Я: Конечно. Как насчет сегодня после обеда? В час? У меня?

Джордж: Твой адрес у меня в навигаторе. До скорого.

Мне надо было серьезно подготовиться, если я хотела быть во всеоружии к нашему занятию. К счастью, дом до сих пор оставался в приличном виде благодаря вчерашнему визиту съемочной группы. Воспоминание о телесъемке заставило меня поежиться. Мама очень на меня разозлилась, хотя я изо всех сил пыталась держаться «позитивно». Я ведь не сказала ничего ужасного, правда? Она и ее друзья наверняка зависнут где-нибудь допоздна, и я решила провести вольный пятничный вечер, занимаясь расследованием для статьи, над которой мы Грэйс работали.

С помощью миссис Брандт я узнала, что сведения о финансовых ресурсах школ находились в публичном доступе. Мы подали заявку на получение записей и обнаружили, что на школьном сайте был опубликован лишь «краткий обзор», в котором значилась общая сумма, предназначенная на все виды спорта. Мы же хотели увидеть детали.

Базовая зарплата школьного бейсбольного тренера выглядела слишком высокой. Тут точно происходило что-то подозрительное, и я решительно собиралась разобраться в этом.

Раздался легкий стук в дверь спальни, и мой желудок сжался. Мама приотворила дверь и просунула в нее голову. Я закрыла лэптоп и села в позу лотоса.

– Я думаю, мы должны обсудить то, что произошло на записи шоу, – сказала мама, садясь на край моей кровати. Мне хотелось натянуть одеяло на голову, чтобы избежать этого разговора любой ценой, но такой вариант казался мало осуществимым.

– Мам, мне очень жаль, как все в результате получилось, – сказала я, – но мне кажется, у них есть хорошие кадры из тех отрывков, где я была более позитивна.

– Знаешь, как работает реалити-ТВ, Саванна? Они хотят продать самую сенсационную историю, какую только могут. Эта запись будет законной добычей для какого-нибудь редактора, который не знает нас и которого не волнует, какие последствия могут иметь твои слова. Ты сама вручила им оружие.

– Разве мы не можем попросить Арден пропустить некоторые сцены ради нас?

Мама отрицательно помотала головой.

– Она контролирует только процесс записи на камеру. После этого материал попадает в редакционную группу. Я надеюсь лишь на то, что у кого-то окажется более заманчивая история и они сосредоточатся на ней.

У меня внутри все оборвалось. Мама опустила голову на руки и тяжело вздохнула.

– Что сделано, то сделано.

– Мам…

– Я знаю, что ты сожалеешь, Саванна. И я в конце концов переживу эту историю. Но прямо сейчас, думаю, я просто огорчена.

– Как я могу загладить свою вину? – спросила я. Мамин гнев я могла перетерпеть, но ее огорчение ранило меня очень глубоко. Гнев рвет тело на части и вгрызается во внутренности, а огорчение – это медленная ноющая боль, которая поселяется у вас в груди на гораздо более долгое время. Я могла справиться с яростью и неистовством маминого гнева. Но ее огорчение причиняло страдание.

– Мне надо подумать, – сказала она, вставая с кровати. Я закрыла глаза и слушала удаляющийся звук маминых шагов по коридору и снова открыла глаза, только услышав, как закрывается дверь в ее спальню.


Мама наверстывала работу над проектом клиента и, к моему восторгу, была занята, пока я готовилась к занятиям с Джорджем. Я убедила ее держать Фиеро при себе на тот случай, если Джордж не очень любит собак.

– Джордж – это двоюродный брат Грэйс, да? – поинтересовалась мама.

Я поведала ей несколько мелочей о нем, не осмелившись рассказать правду о моей панической атаке в день нашего знакомства. Или о прискорбном случае, когда Джордж на машине чуть не задавил меня в первый же учебный день. И уж о чем я точно не рассказала ей, так это о том, как у меня трепетало в животе при мысли о его приходе или о том, как ясно я представляла себе нашу победу в трехногой гонке и как он крепко прижимает меня к себе после пересечения финишной линии.

– Да, это он, – сказала я с делано безразличным видом. Но мама все сразу просекла.

– У тебя тени на веках? – спросила она с легкой улыбкой.

– Учеба дается мне наилучшим образом, когда я чувствую себя на высоте, а дымчатый макияж глаз реально заводит меня на занятия высшей математикой, – отговорилась я.

– Понятно, – сказала мама, – я подержу Фиеро наверху. Желаю тебе хорошо провести время с Джорджем.

Фиеро немного поскулил, когда я плотно закрыла дверь в мамину комнату и начала свою миссию по избавлению дома от любых компрометирующих деталей, на которые мог наткнуться Джордж.

Часы уже показывали 12:56, и я сидела за нашим кухонным столом, с нетерпением постукивая по нему карандашом. Меня изводила неопределенность от того, что я не знала, был ли он из тех, кто приходит рано (боже, пожалуйста, только не это), вовремя (чуть более приемлемо) или опаздывает (гораздо ближе к моему стилю). Вот почему я так редко тусуюсь с новыми людьми – большую часть времени незнание их повадок заставляет меня нервничать сильнее, чем знакомство того стоит.

