Я повернулась и отправилась исполнять что приказано, и как раз в эту минуту в зале показался Уильям Стаффорд. Он низко поклонился при виде меня:

– Леди Кэри. – Другой поклон брату. – Лорд Рочфорд.

– Иди! – Брат легонько меня подтолкнул. На Уильяма он и внимания не обратил. – Иди скажи ей.

Нечего делать, пришлось мне поторопиться, я не могла даже коснуться руки Уильяма, сказать ему «доброе утро».


Король и Анна провели взаперти целое утро, обсуждая решение Томаса Мора. Отец и дядюшка были с ними, не говоря уже о Кранмере и секретаре Кромвеле. Все они на стороне Анны, всем им хотелось, чтобы церковная власть и церковное богатство оказались в руках короля. К обеду король и Анна вышли в полной гармонии, она сидела по правую руку короля, словно настоящая королева.

После обеда наша парочка, отослав всех придворных, удалилась в опочивальню короля. Джордж поднял брови, хмыкнул выразительно, прошептал:

– Неплохо, если только из этого выйдет маленький наследничек, Мария.

Брат отправился играть в карты с Фрэнсисом Уэстоном и другими приятелями, а я вышла в сад посидеть на солнышке и посмотреть на реку. Ладно, полно себя обманывать, все, чего ты хочешь, – это Уильям Стаффорд.

Стоит только пожелать, и он тут как тут.

– Вы меня искали утром, милая госпожа? – спросил он.

– Нет, – солгала я. – Брата.

– Меня или нет, но я-то вас искал, – отозвался он. – И рад-радешенек, что нашел. Право, ужасно рад, милая госпожа.

Я чуть подвинулась на скамейке, жестом пригласила сесть. Секунда – и он уже рядом со мной. Как бьется сердце. Этот запах, теплый дразнящий запах мужского тела, запах волос, мягкой кудрявой бороды. Невольно я потянулась к нему, с трудом заставила себя сидеть прямо.

– Я еду с вашим дядюшкой в Кале. Может, смогу и вам услужить во время путешествия.

– Благодарю.

Краткое молчание.

– Простите мою грубость вчера. Я боялась, Анна заметит. Ничего не могу сделать, пока мой сын принадлежит ей.

– Я понимаю, – быстро откликнулся Уильям. – Просто в тот момент… у меня в руках была ваша ножка. Ни за что не хотел отпускать.

– Не могу я быть вашей любовницей, – почти прошептала я. – Сами знаете почему.

Он кивнул:

– Но вы меня искали утром.

– Да. – Наконец честный ответ. – Не могла вынести еще мгновение без тебя.

– Я бродил по саду под окнами, надеялся тебя повидать. Столько времени там провел, что лучше бы уж лопату захватил – хоть какая-то польза была бы.

– Любишь огородничать? – хмыкнула я, представив себе лицо сестрицы, когда я объявлю, что влюбилась в садовника. – Этим делу не поможешь.

– Но болтаться у дам под окошками словно сводник какой-то? Лучше уж огородничать. Мария, что нам делать? Чего ты хочешь?

– Не знаю. – Это была совершенная правда. – Мне кажется, я схожу с ума; будь у меня честный друг, лучше бы ему меня связать, пока безумие не пройдет.

– Думаешь, пройдет? – спросил он, словно такая мысль ему никогда в голову не приходила.

– Конечно. Это же просто причуда, страстишка. Ну случилось такое с нами обоими одновременно. Если бы я на тебя положила глаз, а ты бы и внимания на меня не обращал, я бы пострадала маленько, поглядела бы на тебя преданным взором, а потом бы все прошло.

– Мне бы такое пришлось по вкусу, – улыбнулся он. – Может, попробуешь?

– Мы оба скоро будем над собой смеяться.

Я думала, он начнет спорить и возражать. По правде сказать, я надеялась – пусть скажет, что это настоящая любовь, а мне должно следовать велению сердца, невзирая на то, какую придется платить цену.

Но он только кивнул:

– Страстишка, говоришь? И ничего больше?

Я удивленно взглянула на него.

Уильям вскочил на ноги.

– И когда ты собираешься выздороветь? – спросил он, будто его это нимало не касалось.

Я тоже поднялась – наши тела так близко. Каждая косточка моего тела тянется к нему; что бы я там ни говорила, больше всего на свете мне хочется коснуться его.

– Ну подумай, пожалуйста, – ласково начал он. Губы так близко к моему уху, теплое дыхание касается прядки волос, выбившейся из-под чепца. – Будешь моей любовью, моей женой. Возьмем Екатерину, хорошо? Ее у тебя не отнимут. А когда Анна родит своего, она нам и нашего Генриха отдаст.

– Он не наш Генрих. – Я пытаюсь остатками здравого смысла защититься от настойчивого голоса, теплоты дыхания.

– А кто ему первого пони купил? Кто ему первую лодочку вырезал? Кто научил определять время по солнцу?

– Ты, – согласилась я. – Только никому до этого и дела нет.

– Может, ему будет до этого дело.

– Он еще совсем малыш, ничего сказать не может. И Екатерина ничего никогда не скажет. Просто еще одна девчонка Болейн, они отправят ее туда, куда им будет нужно.

– Тогда сама вырвись из плена, и детей мы постараемся спасти. Нечего тебе быть еще одной Болейн. Ни минуты больше. Станешь миссис Стаффорд, единственной и неповторимой миссис Стаффорд, владелицей собственных полей и фермы, научишься отжимать сыр и ощипывать цыплят.

Я рассмеялась, а он поймал мою руку, большой палец ласкает ладошку. Против воли я сжала пальцы, и вот мы стоим, взявшись за руки, на теплом солнышке, и мне, словно мечтательной девчонке, подумалось: «Рай земной».

