Около двери он остановился и почесал голову под париком.

– Ну вот, я чуть не забыл, зачем приходил. У нас есть билеты в театр Друри-Лейн на сегодняшний вечер. Пойдете с нами? Отлично! Мы остановились в доме лорда Бренкомба на Кондуит-стрит. Боюсь, этот дом ему больше не пригодится, его здоровье резко ухудшилось. Слуги по профессиональным навыкам оставляют желать лучшего, но дом вполне удобный, а Тимоти щедро распоряжается содержимым подвалов своего батюшки.


Кэролайн в малиновом платье, что было на ней в день ее рождения, с изящной диадемой в высокой прическе и с веером, свисающим с тонкого запястья, появилась в гостиной своего будущего тестя. Она присела перед Майлсом в вежливом реверансе, с удовольствием отметив, что на нем великолепный камзол, а волосы завиты и напудрены по последней моде.

Решив сразу дать ему понять, что глупые фантазии, которым она предавалась в часовне, полностью вылетели у нее из головы, она проговорила:

– Добрый вечер, дорогой кузен. Мама послала меня составить вам компанию. Она заканчивает свой туалет.

Но поведение Кэролайн не произвело того эффекта, на который она рассчитывала. Майлс был восхищен простотой ее поведения. Склонившись к руке девушки, он серьезно сказал:

– Вновь видеть вас – это большее удовольствие.

Она улыбнулась краешком ярко накрашенных губ:

– Сэр, забудем о том, что прошло. Я предпочитаю смотреть на вас как на кузена, иностранца, прибывшего к нам издалека и которого надо постоянно развлекать.

Майлс не смог удержаться от смеха.

– Простите меня, маленькая кузина, – проговорил он, любуясь ее румяным личиком. – Порой вы похожи на очаровательного ребенка, а порой – на гранд-даму, придерживающуюся строгих правил. Только не надо обижаться. Я нахожу эту смесь просто восхитительной.

Кэролайн несколько смутилась. Но она решила держать ситуацию в своих руках. Девушка элегантно опустилась на французскую софу, старательно расправив широкий подол платья, чтобы рядом не было свободного места. Майлс подвинул стул поближе к софе.

– А мистер Бренкомб тоже едет с нами? – спросил он с напускной небрежностью.

– К сожалению, нет. Тимоти не любит театр. Он пошел смотреть бой боксеров. – Заметив проскользнувшую в его глазах радость, она поспешно добавила: – Я… Я надеюсь, вы найдете представление интересным. Впрочем, я подскажу вам, когда нужно будет аплодировать… Но почему вы улыбаетесь?

– А вот и еще одна ваша роль, кузина! Роль учительницы, и опять сыгранная вами восхитительно. Но только не подумайте, что я не испытываю благодарности за вашу заботу. Наверняка есть некоторые различия в правилах поведения в театре вашей страны и моей.

Она удивленно распахнула глаза:

– Театры! В вашей стране?

– Разумеется, мисс. В Уильямсбурге превосходные театры. Последняя пьеса, которую я там видел, была «Венецианский купец» мистера Шекспира.

Она с щелчком раскрыла веер, чувствуя, что покраснела от смущения.

– И каким же еще образом вы развлекаетесь, сэр? Кажется, я мало что об этом знаю.

– Пусть вас это не смущает, маленькая кузина. Я обнаружил, что в Англии практически никто не представляет себе наш образ жизни, – с горечью сказал он. – А надо сказать, что он не очень отличается от здешнего. Мы ходим в гости к нашим соседям, как и вы, развлекаем наших друзей музыкой и игрой в карты или в крикет на лужайках. Мужчины имеют обыкновение посидеть компанией в тавернах, тогда как женщины предпочитают посещать магазин дамских шляпок мисс Хантер в Уильямсбурге или модные кондитерские. Кроме того, у нас есть лошадиные бега, охота, военные занятия; танцы в Аполло-Рум в таверне Ралей. Когда происходит Ассамблея, устраиваются официальные балы во дворце губернатора. Словом, у нас не так скучно, как вы думали.

Она не отрывала от него пораженного взгляда.

– Вы… Вы вхожи в резиденцию губернатора?

– Конечно. Меня там особенно привечают, поскольку у лорда Данмоура три незамужние дочери.

Она небрежно спросила:

– И они… красивы?

Майлс шутливо развел руками:

– Что вам ответить? Если я скажу, что они красивы, боюсь, вам будет неприятно это услышать. Если заявлю, что некрасивы, вы заподозрите меня во лжи. Мне знакомо затруднение, которое испытывает мужчина, когда одна женщина просит описать внешность другой.

Она резко закрыла веер.

– Кажется, вы слишком хорошо знаете психологию представительниц прекрасного пола.

Он спокойно улыбнулся:

– Как холостяк, обладающий состоянием и положением в обществе, мне это необходимо. Иначе я давно бы попал в ловушку.

– Вы действительно смотрите на брак как на ловушку?

– Нет, если это брак по любви. Но я встречал слишком много молодых женщин, которые, мило улыбаясь, думали только о моей плантации, тщательно оценивая ее.

Кэролайн опустила глаза.

– Кажется, вы совершенно лишены иллюзий, даже циничны.

– Таким меня сделал жизненный опыт. В Лондоне я обнаружил, что матери незамужних дочерей готовы не замечать тот факт, что я колонист, и только из-за моего состояния и связей. Какой я человек и какие у меня взгляды совершенно их не интересует, тем более послушных и неразвитых дочерей. – Видя, что встревоженная девушка не находит ответа, он взял ее руку. – Прошу прощения, маленькая кузина. Давайте сегодня вечером забудем обо всех обидах, чтобы не портить его своим дурным настроением.

