– Что это? – повторяет он.

– Приехала выйти за тебя замуж, если ты все еще этого хочешь. – Мне кажется, сейчас не время ходить вокруг да около.

Никакой реакции. Бросает взгляд на дорогу у меня за спиной:

– Кто тебя привез?

Качаю головой:

– Я приехала одна.

– Что-нибудь случилось при дворе?

– Нет, все как нельзя лучше. Они собираются пожениться, она ждет ребенка. У Говардов прекрасные виды на будущее. Буду тетей английского короля.

У него вырывается короткий лающий смешок. Опускаю глаза, вижу свои грязные башмаки, запачканный подол платья и тоже смеюсь. Его взгляд теплеет.

– У меня ничего нет, – предупреждает Уильям. – Как ты совершенно справедливо когда-то заметила, я пустое место.

– У меня тоже ничего нет, кроме ста фунтов в год, да и те потеряю, когда поймут, куда я делась. И я без тебя жить не могу.

Делает движение, будто хочет притянуть меня к себе, но отступает:

– Не могу же я тебя разорить. Этого еще не хватало – лишиться денег из-за любви.

Меня бьет дрожь от его близости, от желания очутиться в его объятиях.

– Не имеет значения. Клянусь, больше ничего не имеет значения.

Он раскрывает объятия, я делаю шаг вперед и почти падаю ему на руки. Он хватает меня, с силой прижимает к себе, покрывает поцелуями грязное лицо, целует веки, щеки, впивается в губы, я отвечаю на поцелуй. Поднимает на руки, переносит через порог, потом вверх по лестнице в спальню, на кровать с чистыми полотняными простынями – к счастью.


Гораздо позже, посмеявшись над следами укусов, он наполняет большую деревянную ванну, ставит на кухне перед огнем, я погружаюсь в горячую, благоухающую воду, а Уильям тем временем расчесывает мне волосы. Корсаж, юбка, белье – все нуждается в стирке, так что он настаивает: я должна надеть его рубашку и штаны, которые на поясе приходится заложить в складки. Закатываю штанины, становлюсь похожа на матроса на палубе. Он отводит мою лошадь на луг; освободившись от седла, она с удовольствием катается по земле, а потом пускается наперегонки с охотничьим конем Уильяма, взбрыкивая и выбрасывая ноги, как жеребенок. Потом Уильям готовит мне большую порцию овсянки с желтым медом, мажет пшеничный хлеб маслом, нарезает толстыми ломтями мягкий местный сыр. Смеется над моим рассказом о путешествии вместе с Джимми, бранит за то, что отправилась в путь одна, снова затаскивает меня в постель, и мы опять друг у друга в объятиях. Только когда стемнело, наконец, снова проголодавшись, встаем.

Ужинаем на кухне, при свечах. В мою честь Уильям зарезал старую курицу, зажарил на вертеле. Я вооружилась парой перчаток – мне поручено поворачивать вертел, пока Уильям режет хлеб, цедит эль, достает из погреба масло и сыр.

Закончили ужин, пододвинули стулья к огню, выпили друг за друга. Наступила удивительная тишина.

– Просто не верится, – произнесла я через некоторое время. – Я думала только о том, как до тебя добраться. Не представляла, какой у тебя дом, что мы будем делать дальше.

– А теперь?

– Даже не знаю, что и думать, – признаюсь я. – Наверное, привыкну. Буду женой фермера.

Наклонился, подбросил в огонь брикет торфа, подождал, пока огонь не разгорится, спросил:

– А твоя семья?

Я пожала плечами.

– Ты хоть записку оставила?

– Нет.

Он расхохотался:

– Любовь моя, о чем ты только думаешь?

– О тебе. Я вдруг поняла, как сильно тебя люблю, и могла думать только о том, что должна до тебя добраться.

Он протянул руку, погладил меня по волосам.

– Хорошая девочка, – сказал одобрительно.

Я рассмеялась:

– Хорошая девочка?

Уильям не смутился:

– Да, очень хорошая.

Наклонила голову, его рука скользнула ниже, на шею, он легонько сжал мой загривок, так кошка держит котенка. Закрываю глаза, тая от его прикосновения.

– Тебе нельзя оставаться, – мягко сказал Уильям.

Удивленно открыла глаза:

– Что?

Он поднял руку, останавливая поток вопросов:

– Не думай, что я тебя не люблю, как раз наоборот.

– Из-за денег? – испугалась я.

Он покачал головой:

– Из-за детей. Если ты останешься у меня, никого не предупредив, не заручившись ничьей поддержкой, у тебя отнимут детей, ты их больше никогда не увидишь.

Я закусила губу.

– Анна так и так может их забрать.

– Или вернуть, – напомнил он. – Ты говоришь, она ждет ребенка?

– Да, но…

– Если родится мальчик, твой будет не нужен. И мы окажемся тут как тут, когда она бросит его за ненадобностью.

– Думаешь, удастся вернуть сына?

– Не знаю. Но надо быть при дворе, чтобы иметь возможность бороться. – Тепло его рук ощущается даже через полотняную рубаху. – Я вернусь вместе с тобой. Оставлю кого-нибудь вести дела на ферме, король найдет мне место. Сможем быть рядом, пока не поймем, куда ветер дует. Заберем детей, если получится, и тогда уж вернемся сюда.