Я постаралась спрятать и скрыть все постеры и декоративные подушки с мотивационными лозунгами, которыми мама наводнила дом, чтобы избежать в разговорах во второй половине дня слов «потеря веса» и «здоровый образ жизни». Едва я закончила запихивать в шкаф подушку с надписью «Ешь меньше сахара, ты и так сладкая!», как послышался стук калитки на подъездной дорожке.

Часы только что переключились на 12:57. Из ранних. Я бы хотела сделать вид, что удивилась, но это не соответствовало истине.

Я распахнула переднюю дверь и увидела Джорджа с поднятой рукой, готового постучать в дверь. Он отступил назад в удивлении.

– Я слышала, как подъезжает твоя машина, и обогнала тебя, – сказала я. – Входи.

Странно было видеть Джорджа у себя дома, как будто столкнулись два моих разных мира. Он стал рассматривать наши с Эшли детские фотографии, расставленные по дому, я внезапно пожалела, что не выбрала более нейтральную территорию для занятий. Он видел мою личную жизнь, которую я обычно не показывала ребятам, с которыми занималась.

– Лагерь Снупи? – спросил он, указывая на фотографию, где я рыдала, потому что меня заставили держаться за руку талисмана Снупи.

– Это снято в те времена, когда Mall of America было круто. Мы ездили в лагерь Снупи каждое лето, – пояснила я.

– Мне кажется, у меня есть точно такая же фотография с моей сестрой. Только в нашем случае это она орала как резаная, – сказал он.

– У меня было очень подозрительное отношение к костюмам талисманов. До сих пор с этим борюсь, если честно, – призналась я.

Я отвела Джорджа на кухню, где организовала место для занятий с бумагой для черновиков, несколькими карандашами и таймером на случай, если захотим попрактиковаться в тестах. Лично я лучше работаю в сложной ситуации, поэтому для меня задания на время – это всегда хороший разогрев для занятий математикой.

– Итак, в чем тебе больше всего нужна помощь? – спросила я, пододвигая к нему лист бумаги и карандаш. Он взял карандаш и начал медленно вертеть его между пальцами, а потом достал свой учебник и шлепнул его передо мной, указывая на раздел с квадратичными функциями.

– Квадратичные функции? Так это же чертовски интересно! – воскликнула я.

– Тебе когда-нибудь говорили, что из тебя получилась бы идеальная мисс Фризл[3], если бы кто-нибудь решил переснять «Волшебный школьный автобус»? – спросил он, ухмыляясь.

– А тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что мисс Фризл моя любимая героиня и это для меня комплимент?

– Если честно, я ни в ком не встречал такого энтузиазма к математике, – сказал Джордж, – ты планируешь заниматься ею в колледже?

– Я планирую поехать в штат Индиана, чтобы изучать инженерное дело. А ты? Что ты намерен делать после того, как мы навсегда сбежим из Спрингдейла?

– Скорее всего, что-нибудь связанное с музыкой. Я хочу поехать куда-нибудь, где есть консерватория с классом саксофона, но не могу пока решить, хочу ли я профессионально играть или преподавать.

– О, что угодно, только не учить маленьких детей играть. Эшли раньше играла на флейте, и слушать это было невыносимо, – призналась я.

Он улыбнулся.

– На самом деле это мое любимое занятие. Мне нравится помогать детям осознавать, что музыкой можно заниматься всю свою жизнь. Музыка похожа на тайный язык, на котором они могут говорить с другими музыкантами со всего света, и неважно, кто и откуда.

– Это вообще-то очень мило, – сказала я. Мы встретились глазами и несколько секунд смотрели друг на друга, прежде чем я снова опустила взгляд на учебники. – Итак… Квадратичные функции…

– Можно мне сначала что-нибудь выпить? – спросил Джордж.

– О боже, я действительно самая ужасная хозяйка в мире. Да. У нас есть вода, молоко, апельсиновый сок и какая-то диетическая газировка.

– Диетическая… что? – переспросил он.

– Га-зи-ров-ка, – сказала я по слогам. – Ну, знаешь, типа диетической колы.

– Ты хочешь сказать, содовая?

– Я хочу сказать, что ты теперь живешь на Среднем Западе, Джордж, и тебе надо смириться с газировкой вместо содовой, куда бы ты ни пошел.

– В таком случае я буду диетическую.

– Диетическую – что? – переспросила я. – Если ответишь правильно, я даже положу тебе льда.

– Газировку. – Он поморщился и затем широко улыбнулся. – Диетическая кола моя слабость, иначе бы я так легко не сдался.

– Ну-ну, конечно, – улыбнулась я так же широко.

Я принесла стакан с колой, он картинно отхлебнул из него и издал громкое «ах!», как в рекламе, чем очень рассмешил меня. Я придвинула к себе бумагу и начала писать вверху страницы заголовок «Квадратичные функции, глава 3», когда передняя дверь открылась и в кухню ввалился чрезвычайно взволнованный Фиеро.

– Фиеро захотел поздороваться, – сказала мама, входя следом за ним.

Пес буквально набросился на Джорджа, изо всех сил стараясь обслюнявить все его лицо. Джордж почесал ему за ушами, именно так, как тому нравилось, и они моментально стали лучшими друзьями. Заслужить милость Фиеро легко – просто дайте ему что-нибудь со стола или хорошенько почешите за ушами, и он будет есть у вас с ладони.