угодит в голову, человек – мертвец. Но игроки редко промахиваются. – Джеф рассеянно похлопал ее по руке, не сводя глаз с поля.

Игроки знали свое дело – двигались с большим изяществом и самообладанием. Но в середине матча один из них неожиданно направил мяч в стену под неверным углом и смертоносный снаряд полетел в сторону скамей, где сидели Трейси и Джеф. Зрители, ища спасения, попадали на землю. Джеф пригнул Трейси и закрыл собой. Они слышали, как мяч, просвистев над их головами, угодил в боковое ограждение. Трейси лежала и чувствовала на себе тяжесть мускулистого тела Джефа; его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом.

Он еще немного помедлил, затем встал сам и поднял на ноги Трейси. Оба внезапно ощутили неловкость.

– Пожалуй… пожалуй, с меня довольно развлечений, – проговорила Трейси. – Хочу в гостиницу.

Они попрощались в вестибюле.

– Мне понравился сегодняшний вечер, – сказала она, и не солгала.

– Трейси, ты же не всерьез отнеслась к байке Цукермана о затонувшем сокровище?

– Именно всерьез.

Джеф пристально посмотрел на нее:

– Ты все еще подозреваешь, что я сам охочусь за этим золотом?

Трейси не отвела взгляда.

– А разве это не так?

Его лицо стало суровым.

– Желаю удачи.

– Спокойной ночи, Джеф.

Трейси смотрела ему вслед. Наверное, пошел к своей Сюзанне. Бедная женщина!

– Добрый вечер, баронесса, – приветствовал ее консьерж. – Вам сообщение.

Сообщение пришло от профессора Цукермана.


Адольф Цукерман попал в дурной переплет. Очень дурной. Он сидел в кабинете Армана Гранье, настолько напуганный происходящим, что обмочил штаны. Гранье владел нелегальным частным казино, располагавшимся в доме 123 на улице Фриа. Гранье было безразлично, закрылось казино «Мунисипаль» или нет, потому что его клуб всегда посещали богатые господа. В отличие от контролируемых государством заведений в казино Гранье ставки никто не ограничивал, и сюда являлись игроки высокого полета покрутить рулетку, сразиться в девятку или в кости. Среди клиентов Гранье были арабские принцы, английская знать, бизнесмены с Востока и главы африканских стран. По залу сновали скупо одетые девушки и принимали заказы на бесплатное шампанское и виски – Арман Гранье давно усвоил, что богатые больше, чем другие, любят получать все даром. Он мог позволить себе дарить спиртное – рулетка и карты с лихвой покрывали затраты.

В клубе всегда было много привлекательных молодых женщин, которые приходили с мужчинами в возрасте, но с деньгами. В конце концов они обращали внимание на самого Гранье, писаного красавца: правильные черты лица, глаза с поволокой, пухлые, чувственные губы. Но ростом всего пять футов четыре дюйма. И этот контраст красоты и небольшого роста притягивал женщин, словно магнит. Он относился к каждой с напускным восхищением.

– Вы неотразимы, chérie[98], но, к несчастью, я безумно влюблен в другую, – говорил Гранье и не лгал. Вот только эта другая была каждую неделю разная. Ведь Биарриц был неисчерпаемым источником женского очарования, и Арман давал каждой ненадолго прикоснуться к своей персоне.

Он имел надежные связи с преступным миром и полицией, что позволяло ему управлять казино. Гранье пробился от продавца наркоты на побегушках до правителя небольшого царства в Биаррице, а те, кто становился у него на пути, слишком поздно понимали, как опасен этот коротышка.

И вот теперь Гранье подвергал допросу Адольфа Цукермана.

– Расскажи мне подробнее о баронессе, которой ты вкручивал о затонувшем сокровище.

По его тону профессор понял, что сделал что-то не так, очень сильно не так. Цукерман сглотнул застрявший в горле ком и промямлил:

– Она вдова, муж оставил ей кучу денег, и баронесса готова расстаться с сотней тысяч. – Звук собственного голоса немного взбодрил Цукермана, и он продолжал: – Когда получим деньги, наврем, что спасательное судно потерпело аварию и нужно еще пятьдесят. Затем опять сто и так далее, как обычно. – Цукерман заметил, с каким презрением смотрит на него Арман Гранье.