Он запнулся, помрачнел, спросил смущенно:

– Моя ферма достаточно хороша для них? Они выросли в Хевере, и тут рядом огромный дом, принадлежащий вашей семье. Они благородного происхождения, а что я могу им предложить?

– Они будут с нами. Получат новую семью, может, не такую аристократическую, зато любящую, отца и мать, поженившихся по любви, а не из-за денег и положения. Им будет лучше, а не хуже.

– А тебе? Это не Кент.

– Но и не Вестминстерский дворец. Я приняла решение, когда поняла – тебя мне ничто не заменит. Ты мне нужен, и чего бы это ни стоило, я буду с тобой.

Крепко сжал мне плечи, перетащил с табурета к себе на колени, прошептал в самое ухо:

– Скажи еще раз, вдруг мне просто приснилось.

– Ты мне нужен. Чего бы это ни стоило, я буду с тобой.

– Выйдешь за меня? – спросил Уильям.

Закрыла глаза, уперлась лбом ему в грудь:

– Да, да.


Мы поженились, как только просохло мое платье, потому что я наотрез отказалась идти в церковь в его штанах. Священник знал Уильяма, уже на следующий день он открыл для нас церковь и с головокружительной скоростью совершил обряд. Мне было все равно. Первый раз я венчалась в королевской часовне Гринвичского дворца, в присутствии короля, а не прошло и нескольких лет, как брак стал прикрытием любовной интрижки и закончился смертью. Эта свадьба, такая простая и незамысловатая, сулила совсем другое будущее – жизнь с человеком, которого люблю. Рука об руку мы возвратились домой, где нас ждал свадебный завтрак – свежий домашний хлеб и окорок, который Уильям закоптил собственноручно.

– Надо и мне всему научиться. – Я беспомощно подняла взгляд на стропила, с которых свисали три оставшихся свиных ноги.

– Ничего тут нет трудного, – рассмеялся Уильям. – И мы обязательно наймем служанку, а когда пойдут ребятишки, меньше чем двумя женщинами не обойтись.

– Ребятишки? – Моя первая мысль о Екатерине и Генрихе.

– Наши дети, – улыбаясь, объяснил мой муж. – Наполним дом маленькими Стаффордами, разве нет?


На следующий день мы выехали обратно в Вестминстер. Я сразу же отослала брату письмецо с лодочником, заклиная его сообщить Анне и дядюшке – я заболела, испугалась, что это горячка, и поэтому покинула двор, никому ничего не говоря, и уехала в Хевер, пока не поправлюсь. Ложь, столь неумелая и запоздалая, вряд ли могла кого-нибудь обмануть, но в связи с замужеством и беременностью моей сестрицы всем, конечно, не до меня.

Мы вернулись в Лондон на барке, погрузив туда же двух лошадей. Я ехала с тяжелой душой, мне куда больше хотелось оставить двор, жить с Уильямом в деревне, не пришлось бы нарушать его планы, отрывать от фермы. Но Уильям настроен решительно:

– Ты не сможешь без детей. Не хочу брать грех на душу.

– Очень благородно, – бросила я в сердцах.

– Несчастная жена – последнее дело, – подбодрил он меня. – Не забудь, я провожал тебя из Хевера в Лондон. Знаю, какой несчастной ты можешь быть.


Мы доплыли быстро – помогли прилив и попутный ветер. Пристали к ступеням Вестминстера, я сошла на берег, а Уильям повернул к пристани, чтобы выгрузить лошадей. Условились встретиться возле главного зала через час, а пока надо узнать все новости.

Пошла прямо к Джорджу. Странно, дверь заперта. Постучалась условным болейновским стуком, подождала ответа. Послышалась какая-то возня, потом дверь приоткрылась.

– А, это ты! – сказал Джордж.

Фрэнсис Уэстон поправлял камзол.

– О! – Я сделала шаг назад.

– Фрэнсис упал с лошади, – объяснил брат. – Ты уже можешь ходить?

– Да, но лучше мне отдохнуть.

Он отвесил поклон и вышел, сделав вид, что не замечает, в каком виде мое платье и накидка, – непрерывная носка и стирка кое-как даром не проходят.

Дверь закрылась, я повернулась к брату:

– Прости, Джордж, но мне необходимо было уехать. Можешь солгать ради меня?

– Уильям Стаффорд?

Я кивнула.

– Так я и думал. Боже, какие мы оба идиоты!

– Почему оба? – спросила с опаской.

– Каждый на свой лад. Поехала и получила его?

– Да. – Я не осмеливалась довериться даже брату, с новостями о нашем браке лучше повременить. – Мы вернулись вместе. Найдешь ему место при короле? Он не может снова пойти к дяде на службу.

– Надо подумать. Подыщем что-нибудь, Говарды сейчас в силе. Но что вам делать при дворе? Вас сразу же разоблачат.

– Джордж, пожалуйста, я же ничего никогда не просила. Все получили от Анны должности, земли, деньги, только я никогда ничего не хотела, кроме своих детей, а она отняла у меня сына. Это моя первая просьба.

– Вас поймают, – предупредил брат. – Тебя ждет бесчестье.

– У всех свои тайны. Даже у Анны. Я храню ее секреты, я храню твои, прошу тебя, сделай то же самое для меня.

– Да ладно тебе. – Брат не слишком доволен. – Только, пожалуйста, будь благоразумна. Больше никаких верховых прогулок наедине, и умоляю: не забеременей. Если дядя подыщет тебе мужа, придется покориться, любовь там или нет.