Он опустился рядом с ней на одно колено и взял ее руки в свои.

Она задрожала, сама не понимая отчего: от теплого ли пожатия его пальцев или от внезапной неуверенности в себе. Она испытывала странное беспокойство, что этот человек занимает слишком много места в ее мыслях. Даже когда она считала его своим врагом, у нее не хватало духа ненавидеть его. Между ними существовала какая-то связь, которая…

Дверь открылась, и появилась Амелия. При виде Майлса, стоящего на коленях, она нахмурилась, явно недовольная увиденной сценой.

Майлс встал и с поклоном спокойно сказал:

– Я восхищался рисунком на веере мисс Пенуорден. Кажется, веер китайский? Ваш муж, должно быть, привез много подобных очаровательных безделушек, странствуя по миру?

Нет положения, подумала Кэролайн, из которой он не сумел бы выйти с достоинством. И с внезапным смущением вспомнила, что решила вести себя с ним уверенно, как с Тимоти. А Тимоти за все годы их дружбы ни разу не проявил такой находчивости.


Пьеса закончилась, занавес опустился. Если бы кто-нибудь спросил Майлса о содержании пьесы, вряд ли бы он смог внятно его пересказать. Он старательно смотрел представление, но думал только о сидящей рядом девушке. Он видел, как напряженно она вслушивается в реплики актеров, слышал ее внезапный смех, замечал, как она подносила платок к глазам. Но прежде всего он ощущал ее близость. Ему безумно хотелось прикоснуться к ее обнаженным плечам; изгиб лебединой шеи и темные колечки волос восхищали его. Но что она знала об искушении, о желании, которое способна была возбуждать? Весь ее любовный опыт ограничивался Тимоти Бренкомбом, на которого она смотрела как на брата. В уединении Трендэрроу, в обществе отца-волокиты и флегматичной матери, как она могла знать, какую радость может принести настоящая семейная жизнь?

Стоит ли ему брать на себя смелость и пробудить в ней женщину? Разве могло это привести к чему-нибудь положительному, кроме неуверенности в себе и тревоги? Не лучше ли предоставить принцессе находиться в плену девических иллюзий, довольной и спокойной?

Он поднялся по лесенке в карету капитана и сел в углу напротив Кэролайн, подтянув длинные ноги, чтобы не касаться подола ее платья. В свете фонарей, которые держали ливрейные лакеи, он видел ее улыбку, блестящие от возбуждения глаза.

Кэролайн радостно воскликнула:

– Кажется, я никогда еще не проводила вечер так интересно! Правда, это было замечательно, мама?

Амелия выглянула в окно кареты.

– Пьеса была великолепно сыграна и довольна близка к правде жизни. Для многих путь сердца расходится с понятием о долге.

Капитан громко откашлялся.

– Я никогда не мог понять, как это человек решается стать актером. Расхаживать по сцене, как надувшийся голубь, и произносить глупости с умным видом.

Кэролайн задорно спросила:

– А разве ты сам, папа, не так выглядишь на своем капитанском мостике?

Капитан в восхищении шлепнул себя по колену.

– Я должен был догадаться, мисс, что у вас сейчас же найдется ответ. – Он обернулся к Майлсу: – Вот тебе результат, когда ты позволяешь молодой женщине обвести себя вокруг пальца. Тебя будут поддразнивать, над тобой будут смеяться, каждый твой шаг будут высмеивать, твой…

– Папа! Ты же знаешь, что я о тебе очень высокого мнения и глубоко тебя уважаю!

– Ну, ну, детка. – Капитан наклонился и погладил ее по руке. – Я всего лишь подшучиваю над тобой, как ты надо мной. Не стоит принимать мои глупые шутки всерьез.

Она попыталась улыбнуться, но вновь почувствовала тревогу, которая уже посещала ее. Почему вдруг она стала такой чувствительной? Почему для нее имеет значение, – что подумает о ней Майлс? Ведь через несколько недель он покинет Англию, и вряд ли они еще когда-либо увидятся. Внезапно у нее сжалось сердце при этой мысли. Радостное ощущение от вечера растаяло без следа.

Оставшееся время пути она вряд ли обронила пару слов. Когда экипаж остановился перед домом Майлса, она вжалась в уголок, пряча от света фонаря свое расстроенное лицо, которое могло выдать ее, и едва слышно попрощалась с кузеном.

Дома Майлса ждало письмо Пирса. Мальчик был смущен приемом в Англии. Привыкший к уважению, здесь он столкнулся с насмешками однокашников. Только один парень, писал он своему крестному отцу, проявил к нему некоторое дружелюбие: сын банкира Поль Хардэйкр, которого, к зависти Пирса, отец готовил к службе в армии.

Майлс бросил письмо на стол. Он ничем не мог помочь Пирсу, только призвать его к терпению и посоветовать не обращать внимания на насмешки. Не в его силах было изменить решение матери Пирса дать образование мальчику в Англии. Для самого Майлса жребий был брошен. Он был предан своей далекой родине. С ней он связывал свое будущее. Там он должен будет найти подходящую хозяйку для своего дома, привыкшую к просторам Тайдуотера, а не к уединенной корнуолльской долине; женщину, которая воспринимает разговоры об индейцах и рабах, о ценах на табак и хлопок как естественную составную быта; которая не боится ни жизни, ни любви.