За спиной послышались шаги. Я выдернула руку, словно обожглась. Резко обернулась. Благодарение Богу, это Джордж, а не его жена-шпионка. Брат перевел взгляд с моего пылающего лица на невозмутимую физиономию Уильяма, недоуменно поднял брови:

– Сестра?

– Уильям мне только что объяснил, что моя лошадь прихрамывает, – бросила я в ответ первое, что в голову пришло.

– Я уже начал припарки, – быстро вставил Уильям. – Леди Кэри может взять другую лошадку из королевских конюшен, пока Джесмонда не поправится. На пару дней, не больше.

– Ну и отлично, – сказал Джордж.

Уильям поклонился, повернулся, чтобы уйти.

Я не сказала ни слова, не задержала его, смелости не хватило, даже перед Джорджем, любимым братом, которому я бы любой секрет доверила. Уильям ушел, по спине видно, расстроенный и обиженный.

Джордж заметил, как я гляжу ему вслед.

– Хорошенькая леди Кэри и ее небольшие страстишки? – спросил брат беззаботно.

– Похоже на то, – согласилась я.

– Это и есть никто, ничто и звать никак?

– Да, – уныло кивнула я.

– Не стоит, право, не стоит. Анне сейчас надобно быть непорочной как снег – до брачного дня. Особенно если она уже залезла в постель к королю. Мы теперь все на виду. Если тебе его хочется, потерпи, сестричка, пока Анна не выйдет замуж. Мы с тобой должны быть целомудренней ангелов, ну а Анна – чище шестикрылого серафима.

– Да не собираюсь я с ним в стоге сена валяться, – возразила я. – У меня репутация безупречная, не то что у тебя.

– Тогда скажи ему – пусть перестанет на тебя пялиться, будто хочет съесть живьем. Этот бедняга, похоже, совсем голову потерял.

– Ты так думаешь? – жадно переспросила я. – Правда, Джордж?

– Спаси нас Господь. Сдается мне, подлил масла в огонь. Да, взгляд у него совсем безумный. Скажи ему, пусть потерпит, пока Анна не обвенчается и не станет английской королевой. А тогда ты сама себе хозяйка.


Из спальни Анны доносились звуки шумного спора. Джордж и я только что вернулись с верховой прогулки, взглянули на свиту Генриха и придворных дам Анны: все притворяются, что вовсе и не слушают, а на самом деле навострили уши и ловят каждое слово из-за толстой двери. Гневный голос Анны, недовольный бас короля.

– Зачем они ей нужны? Ну зачем? Она что, опять вернется ко двору на Рождество? Сядет на мое место, а меня выкинут отсюда, теперь, когда вы меня добились?

– Анна, ради бога!

– Нет, если бы вы меня любили, мне бы и спрашивать не пришлось! Как я могу ехать во Францию в каких-то побрякушках, а не в украшениях, подобающих королеве? Что вы думаете – повезете меня во Францию, маркиз с парой дешевых бриллиантиков?

– Эти бриллианты дешевыми не назовешь…

– Но и не королевскими!

– Анна, их для нее купил мой отец, когда она первый раз вышла замуж. Я тут ни при чем…

– Как это вы ни при чем? Они принадлежат английской короне, они подарены королеве. Если я буду королевой, значит они принадлежат мне. Если она королева – они ее. Вам выбирать!

Голос Генриха достиг громового рыка:

– Бога ради, что тебе еще надобно? Я все для тебя сделал. Окружил тебя такими почестями, какие ни одной женщине в мире не доставались. Чего тебе еще надо? Платье ее? Чепец с головы?

– И того и этого и всего остального, – кричала Анна в ответ.

Генрих распахнул дверь, все заговорили преувеличенно оживленно, будто не замечая короля. Потом, как по команде, повернулись, принялись низко кланяться.

– Увижу вас за ужином, – ледяным тоном бросил король Анне через плечо.

– Не увидите, – громко ответила она. – Меня уже тут не будет. Поужинаю в дороге, а завтракать буду в Хевере. Вы со мной обращаетесь без достойного уважения.

Он повернулся, вошел в спальню, резко захлопнул за собой дверь. Все придворные опять навострили уши – не увидеть, так хоть услышать.

– Вы меня не оставите.

– Я не буду королевой наполовину, – прозвучал страстный голос. – Либо я ваша, либо нет. Либо вы меня любите, либо нет. Либо я ваша, либо ничья. Со мной ничего не бывает наполовину, Генрих.

Послышался шелест платья – ясное дело, полез обниматься – и радостный вздох сестры.

– Получишь все бриллианты королевской сокровищницы и барку королевы в придачу, – хриплым от страсти голосом пообещал король. – Будет у тебя все, что твоей душе угодно, коли дала то, о чем я так мечтал.

Джордж встал и поплотнее закрыл дверь.

– Партию в карты? – объявил он весело. – Сдается мне, времени у нас предостаточно.

Сдавленные смешки, кто-то вынул колоду карт, кто-то стаканчик с костями. Я послала пажа за музыкантами, пусть будет побольше шума, а то вдруг ненароком услышим, что там творится в спальне. Носилась между придворными, чтобы убедиться: каждый занят игрой, пока король и Анна заняты любовью. Всеми силами пыталась отогнать зловещую картину: королеву перевозят в новый дом, куда менее удобный, приезжает посланец от короля с приказом отдать драгоценности – ее собственные кольца, браслеты и ожерелья, любовные приношения, которые он ей дарил. И зачем – затем, что моя ненаглядная сестрица хочет покрасоваться во Франции.